— Тесак — краснолюд, — заметил Геральт, но Иорвет только отмахнулся, задумавшись о чем-то своем.

— Где найти этого Эйнара? — Эрика решила, что в любом случае у мастера-мечника осталось немало приличных клинков. Золтан объяснил в двух словах — бывшая кузница Хаттори находилась в том же квартале, что и «Шалфей и розмарин».

— Я, пожалуй, тоже к нему зайду, — выдал ведьмак, с тоской поглядев на собственный стальной меч. — Разживусь клинком получше. Перед встречей с Менге.

И нехорошо прищурил свои кошачьи глаза с вертикальными зрачками.

— Ты что же, Эрика, — Золтан икнул, — теперь фехтовать будешь?

— Да куда мне, — усмехнулась девушка. — Но лучше иметь клинок, чем не иметь вовсе. Может, выберу что-нибудь по руке.

Геральт встал, упершись обеими ладонями в столешницу, пожелал всем доброй ночи, и, пошатываясь, побрел наверх, в свою комнату. Вслед за ним поспешил распрощаться Золтан, очевидно, смекнув, что к чему, и желая оставить девицу и эльфа наедине. Только Ард молчаливо и недобро глядел из угла — под тяжелой складкой кожи на лбу его глаза посверкивали зеленым.

— Не уходишь, — полуутвердительно произнес Иорвет, в упор поглядев на девушку. В его взгляде было больше любопытства, нежели привычной, хищной злобы.

— Не лучшее время для разговоров, — вздохнула Эрика, заметив, как сидх наполняет кружку краснолюдским пойлом. — Но другого может не быть.

А про себя додумала, что в этом мире, где жизнь стоит не дороже ломаного гроша, медлить и затягивать с объяснениями не стоит. Ведь завтра, а то и сегодня, может быть, прямо сейчас, жизнь может оборваться от бандитского ножа в темной подворотне, от палаческого топора или веревки на виселице, даже от заурядной царапины ржавым гвоздем.

— Поговорим, — выдержав долгую паузу, согласился эльф. — О чем?

Вопрос застал девушку врасплох. Она была почти уверена, что Иорвет намерен выяснить отношения раз и навсегда, что он ожидает ее прощения или первого шага навстречу, но, боги, как же наивно она ошибалась! Дерзкая ухмылка сидха разом перечеркнула все пути к мирной беседе.

— О фехтовании, блять, — вспылила Эрика. В горле резко пересохло, она схватила первую попавшуюся под руки кружку, и сделала долгий глоток. По счастью, в ней оказался не самогон, а реданский лагер — теплый, выдохшийся, с опавшей пеной.

— Можно и о фехтовании, — эльф глумливо осклабился.

— Скажем, у меня есть клинок, — в тон ему продолжила эту странную игру девушка. — Обоюдоострое лезвие без рукояти. И выбросить жаль, и носить тяжело, да к тому же порезаться можно.

— Выбросить жаль, значит? — Иорвет подался вперед, уловив намек. — И носить тяжело? — эльф цокнул языком и его голос наполнился ядом. — Экая печаль.

— Да уж, веселого мало, — вздохнула девушка, не сводя пристально взгляда с эльфа. — Очень мало веселого, говорю, когда трехсотлетний Aen Seidhe ведет себя, как заносчивый мальчишка.

— Придержи язык, beanna, — рыкнул эльф, одним резким движением перегнувшись через стол и нависнув над Эрикой, гневно раздувая точеные ноздри. — Я тебя за собой не звал!

Девушка сначала остолбенела от такой дерзости, но расправила плечи, вздернула подбородок и ответила ледяным тоном:

— А я не просила тебя остаться. Так почему ты все еще здесь?

— Помогаю ведьмаку, — прошипел эльф.

— Да плевать тебе было на ведьмака с самого Вергена, — Эрика наклонилась ближе, так, что лицо Иорвета оказалось в опасной близости от ее лица. — Меня-то ты можешь обманывать сколько угодно, мне не привыкать. Но себе не лги.

— Я начинаю жалеть, что тебя не убил, — устало произнес эльф, возвращаясь на свою лавку и прикладывая ладонь ко лбу. — Чего ты хочешь?

— От тебя? — фыркнула девушка. — Да что с тебя взять? С разбойника и убийцы, которого разыскивает вся чертова ватага Радовида?

— Довольно! — Иорвет вскочил, ударив кулаком по столу, так, что кружки подпрыгнули, выплескивая остатки краснолюдского пойла, а бутылка, упав на выпуклый бок, шустро покатилась на пол. Эльф поймал ее ловким изящным жестом, и водворил на место.

— Вот и поговорили, — Эрика поднялась из-за стола, шумно отодвинув стул. Под тяжелым эльфским взглядом, подернутым мутной алкогольной пеленой, было неуютно до дрожи.

— Наорались? — ведьмак, сонный и растрепанный, возник из темноты, как привидение. — Не мое это дело, конечно, но выражать свои чувства можно и другим способом.

— Это каким же? — девушка уставилась на ведьмака, заломив бровь.

— Да таким, — Геральт хмыкнул. — Древнейшим.

— Vatt’ghern, a’baeth me aep arse, — прошипел сидх, догадавшись о чем идет речь.

— Поддерживаю, — неожиданно для самой себя добавила Эрика. Этот оборот на Старшей Речи она выучила еще в Велене, с легкой подачи ведьмака.

Иорвет как-то странно на нее поглядел, чуть склонив голову на бок, как волк смотрит на заблудившегося человеческого детеныша, раздумывая, то ли прибить лапой, то ли утащить в свое логово к остальным щенкам.

— Ну вот, хоть какое-то согласие, — развел руками Геральт, посмеиваясь.

Эрика, решив, что на сегодня достаточно, шумно вдохнула, и, свистом подозвав собаку, быстро взбежала по лестнице, словно за ней гналась стая призраков. Если бы на массивной входной двери в ее комнату была сотня замков, она закрыла бы все. И окно заколотила бы, прихвати с собой гвозди и молоток. Только чтобы чертов эльф не вошел сюда сегодня ночью.

***

Тем временем ведьмак уселся на лавку, и залпом допил выдохшееся теплое пиво.

— N’aen dearme? — хмуро поинтересовался эльф, снова раскуривая погасшую трубку.

— Поспишь тут, — проворчал Геральт, заглядывая под крышки в поисках остатков еды. — Вы так орали, что не удивлюсь, если сюда все мертвецы с окрестных кладбищ сползутся. Разбуженные.

Иорвет фыркнул, как рассерженный кот.

— Ну давай, спроси и ты, почему я все еще здесь, — иронично бросил он, предчувствуя если не разговор по душам, то некое его подобие. — Спроси, почему я, бывший офицер Врихедд, убийца и садист, мясник, как величал меня твой приятель Ярпен Зигрин, не могу сладить с одной чертовой человечьей бабой.

— Йорвет, — ведьмак снисходительно поглядел на собеседника. — Да ты пьян. Больше скажу, ужрался ты в говно, раз ведешь со мной подобные беседы.

— Пусть так, — не стал отпираться сидх, и отчего-то вся эльфская спесь разом стерлась с его лица. — Вы, dh’oine, живете мало и плодитесь, как кролики, уничтожая все, к чему прикасаетесь. Но вы живете, — в его голосе забурлила ненависть. — А мы… мы уже давно мертвы. Я презирал Aen Seidhe, которые ушли в ваши города, которые предпочли ваши законы и ваших женщин. А потом, — он помолчал немного, словно раздумывая, продолжать или нет, — понял. Иногда нужна лишь одна bloede foile beanna, чтобы снова почувствовать себя живым.

— Это любовь! — ведьмак многозначительно поднял вверх указательный палец.

В ответ Иорвет разразился долгой, непереводимой тирадой на Старшей Речи, состоящей из фраз и идиом, не произносимых в приличном обществе.

Neen! Foile taedh! — Не может быть! (здесь) Безумный бард!

Ghoul y badraigh mal an cuach — страшное ругательство

Bloede dh’oine — чертовы люди

beanna — женщина

Vatt’ghern, a’baeth me aep arse — неприличное пожелание ведьмаку))

N’aen dearme? — не спится?

bloede foile beanna — чертова сумасшедшая баба

*почему-то на многих сайтах указано, что цитата принадлежит Весемиру, но в Саге диалог ведут Цири и Койон — после тренировки в Каэр Морхене.

______________________________________________

Автор осознает, что глава скатилась в какой-то сюр и лютый стеб, но спишем все на краснолюдский спирт. В конце концов, в суровой скоя’таэльской жизни должно быть место пьянкам и задушевным разговорам с ведьмаками, разве нет?)

========== 10. Проповедь Неравнодушного ==========

Говоришь, что тебя преследует чудовище. Чего ты боишься?

Если оно на тебя нападёт, скажи ему, что обожаешь чудовищ,

оберегаешь их и следишь за тем, чтобы ни один трупоедский ведьмак не нарушил их покоя.

Ну, а уж если и после этого чудовище выпотрошит тебя и сожрёт, значит,

оно чудовищно неблагодарное чудовище.

Геральт из Ривии

День не заладился с самого утра.

Эрика бестолково смотрела на измятую серую шелковую сорочку, на черный от копоти, тяжеленный чугунный утюг, на тлеющие в очаге алые угли, на особые щипцы для выкладывания углей в зубастое жерло утюга, и подумывала о найме горничной. Медный таз, в котором со вчерашнего дня кисла вода после чистки одежды от канализационной жижи, начинал подванивать. Яростно хотелось выплеснуть его в окно, чтобы не спускаться по лестнице на глазах у эльфа в обнимку с дурно пахнущей водицей.

Девушка распахнула ставни, впустив в комнату утреннюю прохладу. У соседнего здания, опершись кулаком в стену, уныло блевал полуголый мужик. На крыше, прямо над ним, отчаянно голосила красноклювая чайка.

— Доброго утречка, — мрачно поздоровалась сама с собой Эрика, выплескивая воду из окна. Блюющий у стены покосился на нее, исторг из себя длинный заковыристый мат, и, шатаясь, побрел в сторону канала. Чайка заткнулась.

В воздухе резко запахло свежестью — так сильно, что перебило весь новиградский смрад. Сплошной стеной хлынул дождь.

Безо всяких ветров, громов и молний, без предварительной мороси и духоты — просто ливанул изо всех сил, как будто мир перевернулся, обрушив реки, моря и океаны на высушенную летним зноем землю. А может, подумалось Эрике, это кара здешних богов за вылитый на двор таз? По мощеной узкой улочке мгновенно устремился мутный, бурный поток воды вперемешку с помоями, мусором, досками и трупиком крысы. Девушка отошла от окна, надеясь, что стихия не подтопит уютный «Шалфей и розмарин». Обернула руки плотными ухватками, вздохнув, взяла утюг, открыла протяжно скрипнувшую крышку, и положила в железное нутро несколько углей. Осторожно, для пробы, провела носиком утюга по серому льняному покрывалу. Хозяйственный инструмент, что большее напоминал пыточный, фыркал и скрежетал, коптил и испускал ощутимый жар. Стопка мятых рубашек, готовящихся к переезду из сундука в шкаф, ожидала своей участи.