И так же нежданно-негаданно вдруг закапало с потолка.

Эрика успела отскочить, не выпустив утюг из рук, в тот самый миг, когда из образовавшейся дыры в потолке с чердака плюхнуло водой. По выбеленной стене побежали серые струйки, сливаясь на полу в большую грязную лужу. Второй плюх застал девушку врасплох, окатив с головы до ног и заставив утюг зашипеть и подавиться горячим паром. Пальцы разжались сами собой, и чугунный монстр с потухшей пастью шлепнулся прямиком в медный таз, уже до краев полный серой воды.

— Что за напасть, — обреченно вздохнула девушка, делая еще один шаг назад, ближе к кровати, в сухую пока еще часть комнаты. Шелковые сорочки, купленные у Элихаля, — изумрудно-зеленая, винно-красная, серая, охряная и белоснежная, — смялись в мокрую груду тряпья под струями мутной воды. — Курва!

Дверь распахнулась, и на пороге застыл, раскрывши рот, Золтан.

— Сиськи Мелитэле! — всплеснул руками краснолюд. — Крыша течет!

— У кого? — хмуро возник позади него ведьмак. Из-за задушевной ночной пьянки с Иорветом он не выспался, и по помятому припухшему лицу явно было видать зарождающееся тяжкое похмелье.

Эрика ничего не ответила, только про себя попросила здешних богов избавить эту ситуацию от участия эльфа. Но они оказались слепы и глухи к мольбам, как и все божества всех ведомых и неведомых миров. Иорвет, придержав за плечо застывшего на месте Золтана, вошел в комнату, все еще покачиваясь, как баркас на волнах, и тоже замер, почему-то уставившись не на протекающую крышу, а на Эрику. Подозрительно было и то, что и ведьмак совершенно точно пялился на нее же. И только краснолюд, у которого уже прошло и опьянение, и похмелье, деловито схватил таз с утюгом, и, что-то бормоча себе под нос, ухмыляясь, удалился.

Девушка, переводя взгляд с ведьмака на эльфа, вдруг догадалась. Элихалева ночнушка, полупрозрачная, черная, украшенная нильфгаардским кружевом и едва прикрывающая бедра, совершенно намокла и сделалась еще прозрачнее. Не теряя между тем присутствия духа, Эрика уперла руки в бока и уставилась на двух мужчин, бестолково застывших в дверях.

— Вы что же, позвольте спросить, никогда голых баб не видели? — рявкнула она. — Два старых развратника! Один из борделей не вылазит, а второй… второй…

— Что же? — эльфу и впрямь не терпелось узнать, что же «второй».

— Эльфок трахает, — изрекла Эрика с таким выражением, словно речь шла о давленых гусеницах, а не о гордых представительницах Старшего народа.

Ответить Иорвет не успел — большой кусок штукатурки пошел трещинами, набух, обмяк и сверзился на мокрый пол, забрызгав девушку белой жижей. Эльф, не долго думая, подхватил Эрику на руки, забросил на плечо, и понес по лестнице, не слушая возмущений и ругательств. Горячая и сильная рука скоя’таэля скользнула будто бы невзначай со спины чуть ниже. Девушка про себя вознесла хвалу своей предусмотрительности — батистовые трусики как раз выглядели вполне целомудренно, и ей не пришлось сверкать голым задом перед всеми обитателями борделя.

Дождь барабанил в окна с такой силой, словно добрая сотня мальчишек швыряла в них камни. Стекла дрожали, норовя осыпаться на пол; под входной дверью стояла вода. Ард, не рискнувший выйти на двор в такую погоду, с интересом поглядывал в окно. Золтан носился по всему борделю с тазом и тряпками, но толку от этой суеты было слишком мало.

— Смирись, sell, — бесстрастно бросил Иорвет, проходя мимо краснолюда с полуголой девицей на плече. — Эту стихию не победить.

— Я тебе что, хер обвисший? — возмутился Золтан. — Я не позволю какому-то сраному косохлесту развалить Лютиков бордель!

Эльф свернул под лестницу, где, прикрытая гобеленом, скрывалась невысокая дверь. Иорвет толкнул ее ногой, свободным плечом подвинув гобелен с бахромой, изображавший золотого дракона, и вошел в темную тесную комнатушку, пахнущую почему-то мятликом и скошенной луговой травой.

Иорвет бросил свою ношу на жесткий тюфяк, зажег оплавившуюся свечку в деревянном стакане и, порывшись в рассохшемся сундуке, небрежно швырнул девушке свою рубашку.

Временное жилище эльфа, по-походному строгое, напоминало скорее кладовую или чулан. На стене висел, занимая ее почти что полностью, легендарный двойной зефар в черно-красном налучии; на быльце узкой, грубо сработанной деревянной кровати висела зеленая стеганка; над изголовьем — знаменитая перевязь с трофейными жетонами. Эрика уставилась на Иорвета, и почему-то только сейчас заметила, что тот стоит в одной рубахе и штанах, босиком и без повязки. Черные и блестящие, как вороново крыло, пряди падают ему на лоб, справа чуть более длинные, прикрывающие темный шрам. В груди что-то колыхнулось, и вдруг стало тяжело дышать, словно из легких выбили весь воздух.

Между тем Иорвет сел на табурет, строго напротив своей жертвы, и поглядел так, будто хотел по ремешку снять с нее кожу.

— Ты предпочла бы, чтобы я… трахал dh’oine, а не seidhe? — вкрадчиво спросил он, и Эрика поняла, что вот сейчас по-настоящему его боится. Полупьяного, сумасшедшего, непредсказуемого и очень опасного.

— Да мне все равно, хоть водяных баб, — бодро солгала девушка, натягивая эльфью рубашку. От мокрой ночнушки та стала влажной и пошла темными пятнами. — Ты для этого меня притащил в свою нору? Чтобы спросить у меня совета, кого тебе трахать?

И осеклась, но было поздно: слова уже вылетели, и Иорвет отстранился резко, как от пощечины. Эрика втянула голову в плечи. На всякий случай еще и бросила взгляд на дверь, — успеет ли метнуться к выходу, прежде чем ее задушат, заколют, зарежут или просто загрызут этими вот оскаленными белоснежными зубами.

— Я п-пойду помогу Золтану, — попыталась улизнуть девушка, дождавшись, когда взгляд сидха приобретет более-менее осмысленное выражение.

Она не успела даже разглядеть жест, не то что предотвратить его. Иорвет схватил ее за плечи, толкнул на подушку, и навис сверху. Этот оттенок ярости девушке был знаком — губы сидха скривились в злой усмешке, глаз хищно сверкнул под тенью густых ресниц. Но вдруг взгляд его упал ниже, на выглядывающую из-под рубашки черную кружевную бретельку, и зрачок расширился, заполняя радужку до самых краев. Эрика перестала дышать. Иорвет был так близко, что предательски задрожали колени — от дикой смеси страха, азарта и желания.

— Куда ты смотришь? — срывающимся шепотом спросила она, хотя заранее знала ответ.

Иорвет протяжно вздохнул, наклонился еще ниже, чуть склонив голову набок. Эрика ощутила на своем лице его горячее дыхание, и едва совладала с собой, чтобы не потянуться к нему, не коснуться этих жестких, обветренных губ.

— Не смей меня целовать! — прошипела она, чувствуя, как к горлу подкатывает ком.

Сохранить гордость было важнее, чем пойти на поводу у собственных желаний. Или нет? Эрика пристально вгляделась в лицо Иорвета. Никаких эмоций оно больше не выражало, словно сидх окаменел.

— Сиди здесь, — наконец, процедил сквозь стиснутые зубы эльф и вышел, громко хлопнув дверью. Так, что та едва не слетела с петель.

Эрика не собиралась ему подчиняться. Она вслушивалась в грохот тазов, в ругань Геральта и ворчание краснолюда, в певучий эльфский мат, стук досок, стук дождя, плеск воды, — дожидаясь, пока эльф успокоится, и ей можно будет выйти. А потому сама не заметила, как прижалась щекой к подушке — такой жесткой, как колода, но восхитительно пахнущей Иорветом, и уснула.

***

Доктор Иоахим фон Гратц, шагая в высоких сапогах по глубоким новиградским лужам, огибая горы мусора, принесенные ливнем, и вышедшие из берегов сточные канавы, был непривычно взволнован. Врачебный цинизм, холимый и лелеемый им на протяжении трех десятков лет, дал обширную трещину. Труп плотника-краснолюда, что намедни попал в мертвецкую, заставил доктора пересмотреть свою жизненную позицию. Он многого повидал за свою долгую и кровавую практику, но столь жестоких и отвратительных убийств еще не встречал. А главное, опыт подсказывал фон Гратцу, что на одной жертве таинственный душегуб не остановится. Только сумасшедшие, думал он, могут поить жертву кислотой и вырезать глаза. Только те монстры в человечьем обличье, что нуждаются в ритуале, в некоем определенном порядке убийства.

Рыжебородого краснолюда, что сидел на крыше с молотком и зубилом, доктор заметил как только свернул в нужный переулок.

— Доброго дня, господин Хивай, — сдержанно поздоровался фон Гратц. — Я ищу ведьмака.

— Ничем не могу помочь, — покачал головой краснолюд. — Геральт ушел вчера в полдень, и до сих пор не вернулся.

— А Эрика? — отчего-то Иоахиму стало на порядок тревожнее.

— Так убежала к прачке, Веспуле, — охотно ответил Золтан, зная, что девушка и хирург приятельствуют. — У нас вчера утром крыша протекла, вот. Замочило всю ее одежду, до последней, понимаешь, сорочки, грязью так залило, что колеров не разобрать. Ну да вы, милсдарь, не переживайте так, она собаку взяла. Мантихор хозяйку в обиду не даст.

Фон Гратц с сомнением покачал головой.

— Если мы разминемся, — подумав, сказал доктор, — передайте, чтобы ни в коем случае не выходила больше из дому без сопровождения. В Новиграде объявился маньяк.

И, не дожидаясь ответа, поспешил в сторону предместий.

***

Черноглазая эльфка в алом платке, повязанном узлом на затылке, задумчиво курила трубку. Даже для Новиграда выглядела она экзотично: складчатая черная юбка с вышитыми на ней красными маками, карминовый бархатный корсет поверх белой сорочки, на шее — крупные черные бусы, в ушах — круглые золотые серьги, на запястьях множество тонких золотых браслетов, на пальцах — перстни с самоцветами, сверкающие на солнце.

— Стой, — властно приказала эльфка Эрике, и та от неожиданности замерла на месте. — Поди-ка сюда, девица.