— Тебе лучше не знать, — лицо ведьмака вдруг сделалось строгим, в глазах промелькнула ярость, как тогда, на подворье, во время пожара.

— Отчего же? — Эрика заломила бровь. — Мне не десять лет. Я всякого повидала.

— Ты знаешь, что такое игоша? — Геральт говорил отрывисто, зло. — Это мертвый нерожденный ребенок, который…

— Все, хватит, я поняла, — девушка остановила ведьмака, подняв ладонь. — Я видела у тебя в сумке книгу с занятными картинками. И там было нечто… похожее на ребенка.

— Бестиарий брата Адальберта? — ведьмак вытряхнул из сумки тяжелый потрепанный том и протянул девушке. — Читай, если хочешь. Нам придется еще ненадолго задержаться во Вроницах.

— Мне неловко тебе об этом говорить, но читать я не умею, — ничуть не смутившись, заявила Эрика.

Геральт был немало удивлен.

— Что, совсем?

— Ну, пару рун я знаю, и написать свое имя тоже могу. Но эта книга, небось, так и пестрит заумными словечками, так что увы. Придется мне коротать время за ловлей блох.

— Погоди-ка, — заинтересовался ведьмак. — Как вышло, что ты не умеешь читать? На Скеллиге…

— Я не со Скеллиге, — решила разом расставить все по местам Эрика. — Я вывалилась из портала над Белым Садом, где меня подобрал охотник Мыслав. Случилось это в конце апреля сего года.

— И где был открыт этот портал? — осторожно спросил ведьмак, чуя неладное.

— Ты все равно не поверишь.

— А ты попробуй.

— В другом мире.

Ведьмак почесал затылок и крепко задумался — на минуту.

— Наверное, будет честно, если я все тебе расскажу, — рассудила Эрика, усаживаясь на кровать, поджав под себя ноги и засунув под спину свернутую подушку.

Нужно отдать должное Геральту из Ривии, прозванному Белым Волком — слушать он умел. За те пару часов, пока спутница рассказывала ему о хитросплетениях судеб и миров, его лицо несколько раз меняло выражение, но губы оставались плотно сжаты. Наконец, когда неправдоподобный рассказ завершился, ведьмак покачал головой и многозначительно изрек:

— М-да.

Той же ночью, когда девушка уснула в теплой постели, опустив руку вниз, туда, где спал верный пес, Геральт тихо вышел из комнаты и направился в кабинет барона.

***

— Что ты делаешь? — Эрика высунулась в коридор, отпихивая коленом любопытную собачью морду.

— Сыплю соль, — невозмутимо изрек ведьмак, высыпая из мешочка белесую крупу на дверной порог. — Закрой дверь на щеколду, затвори ставни и до рассвета никуда не ходи.

— Ладно, — легко согласилась девушка. Если ведьмак был настроен серьезно, то и возражать ему не следовало. — Никуда так никуда. Только у нас тут еда кончилась. И собака имеет свойство, прости за выражение, гадить. Я вывожу его на двор около полуночи, терпеть он не приучен.

— Тогда сделай это сейчас и быстро, — смилостивился ведьмак. — И еще. Если вдруг утром я не приду, уезжай из Велена немедленно. Барон выписал подорожную грамоту, вот, возьми, — Геральт протянул девушке скрепленную алой печатью бумагу. — Езжай прямиком в Новиград. Там найдешь Трисс Меригольд, чародейку, что живет около площади Иерарха. Она не откажет в помощи.

— Ты куда это собрался? — Эрика перепугалась не на шутку.

— Игоша, — коротко бросил Геральт. — Я должен превратить его в чура, доброго духа, который укажет путь к сбежавшим женщинам.

— Бред какой, — девушка, пошатнувшись, ухватилась за лутку. — А как-нибудь попроще нельзя?

— Нельзя, — отрезал ведьмак.

— Постарайся вернуться, пожалуйста, — Эрика лишь на мгновение представила, как останется в этом мире без ведьмака, и ей натурально поплохело. — У нас контракт. И смерть исполнителя в него не входит.

Геральт криво усмехнулся, отстраненно почесал за ухом собаку, к которой обычно теплыми чувствами не пылал, и ушел.

Девушка быстро оделась, на всякий случай прицепив к ошейнику Арда веревку — чтобы не ловить в темноте загулявшегося пса в жуткую ночь, и бегом спустилась по лестнице. Вроницы уже спали — все ставни, вопреки обыкновению, были наглухо заперты. Даже драной кошки не было на подворье, что уж говорить о двуногих обитателях замка. Пока Ард делал свои дела около сада с мальвами, Эрика беспокойно озиралась по сторонам, а добравшись до комнаты и завалившись на свежую постель, принялась размышлять.

Подумать было о чем.

Больше всего девушку беспокоила ее память. С самого первого дня все ее прошлое уносилось в туман, да так стремительно, что порой это вызывало приступы панического ужаса. Даже главная причина ее путешествия теперь была лишь смутным образом — красная повязка, темная прядь, двойной зефар за спиной, зеленая стеганка, трофейные жетоны… Мужественное лицо с выразительными скулами, зеленый глаз в обрамлении пушистых ресниц, надменно изогнутые губы — все таяло в памяти, как снег на весеннем солнце. Жизнь, казалось, бежала своим чередом, превратившись в бесконечный калейдоскоп событий, большей частью жутковатых, но от этого… не менее интересных. И пусть порой хотелось разрыдаться, забиться в самый дальний закуток, кусая губы и сетуя на собственную глупость и безалаберность, это было замечательное приключение. Пора было взять себя в руки и перестать бестолково тыкаться носом в собственное будущее, как слепой щенок в порог будки.

Повздыхав немного, Эрика взяла с тумбочки книгу в потертом переплете, раскрыла на первой странице, вгляделась в руническую вязь. Поначалу чтение давалось тяжело и со скрипом — приходилось выписывать угольком на клочке бумаги непонятные слова и руны со своими обозначениями. А дальше дело быстро пошло на лад. Между третьей и четвертой страницей обнаружилось письмо, наверняка от Йеннифер — пахло сиренью и крыжовником. Эрика поморщилась. Чародейка ей нравилась, а вот ее вездесущий аромат — не особенно. Открывать конверт, конечно же, не стала, отложила в сторону. На десятой странице глаза начали слипаться — слог у брата Адальберта был невообразимо тягучим, как древесная смола, и таким же пресным на вкус.

Но разве могла она уснуть, когда там, за наглухо закрытыми ставнями, за запертой дверью и обсыпанным солью порогом, ведьмак Геральт в очередной раз рисковал своей жизнью? Оказалось, что могла, еще и как — даже не задув свечу, не отложив книгу и не сменив неудобной позы, Эрика провалилась в глубокий сон.

***

Ведьмак не вернулся ни с рассветом, ни к полудню.

Утром Вроницы зажили своей жизнью. Бабы распахнули окна и двери, смели соль у порогов, и, тихонько меж собой переговариваясь, занялись обычными делами. Шумная ребятня высыпала со дворов и с гомоном понеслась по улицам.

Барон сидел в саду, непривычно трезвый и растерянный, то вздыхая, то покачивая головой.

— Доброе утро, — Эрика присела рядом с ним на лавку. — Как все прошло?

Филип Стенгер поднял на нее усталые светло-карие глаза. Мыслями он был далеко отсюда.

— Прошло? — переспросил он, рассеянно пожав плечами. — Ведьмак справился. Все сделал, как я просил. Если ищешь его, то он пошел за чуром… за духом моей доченьки. Я назвал ее Дэя. Теперь она не страдает.

Девушка сглотнула. Отчего-то защипало в глазах. Пусть барон был и не самым лучшим отцом и мужем, жестокий урок сегодняшней ночи навсегда его изменил. Если в нем еще осталась хоть капля порядочности, к бутылке он больше не притронется. Эрика легко приобняла его за широченные плечи, и, не говоря не слова (а что тут скажешь?) отправилась в кузницу. Ард предпочел остаться с бароном, привалившись массивной башкой к подбитым сталью сапогам.

Золотоволосая Иоанна, заметив девушку издали, приветливо махнула рукой. Фергус пробубнил что-то вроде приветствия — ворчливый краснолюд был явно не в духе. Пока речь не заходила об игре в гвинт или махакамской медовухе — Геральт уже успел обыграть краснолюда, вымудрив у того какую-то особенно ценную карту.

— Вот, — со скеллигским придыханием золотоволосая женщина вынесла из дома сверток и разложила на верстаке.

На чистой серой льняной ткани лежала куртка, да такая, что у Эрики дар речи пропал. Темно-коричневая матовая кожа, высокий ворот, шнуровка спереди, как на корсете, рукава с шипастыми вставками на локтях, съемные кольчужные наплечники на прочных ремешках и оббитые сталью наручи — это был настоящий доспех. Под короткую куртку полагалась стеганка темно-зеленого цвета, длиной до середины бедра, перчатки с заклепками и широкими раструбами, узкие штаны на массивном ремне и сапоги до колен с маленьким, удобным для верховой езды каблуком.

— Работа мастера, — у Эрики глаза загорелись — так хотелось скорее примерить всю эту грубоватую красоту. — Признайся, Иоанна, ведь это не Фергус лучший бронник Велена, а ты. Верно?

Уроженка Скеллиге неопределенно повела плечами и хитро прищурила глаза.

— Триста новиградских крон за броню, — перешла к делу Иоанна, — и еще двести тридцать за седло.

— У меня только самоцветы, — Эрика высыпала на ладонь из кожаного кисета разноцветные камни. Были там и темно-синие сапфиры, и оранжевые, как глаза ведьмака, топазы, и кроваво-красные лалы, и даже пара розовых бриллиантов. — Но курс мне неведом, так что бери на глаз.

— Нет, — покачала головой женщина. — Я так не могу. Вдруг возьму больше, чем нужно?

Эрика подумала, что неплохо бы всем торговцам поучиться у этой женщины порядочности, а вслух предложила:

— Поступим так. Я оставлю тебе несколько камней в залог, а когда попаду в Новиград или Оксенфурт, обменяю их на кроны и привезу сюда.

На том и порешили.

Осчастливленная покупками, Эрика сначала забежала на временную конюшню под навесом — порадовать Карасика новым седлом. Удивительно, но за время путешествия конь изрядно отъелся, и больше не напоминал издыхающую клячу. Спина начала обрастать мышцами, а ноги, раньше похожие на шарнирные, как у игрушечной лошадки-марионетки, заметно окрепли. Судя по тому, как блестела расчесанная грива коня, как переливалась на солнышке короткая шерсть караковой масти, как вычищены были копыта, — ухаживали за лошадью отменно. Поискав глазами конюха (того самого, что Геральт вытащил из горящей конюшни), девушка от всей души насыпала ему горсть монет и искренне поблагодарила.