Очевидно, что как только мы переходим от рассмотрения индивидуального поведения к социальным взаимодействиям, встает проблема различения стереотипа и ритуала (поскольку он фигурирует в построениях этологии). Вопрос о детерминации здесь оказывается не основным. И культурно обусловленные и генетически детерминированные стереотипы в социальном контексте могут стать ритуалами. В то же время даже всецело «культурные» стереотипы повседневности далеко не всегда оказываются ритуалами — как, например, мытье клубней картофеля макаками одного из стад в Японии. Стереотип приобретает значение ритуала лишь в социальном контексте. Поэтому главное различие между ними — это различие по цели: основная функция ритуала — социорегулятивная, а не информативная (об этом см. ниже). В системе же этологических представлений ритуалу отведена прежде всего информационная роль (например, ритуалы в брачных и территориальных взаимодействиях).

Из сказанного ясно, что под одним названием «культурно детерминированых стереотипов» скрываются два феномена. Во-первых, это благоприобретенные навыки, ставшие путем заимствования общераспространенными стереотипами повседневности (как мытье клубней или способы раскалывания мидий куликами-сороками). Даже «культурно наследуясь», эти формы поведения остаются индивидуально-поведенческими адаптивными стереотипами: для их проявления не требуется наличие другой особи или каких-то социальных обстоятельств.

Во-вторых, термином «культурно детерминированные стереотипы» часто обозначаются именно ритуалы, просто по той причине, что ритуальное поведение развивается из стереотипного поведения.

Механизм происхождения ритуалов в человеческом обществе мыслится аналогичным схеме, предложенной Тинбергеном: социальные институты и средства социальной регуляции, обеспечивающие соблюдение традиций, базируются на общественных мнениях, основанных на сложившихся предрассудках в силу стереотипности мышления. Это путь от индивидуального сознания и поведения к социальным стереотипам[14]. Как показывает Э.С. Маркарян[15], дальнейшая перспектива социального стереотипа однозначна: при наличии во всяком обществе мощных механизмов сохранения и воспроизведения (то, что он называет социорегулятивной подсистемой) стереотип поведения с ранее адаптивным свойством в качестве ритуала многократно воспроизводится в течение длительного времени уже после того, как изменилась среда. Действо перестало быть адаптивным, но сохранило ритуальное значение. Поэтому, кстати, традиционное общество с развитой системой ритуального поведения вовсе не является автоматически адаптированным обществом, особенно в длительной исторической перспективе.

Можно отметить ряд специфических свойств ритуалов, которые характеризуют последние как социально обусловленные, реляционные признаки: в отличие от стереотипа операциональное поле ритуала очень широко, он может быть нецеленаправленным; ритуал, как правило, условен, конвенционален и общепонятен; ритуал всегда имеет особую, социорегулятивную цель — создание поведенческого и психологического единства в сообществе[16].

Эта последняя, отличительная особенность ритуала приводит нас к проблеме функционального значения стереотипов поведения.

Основная, т. е. адаптивная функция стереотипного поведения очевидна (вообще говоря, всякое поведение имплицитно определяется как адаптация, и в этологии изучение поведения — это изучение механизмов адаптации). Тому есть несколько причин. Во-первых, в эволюции отбираются индивидуальнозначимые (эгоцентрические) поведенческие структуры, почему возможность существования неадаптивных стереотипов, имеющих генетическую основу, по меньшей мере спорна. Во-вторых, стереотипизация — это путь экономии действия: поведение по принципу проб и ошибок в каждой конкретной ситуации безусловно невыгодно, так что действия по заранее сформированному шаблону есть, видимо, оптимальный способ выбора из многообразия возможностей. В-третьих, стереотипность — это путь унификации реакций, используемых индивидами в контактах.

Аналогичная адаптивная функция присуща и ритуальному поведению: «…во многих случаях удобнее поступить «как принято», чем каждый раз решать задачу: выбирать наиболее целесообразное поведение»[17]. Свободное «поисковое» поведение в повседневной жизни встречается сравнительно редко и обычно требует значительного психоэмоционального напряжения (наиболее крайний случай — проблемы психосоциальной адаптации «человека двух культур»). Наиболее сильную дизадаптацию испытывает человек при разрушении его системы ритуального поведения.

Процесс стереотипизации поведения есть освоение среды, ее организация и включение в «картину мира». Это требует усилий и напряжения. В то же время, выработанный и интернализованный стереотип приобретает новую функцию: он позволяет автоматически распознавать и предпочитать «своего в своем». Это есть функция регуляции взаимодействий между индивидами. В стереотипе эта функция вторична и выступает как подчиненная по отношению к функции адаптивной. Регулятивная функция стереотипа предъявляет к нему требования автономности и самоценности и потому, в известном смысле, противоречит его адаптивной функции.

Напротив, основная функция ритуального поведения, ритуала, — социорегулятивная. Именно в ритуальной деятельности индивидов «следует видеть внутренний источник самодвижения и активности социальной системы»[18]. Сообщество, возникнув как адаптация к среде и в обеспечение совместной деятельности индивидов, в своем развитии формирует и выдвигает ряд новых специфических потребностей, которые не имеют индивидуально-витального значения, а являются потребностями поддержания самого сообщества как социальной системы, как интегрированного целого. Возникает социорегулятивная подсистема социальной системы — как средство реализации этих потребностей, активность которой направлена вовнутрь, на регуляцию структуры взаимодействий индивидов и ради поддержания на этой основе целостности всей системы.

Непосредственным механизмом социорегулятивной подсистемы является институционализация — установление правил действий, норм, упорядочение поведения, регламентация. Достигается это с помощью ритуалов. Поэтому обеспечение ритуального поведения идет извне, со стороны социальной структуры, и на уровне индивида ритуалы интериоризируются через социализацию и энкультурацию (введение в культуру).

Таким образом, стереотип, став ритуалом, приобретает независимость от индивида, включается в социальную структуру и становится регулятором его поведения. Вследствие этого полноценный ритуал, в отличие от естественного поведения, принимается индивидом в результате свободного выбора. Поэтому потребность в ритуальном поведении, вообще говоря, не диктуется природными условиями существования, так что в рамках теории естественного отбора ритуалы бессмысленны (и в строгом смысле неадаптивны)[19]. Они приобретают смысл лишь в социальном контексте как средство поддержания и воспроизводства социального единства. Следовательно, в отличие от стереотипа — основная функция ритуала — социорегулятивная, а его адаптивная функция, которая и здесь несомненно присутствует, оказывается подчиненной.

Различение по функции ритуалов и стереотипов позволяет ответить на вопрос об их целях. Конечные цели их едины, но на разных уровнях: индивидуальном и социальном. Цели стереотипного поведения — в воспроизводстве индивидуально-ценностного поведения, в сохранении генетической преемственности; конечная цель ритуального поведения — в обеспечении социального единства.