Только сейчас, закрыв дверь на щеколду, Эрика поняла, что они с Иорветом остались в борделе совершенно одни. Не считая собаки.

Но сидх не спешил выходить из своей каморки. Девушка успела перемыть посуду, принять едва теплую ванну, прибраться наверху, в своей комнате, выгладить наконец свои рубашки и даже дочитать невероятно нудное «Сопряжение Сфер», но эльф так и не появился. Зато, аккурат с наступлением сумерек, за столом в общем зале собрались все обитатели борделя и доктор фон Гратц.

Вид они имели крайне усталый, исключая Золтана — тот был навеселе и в добром расположении духа. Турнир по гвинту принес ему хороший выигрыш и какие-то редкие карты в колоду. Геральт же хмурился и почесывал бороду. Доктор выглядел сосредоточенным и расстроенным.

— Рассказывайте уже, — Эрика нетерпеливо постучала пальцами по столу. — Что удалось выяснить?

— Мы были на месте преступления, — начал фон Гратц. — Там, где убили плотника.

— Вы же туда с Золтаном вчера ходили, — не поняла Эрика.

— Было дело, — прогудел Хивай. — Но ничего подозрительного не нашли.

— Зато я нашел, — ведьмак положил на стол свернутый вдвое пергамент с бурыми пятнами на нем. — «Проповедь Неравнодушного». Такая же, как и та, что вчера приклеили нам на дверь.

Эрика нервно поглядела на сгущающуюся за окнами темноту. Где-то там бродил маньяк, что поил своих жертв формалином и наживо выжигал глаза. По спине поползли мурашки, и девушка инстинктивно подвинулась поближе к ведьмаку. Так, чтобы их локти соприкасались. Стало чуть спокойнее.

— Мы с доктором пришли к выводу, — тем временем продолжал Геральт, — что маньяк убивает во имя Вечного Огня. Карает грешников в назидание другим. Эти проповеди разбросаны по всему Новиграду, но от них пахнет формалином. Я уверен, что убийца и «Неравнодушный» — одно и то же лицо.

— И з-зачем этот Неравнодушный присобачил свою проповедь нам на дверь? — Эрика поглядела на фон Гратца, будто он наверняка знал, о чем помышляет убийца.

— Это же очевидно, — врач, всегда бесстрастный, сейчас выглядел озабоченным. — «Шалфей и розмарин» — бордель. Обитель порока и разврата.

— Черт, — спохватилась девушка, вспомнив разговор двух сплетниц на углу и утреннего гостя. — Сегодня заходил коронер, Густав Рейк, кажется. Искал Геральта.

Ведьмак и доктор многозначительно переглянулись.

— Наверняка еще одна жертва, — фон Гратц поднялся из-за стола. — Жаль, что я не смогу поприсутствовать на вскрытии. У нас с Рейком давняя неприязнь, сомнительно, что он будет рад меня видеть.

— Он говорил, что преподавал в Оксенфуртском университете, — вспомнила Эрика. — Как и вы.

— Да, — сухо ответил Иоахим. — Это старая история, и я не люблю ее вспоминать, но раз уж мы делаем одно дело… Вы слышали о студенческих протестах в 1242? — ведьмак кивнул в знак согласия. — Я их возглавлял, — признался доктор. — А Губерт донес на меня властям, и я очутился в тюрьме.

— Но как это возможно? — Эрика удивленно вскинула брови. — Ему же лет тридцать, он тогда еще под стол пешком ходил…

— Губерт Рейк был моим преподавателем, — слова доктора прозвучали твердо, даже жестко. — А я — его любимым студентом, — здесь фон Гратц не сдержал горькой усмешки.

Наступила тишина. Каждый задумался о своем — Эрика о том, как подозрительно молодо для своих лет выглядит коронер, доктор о безрадостном прошлом, а Геральт — о том, что опять на ночь глядя придется тащиться на другой конец города.

— Я схожу в мертвецкую, — Геральт с тоской поглядел на бутылку медовухи и притащенный Золтаном из ледника кусок колбасы. — Где Йорвет?

— Спит, наверное, — пожала плечами Эрика, придав лицу равнодушное выражение.

Ведьмак постучал в дверь эльфовой каморки, перебросился с Иорветом парой фраз, и, снова окинув печальным взглядом накрытый стол, вышел на улицу. Доктор, коротко попрощавшись, последовал за ним.

========== 11. Отраженные звезды ==========

Летом столицы пустеют.

По вечерам — тоска.

В любую из них спокойно можно ввести войска.

Бродский

В комнате пахло сыростью — потолок еще не высох, а потеки на беленой стене грозились остаться навсегда, напоминая о недавнем потопе. Эрика подошла к распахнутому настежь окну, силясь вспомнить, открывала ли его утром. Но все замки были на месте, в шкафу не пряталось чудовище, под кроватью была только пыль и мышиный помет. На улицах еще было людно — до позднего вечера под фонарями бродили гуляки, торговцы, стражники, бродячие артисты и разбойники.

Ард засопел у кровати, устраиваясь на свернутое в углу одеяло. На краснолюдских харчах и от оседлой жизни зверь раздобрел и обленился. И когда дверь позади него скрипнула, не счел нужным даже поднять головы.

Иорвет подошел бесшумно, и если бы не проклятые несмазанные дверные петли, скоя’таэль ничем не выдал бы своего визита. Эрика обернулась.

— Стучать не учили? — буркнула она по привычке, но эльф пропустил замечание мимо своих острых ушей.

— Vatt’ghern попросил меня присмотреть за тобой, — равнодушно бросил сидх. — Словно у меня нет больше дел, кроме как приглядывать за взбалмошной dh’oine.

«Геральт, Геральт, что ты творишь», — с досадой подумала девушка, уставившись в темнеющее сапфировое небо. На крыше соседнего здания мелькнула чья-то тень, и Эрика сделала полшага назад. Идея ведьмака больше не казалась ей глупой.

— Что это? — Иорвет подошел к подоконнику, и вытащил из щели между ставнями свернутый кусок пергамента и принялся читать вслух. — Вечный Огонь покарает грешников и разоблачит чудовищ…

Эрику в одно мгновение охватил липкий, омерзительный ужас.

— Закрой ставни, — глухо сказала она, отойдя подальше от окна. — И ложись в постель.

На лице Иорвета отразилось недоумение, тотчас же сменившееся хищным злорадством. Он прищурил глаз и медленно расстегнул поясные ножны. Плавным жестом, который в другой ситуации Эрика сочла бы до неприличия соблазнительным. Но сейчас она могла думать только о чертовом пергаменте с легким, но все же ощутимым запахом формалина.

— Раздеваться не обязательно, — прервала его девушка, несмотря на страх, не удержавшись от некоторого ехидства в голосе.

— Я не ослышался? — эльф заговорил вкрадчиво, чуть растягивая слова. — Ты желаешь лечь со мной, не раздеваясь?

— Йорвет! — Эрика с ужасом осознала, что еще не утратила способность краснеть. — Я хочу, чтобы ты провел ночь в этой комнате, потому что мне угрожает маньяк! А не потому что…

Она чуть было не сказала это. Что каждый чертов день засыпает и просыпается с мыслями о чертовом эльфе. Что желает провести с ним не только эту ночь, но и все последующие. И что (эта мысль повергла ее в шок) не будет против, надумай сидх взять ее прямо на этом колченогом столике.

— Я понял, — не меняя тона, эльф сложил руки на груди. — Ладно.

Эрике показалось, что еще немного, и воздух между ними заискрится и взорвется ко всем чертям. Сидх лениво стянул сапоги и улегся на кровать, закинув ногу на ногу.

Понимая, что этой ночью никто из них не будет спать, Эрика не стала задувать свечу. Она юркнула к стене, накрылась тонким одеялом с головой, и притворилась спящей.

Иорвет неподвижно лежал на подушках, которые были для него слишком мягкими, на непривычной и неприятной пуховой перине, и смотрел в одну точку, стараясь дышать медленней и размеренней. Внешне он казался спокойным, как море в штиль, но в суровой скоя’таэльской душе творилось неладное. Рассуждать о правильности своих поступков эльф не привык — он всегда доверялся звериному чутью, и именно поэтому до сих пор был жив. Чутье подсказывало, что сейчас он на нужном месте, но разум твердил, что негоже прославленному командиру «белок» сторожить какую-то девицу, как цепному псу; что давно пора покинуть Новиград, уйти в леса, вернуться к привычной разбойничьей жизни, и навсегда забыть об этой foile dh’oine.

Эрика уснуть не смогла. Особенно когда Иорвет закурил трубку, и комнату окутало ароматным дымом. Эльфский табак имел мало общего с той терпкой и горькой дрянью, что курили мужики в тавернах, и уж вовсе не походил на краснолюдскую махорку. И оттого его хотелось еще больше — втянуть в легкие поглубже, чтобы немного закружилась голова, а на языке остался пряный, чуть сладковатый вкус.

— Ты не мог бы курить в другом месте? — Эрика вылезла из-под одеяла, пригладив изрядно отросшие волосы. — Я бросила, но это не значит, что мне не хочется.

— Зачем? — Иорвет выгнул бровь, непонимающие уставившись на девушку.

— Ну, мало того, что я ругаюсь, как сапожник, и медленно спиваюсь, не хватало еще и снова закурить. Тогда останется только начать нюхать фисштех, — фыркнула та.

— Кури, если хочешь, — эльф повел плечами и протянул ей трубку. — Никогда не стоит отказывать себе в удовольствии. Кто знает, наступит ли завтра.

Это прозвучало так двусмысленно, что Эрика невольно поправила ворот рубашки — ей показалось, что тот затягивается на шее петлей.

— Ведьмак собирается в Оксенфурт, — продолжал Иорвет, затягиваясь густым дымком. — А после отплывает на Скеллиге. Мне больше нечего делать в Новиграде. Я возвращаюсь в Велен.

Кровь прилила к щекам Эрики, в висках застучало. В Велен, к разрисованной эльфке, грабить реданские обозы. В чертов Велен с его прокисшими болотами и прогнившей землей, кметами, что приносят детей в жертву ведьмам, и чудовищами, что по ночам воют под плетнем.

Эльф так и не повернул головы — все смотрел на закрытое окно.

— Ты говорил, что не уедешь, — выдавила она с трудом.

— Я передумал, — бесстрастно отозвался сидх.

— Да какого черта! — Эрика сдерживалась из последних сил, чтобы не наговорить ему того, о чем потом пожалеет. По скуле прокатилась предательская слезинка, блеснув в тусклом свете свечи. — Проваливай. Много чести — курить в моей постели.

— Thaess aep! — рыкнул эльф, наконец, повернувшись. — Мне надоел этот avsin`n. Скажи, чего ты хочешь, и прикуси наконец свой длинный язык.