Потом был обед у барона. Филип Стенгер оживился немного, на вино не налегал, напротив, пил едко пахнущий хлебный квас, но все еще был немного задумчив и молчалив. Ард, в очередной раз поживившись мясом под столом барона, теперь носился по всему замку в компании серой борзой, весело лая и распугивая стражу с прислугой.

Вечером же Эрика попросила слуг нагреть воды в бадье — тело чесалось нестерпимо. Как здешние обитатели умели мыться раз в полгода, а то и не мыться совсем, девушка представить себе не могла. Вши и кожные болезни, должно быть, сопровождали их постоянно, из года в год. Что же касается чистки зубов, то даже намека на самую примитивную зубную щетку в замке не было, приходилось насыпать толченого мела на маленькую тряпочку и пальцем елозить ею по зубам. Со стиркой дела обстояли и того хуже. Проточной воды поблизости не было, болотная же смердела тиной и отдавала зеленью, так что колодезную воду берегли и даром не расходовали. Онучи, рубашки и льняные короткие штаны, что здесь исполняли роль исподнего, приходилось тереть о рубель со щелоком, и хорошо, если щелок был из золы. Потому что прачки ничтоже сумняшеся мочились в таз, и этим самым стирали — эффективность была высокая, но надевать выстиранное подобным образом Эрика бы не рискнула.

И когда, наконец, последнее ведро горячей воды бултыхнулось в широкую бадью, девушка с облегчением сбросила с себя несвежие вещи, и влезла в воду. Сразу нырнула с головой, затем вооружилась губкой и пахнущим петрушкой неровным куском мыла, на вид напоминавшим булыжник. Совершенное блаженство не испортил даже жирный таракан о шести ногах, успевший забраться на борт бадьи и пошевелить усиками, прежде чем щелчком пальцев был отправлен в тараканье небытие.

***

Геральт притащился во Вроницы голодный как волк и злой как медведь-шатун. Больше всего на свете он хотел есть, спать и женщину. Как, впрочем, всегда в моменты чрезмерного напряжения.

Поэтому, распахнув дверь в комнату Эрики, чтобы забрать из сумок сменное белье, буквально вмерз в пол от открывшейся перед ним картины. Как он и предполагал, девица спала, но не в постели, целомудренно закутавшись в одеяло, а в круглой деревянной бадье, положив голову и руки на бортик. Ведьмак успел увидеть не так уж много в мыльной воде, но отметил про себя, что плечи худоваты, а грудь — в самый раз. Раньше-то всматриваться недосуг было — все мысли занимали поиски Цири и внезапное появление Йеннифер, а теперь подумал, что девчонка-то, оказывается, красивая, но той красотой, что не бросается в глаза сразу: строгие черты лица, чуть тяжеловатая нижняя челюсть, темные брови вразлет, пухлые губы, длинноватый нос с горбинкой, как после плохо сросшегося перелома, и шрамы, небольшие, но заметные — косой на подбородке и рваный, от ожога, на скуле.

— Геральт, ты долго еще пялиться будешь? — лениво проворчала Эрика, не открывая глаз.

Ведьмак прокашлялся смущенно и отвернулся.

— Я думал, ты спишь, — несколько сконфуженно произнес ведьмак.

— Это моя комната, если ты не забыл, — ехидно откликнулась девица. — В следующий раз попробуй сначала стучать, а потом вламываться. Погоди минуту. Вода еще теплая. Залезай.

Ведьмак, ошалело обернувшись на плеск, увидел уже пустую бадью и девушку, завернутую в полотенце.

— Я отвернусь, — пообещала она, и в ее голосе Геральт уловил плохо скрываемый сарказм. — А ты пока расскажи, что удалось выяснить насчет семьи барона.

Убийца чудовищ раздумывал недолго — тотчас стянул сапоги, развесил на тумбочке онучи, снял штаны и рубаху, зашвырнул кальсоны в угол, и, чуть ли не мурлыкая от удовольствия, забрался в бадью.

— Я превратил игошу в чура, — принялся рассказывать ведьмак, попутно намыливая плечи губкой. — Чур привел меня к хате рыбака, который помогал Анне и Тамаре бежать. Анну забрало какое-то чудовище из леса, скорее всего, ее уже нет в живых. А Тамара скрывается в Оксенфурте, у родичей рыбака. Я поеду за ней утром.

— Я с тобой, — оживилась Эрика. — И не возражай. Мне нужно купить кое-что, да и камни обменять на монеты не мешало бы. Ну, а что, предлагаешь в замке сидеть? Скучно же.

— Раньше ты не жаловалась, — Геральт как раз намыливал ногу, высоко задрав ее над бортом бадьи. — Здесь сытно, безопасно, тепло. А до Оксенфурта путь неблизкий, как ты помнишь.

— Что-то подсказывает мне, — девушка пристально поглядела на затылок ведьмака, торчащий из бадьи, — что уговорить Тамару вернуться ты не сумеешь.

— Верно, — посерьезнел ведьмак. — Потому что считаю, что ей не место рядом с отцом-пьяницей.

— Ну, это исключительно твоя точка зрения, — Эрика поморщилась. — Насколько мне известно, в этой печальной истории виноваты и Филип, и Анна. Она шлялась по мужикам, пока барон воевал, а это, согласись, некрасиво. Ты не подумай, я рукоприкладство Стенгера не оправдываю. Но одно дело, когда мужик поколачивает верную, добрую и любящую жену просто так, а другое — когда гулящую и за дело. Он и пить-то начал от того, что Анна… Ай, да ты его послушай! Анеттка то, Анеттка это… И дочку он любит по-настоящему. Позволял ей все, за всю жизнь пальцем не тронул. Чего только стоит кукла вон эта, которая Трисс… Что, правда похожа?

Ведьмак издал странный булькающий звук, как будто подавился медовухой.

— В адвокаты тебе самая дорога, — наконец выдал он, покачав головой. — Поедем в Оксенфурт, так и быть.

========== 4. Фисштех для народа ==========

Истина обычно лежит посередине. Чаще всего без надгробия.

Станислав Ежи Лец

Когда кони были оседланы, а нехитрый скарб распихан по седельным сумкам, Эрика и Геральт заглянули в кузницу. Иоанны видно не было, а Фергус, как всегда, хмурый, постукивал молотом по наковальне. Ведьмак долго убеждал девушку, что в допросе краснолюда нет нужды, но та стояла на своем.

— Доброго дня, кузнец, — поздоровался ведьмак, и незаметно сложил пальцы особенным образом за спиной. — А не встречал ли ты в округе белок?

Кузнец вдруг зашатался, будто его пыльным мешком по голове хлопнули. Глаза его приобрели поистине отрешенное выражение.

— Белок-то? — переспросил он. — А я почем знаю? Я честный ремесленник, со всяким сбродом разбойничьим не якшаюсь, милсдарь ведьмак. Но в Велене их отродясь не бывало. В городе поспрашайте, авось кто чего подскажет.

— Ничего он не знает, — ведьмак повернулся к Эрике. — Поехали.

Хотел добавить «я же говорил», но воздержался — дорога предстояла долгая, и начинать ее с упреков Геральт не захотел.

И он погнал Плотву прочь из замка, через мост, мимо дорожного указателя и покосившейся хижины, по петляющей меж деревьев тропе на север.

До безымянного притока Понтара, под хлипким мостом изрядно обмельчавшего, доехали быстро; пообедали в давешней корчме, не преминув упрекнуть корчмаря, что за девушкой не уследил. Но тот клялся и божился, что ничего не слышал, после принявшись оправдываться, что-де его самого могли и убить, и корчму спалить, а так все живы и здоровы. Зато обед поставил королевский: тушеная телятина в винном соусе, соленые бочковые огурчики, и совершенно потрясающая заливайка по-краснолюдски из лисичек, сдобренная жирной сметаной. Платы корчмарь не взял, напоследок вытащив из недр кладовой громадный мосол для собаки с остатками мяса на хрящах.

К вечеру путники снова миновали Дерево Висельников, а к полудню следующего дня, заночевав в бывшем разбойничьем лагере, добрались до Оксенфуртского моста. Реданцы, коих было здесь в избытке, громыхали латами с белым орлом на красном фоне, а у ворот и вовсе затребовали подорожную грамоту. Таковая у ведьмака имелась, подписанная бароном, и, как ни странно, по ней одной пропустили и Геральта, и Эрику. Видать по всему, у реданцев сегодня было хорошее расположение духа.

Высоченная надвратная башня бросала глубокую тень на темную, посверкивающую в солнечных лучах воду Понтара. С моста был виден порт. Среди множества рыбацких лодчонок, шхун и клиперов возвышался грозной громадиной галеон, выкрашенный в реданские цвета. Солнце освещало палубу, отражаясь от доспехов многочисленных латников, марширующих на борту.

— Это что, корабль Радовида? — шепнула Эрика, кивком указывая ведьмаку на галеон.

— Похоже, — согласился Геральт.

Девушка поежилась, вспомнив жуткие слухи о резне в Локк Муинне и последующем преследовании чародеев в Редании. Чародеев — и нелюдей. Если хоть половина из всего, что болтали в Белом Саду, было правдой, Радовид попросту свихнулся.

Ведьмак уверенно зашагал по мостовой в сторону порта — было видно, что город он знает хорошо, и бывал здесь не раз. В доках кипела жизнь: моряки, торговцы, плотники, ребятня — все были чем-то заняты, пусть даже швырянием окатышей в воду или охотой из рогатки за белоснежными речными чайками. Домики, выбеленные штукатуркой и украшенные деревянными панелями, промелькнули и остались справа; слева ощерилась веслами красно-золотая галера. Геральт остановился у коновязи, привязал Плотву. Эрика последовала его примеру. На всякий случай пропустила веревку в кольцо ошейника Арда, и прикрепила узлом к железной скобе, торчащей из стены. Как оказалось — правильно сделала: в доме прямо на столе восседала наглая полосатая кошка, которая вряд ли бы обрадовалась появлению крупной чужой собаки.

Молодой мужчина в простом голубом камзоле курил трубку у двери. Гостям он не удивился.

— Я ищу Тамару, дочь Кровавого Барона. Твой брат сказал, что она здесь, — с порога начал ведьмак.

— Так вас Войцех прислал? Проходите, милсдарь и милсдарыня, сейчас я ее приведу.

Пока ждали, ведьмак наклонился к кошке, пристально ее рассматривая. Полосатая выгнула спину, мяукнула, и принялась деловито умываться лапкой.

— Кто вы? Вас отец прислал? — бледная, коротко стриженная девица возникла посреди комнаты.