— Ты цел? Я за тебя волновалась, — бросилась к поэту Цираночка.

Рядом друг с другом они напоминали неких райских птах — таких же ярких, красивых, сладкоголосых.

— Лютик, балабол ты наш, — шагнул навстречу приятелю Золтан, широко раскинув руки.

— О, жаль, что вы не видели, как мы уделали этого охотника, — легкомысленно начал поэт, но умолк, увидев Эрику с собакой у ног. — Представь нас, Геральт! — потребовал бард.

Но Золтан опередил ведьмака:

— Познакомься, Эрика, это Лютик, щеголь, вертопрах, трепло, юбочник и повеса!

— Легенда поэтического мира, — нескромно добавил бард, отвешивая изящный поклон.

— Это Эрика, — продолжал Золтан, замявшись. Видимо, в ее отношении у него не нашлось столь красочных эпитетов. — Хорошая баба, надо сказать.

— Я много о вас слышала, — вежливо улыбнулась девушка поэту.

— Не удивительно, — самодовольно, но в то же время весело фыркнул Лютик.

— Это все очень мило, — встрял Геральт, обращаясь к барду, — но я должен кое о чем тебя спросить. Лютик, где Цири?

— Цири? — изумился поэт. — Я думал, раз уж вы здесь, она… Вы не встретились? Я не знаю, где она!

А затем последовал подробный и цветистый рассказ о том, как Цири с Лютиком убегали от людей Ублюдка Младшего на Храмовом Острове, как их окружила храмовая стража, как Цири неожиданно исчезла, а сам бард благоразумно сдался в плен.

— Ах, какое это было приключение! — взмахивая руками и закатывая глаза, говорил Лютик. — Сначала мы проворачиваем ограбление века, потом спасаемся от Охотников…

Эрика вздохнула. Внешне Лютик казался редкостным дуралеем, но его поступки говорили о другом: этот роскошно одетый франт обладал весьма сильным характером, недюжинной смелостью и большим сердцем, и был способен на многое ради своих друзей. В конце концов, именно он кинул Дийкстру, умнейшего из шпионов, на двадцать тысяч новиградских крон.

Вряд ли кто-либо другой смог бы повторить этот отчаянный шаг.

***

Сидя за столом борделя «Шалфей и Розмарин», с легкой подачи Лютика переименованного в кабаре “Хамелеон”, и напиваясь, по словам Золтана, как дикие барсуки, компания обмывала удачное спасение поэта из лап инквизиции.

Эрика, правда, плохо представляла, как после случившегося Лютик будет разгуливать по Новиграду, но ведьмак заверил ее, что у виконта Юлиана де Леттенхофа, как на самом деле звали поэта, есть могущественные покровители.

На столе дымилась запеченная в меду курица, уже наполовину обглоданная со стороны хребта. Цираночка поигрывала на лютне, Геральт хлебал из кружки пенный каэдвенский стаут, а Лютик болтал.

Однако, от восторженного трепа поэта устать было невозможно — очень уж богатой и многообразной была его речь. Эрика, правда, предполагала, что большая часть всех историй значительно приукрашена, а некий процент и вовсе был бессовестным враньем. Но шарма и очарования от этого бард не терял. Он был весел, жизнерадостен, учтив и остроумен, и его жизнелюбие передавалось всем, кроме, наверное, Геральта.

Поговорив о какой-то шкатулочке, принадлежавшей Цири и впоследствии найденной ведьмаком, старые друзья перешли к обсуждению Ублюдка Младшего и его безвременной кончины, Сиги Ройвена и его украденной казны, и наконец какого-то проклятия, которое бард без запинки произнес на Старшей Речи.

— Значит, Цири нет в Новиграде, — подвел итог ведьмак. — В Велене ее тоже нет. Опять ускользнула, а ведь я был так близко…

— Она хотела разыскать тебя и Йеннифер, — сказал бард.

— Йен ждет меня на Скеллиге, — Геральт задумчиво потер виски. — Осматривает следы, которые, возможно, оставила там Цири.

— Ну так что, Скеллиге? — уточнил Лютик.

— Скеллиге, — кивнул ведьмак.

— Если ты не против, — Эрика обратилась к Геральту, — то я с тобой. В Новиграде меня ничто не держит.

— А Йорвет? — не понял ведьмак.

— Йорвет? — изумленно переспросил Лютик, переводя взгляд с Геральта на Эрику. — Тот самый Йорвет?

— Тот самый, — проворчал Золтан. — Прославленный флотзамский мясник и партизан, куррва мать!

— Да, были времена, — ностальгически вздохнул поэт. — До меня доходили слухи, что Саския потворствовала его отправке в Дракенборг, это правда?

— Правда, — нехотя ответил Геральт. — Саскию вынудили отречься от всех скоя’таэльских командиров, чтобы сохранить то подобие мирного договора, что заключили в Лок Муинне.

— Как мудрый правитель, жертвуя малым во имя многого, — выдал Лютик, от чего Эрика чуть не поперхнулась стаутом.

— Если мудрый правитель то же самое, что и предатель, — ехидно вставила она, — то в aep arse таких правителей.

— Ого, — поэт округлил и без того большие глаза. — Вы с Йорветом знакомы?

— Более чем, — хмуро подтвердила Эрика. — И да, Геральт, он меня больше не держит в Новиграде. Йорвет явственно дал мне это понять прошлой ночью.

Ведьмак покачал головой.

— Тогда будь готова, отплываем в ближайшее время, — сказал он. — Пойду-ка я спать.

Вскоре по комнатам отправились и Золтан, и Присцилла. Лютик же, изнемогая от любопытства, всеми правдами и неправдами вознамерился вытянуть у Эрики все подробности ее отношений с прославленным эльфским командиром.

— Лютик, давай так, — сдалась девушка, понимая, что просто так поэт не отстанет. — Ты мне рассказываешь все, что знаешь о Йорвете, не привирая, не приукрашивая, и без этих твоих, — она сделала круговой жест кистью, — эпитетов, идет? А я взамен рассказываю тебе, как и где мы познакомились, и что за этим последовало. Только, чур, никаких баллад не сочинять.

— Клянусь, — торжественно пообещал Лютик, и тут же принялся выполнять свою часть уговора. — Мы встретились впервые во Флотзаме, на тюремной барже. Наш путь лежал в Долину Понтара…

Va fail, Gwynbleidd. Va fail, beannа — Прощай, Белый Волк. Прощай, женщина.

Vatt’ghern — ведьмак

Naen aespar — Не стрелять

aen hanse — ганза, вооруженный отряд

в aep arse — в задницу

========== 15. Шторм ==========

Я видел акул за кормою,

Акулы глотают слюну.

Капитан, все акулы в курсе,

Что мы скоро пойдем ко дну.

Nautilus Pompilius

Больше всего на свете Эрика не любила большой воды и прощаний, и сегодня по жестокой иронии судьбы ей предстояло и то, и другое. Девушка зашла сначала к фон Гратцу в лечебницу, затем к Хаттори, а напоследок к Элихалю. Вопреки ее ожиданиям, прощания не были грустными. Хирург заверил ее, что путешествие пойдет ей на пользу и отвлечет от мрачных мыслей; бывший кузнец накормил варениками за счет заведения, а портной снял мерки и пообещал к ее возвращению сшить нечто особенное. Эрика подозревала, что надеть «нечто особенное» никогда не осмелится, но тот факт, что в Новиграде у нее остались если не друзья, то приятели, приятно грел душу.

Оставался последний визит, к Золтану, с которым Геральт устроил прощальную попойку в «Семи котах». Эрика, натянув поглубже капюшон плаща и, стараясь не попадаться на глаза стражникам, прошла мимо прачечной, чтобы окольными путями добраться до корчмы. Солнце клонилось к закату. Красные крыши Новиграда алели на фоне розовеющего неба, багровые отблески падали на воду, и в этом буйстве красного чудилось нечто кровавое, предвещающее опасность. Суеверной Эрика не была, и списала предчувствие на нервное истощение, бессонницу и хроническую усталость. Новиград, будто вампир тянул из нее жизненные силы. И необходимостью скрываться от реданцев, и своей вездесущей ненавистью, и денно и нощно полыхающими кострами. Привыкнуть к этому было невозможно, научиться с этим жить — слишком трудно. Свой побег на Скеллиге Эрика считала избавлением, и ждала его с какой-то радостной обреченностью.

Таверна “Семь котов” считалась счастливым заведением, говаривали, что даже похмелье от тамошнего вина приносит удачу. Насчет последнего Эрика сомневалась, но котов за плетнем посчитала — их и вправду оказалось ровно семь: два черных, два полосатых, черно-белый, рыжий и трехцветный. Который, по всей видимости, был кошкой. Народу кругом было достаточно — торговцы, попрошайки, странствующие артисты, пьяницы и путешественники. Пройдя сквозь толпу, девушка вошла внутрь, в душный, пахнущий капустой, перегаром и блевотиной зал таверны.

Краснолюд и ведьмак были уже навеселе, и, судя по запаху из непрозрачной бутыли, употребляли то ли самогон, то ли брагу.

— Эрика, — всплеснул руками Золтан, двигаясь к стене и освобождая для девушки место на лавке. — Уезжаешь, значит, с Геральтом?

— Угу, — Эрика плеснула мутной жидкости в поданную разносчицей рюмку. — Что это? Странно пахнет.

— А хер его знает, — пожал плечами Хивай. — Корчмарь говорит, что гонит это пойло из сусального золота, но брешет же, как собака брешет.

Ведьмак фыркнул, закусывая кислой капустой из бочонка.

— Пить можно, — заверил ее Геральт.

— Что ведьмаку хорошо, то бабе смерть, — напомнил Золтан, подняв вверх указательный палец.

«Aen Seidhe всегда готовы к смерти», — всплыла в памяти Эрики фраза Иорвета, и ей стало так тоскливо, что она залпом выпила рюмку. Пойло обожгло горло, но не согрело душу.

— Так что там у вас стряслось с Йорветом? — участливо спросил Хивай. — Что опять натворило это старое куепутало?

Из уст пьяного краснолюда это прозвучало так нелепо, что Эрика едва не поперхнулась капустой.

— Я предложила ему уехать на Скеллиге, — призналась она. — Он отказался.

Ведьмак как-то хитро прищурился, но говорить ничего не стал. Он вообще не имел привычки совать нос в чужую жизнь, особенно когда дело касалось отношений между мужчиной и женщиной.

— И всё? — изумился краснолюд. — А я-то думал, у него там баба завелась. Или хер обвис.

— Все у него с хером в порядке, — взвилась Эрика. — И бабы никакой нет!

— Тогда я не пойму, в чем проблема, — многозначительно заявил Хивай и налил всем по чарочке. — Выпьем за то, чтобы и бабы были, и хер стоял!

— Выпьем, — согласился ведьмак.