– Жослен!

Ветер сорвал слово с моих губ, но Жослен меня услышал и развернулся – странная заиндевевшая фигура в волчьей шкуре. Рукой в рукавице я указала назад.

– Они идут.

Он настороженно вскинул голову, озираясь вокруг. В снежной круговерти ничего было не разглядеть.

– Сколько их?

– Не могу сказать. – Я замерла, отчаянно напрягая слух, чтобы различить на ветру далекие крики. – Шесть. Может, восемь.

Его лицо помрачнело.

– Поспешим!

И мы погнали вслепую, будто в кошмарном сне. Я сгорбилась в седле и прижалась к шее своего пони. Морозный воздух кинжалами вонзался в грудь при каждом вздохе, пока пони силился угнаться за Жосленом, тараня снег. Теперь я слышала ее отчетливее – кровавую боевую песнь скальдов, которая неслась на крыльях ветра и по-вороньи вскаркивала в уши, подгоняя нас вперед и вперед, внушая безумный ужас.

Наши силы давно были на исходе, и оторваться от погони нам не удалось. Я услышала вой скальдийских псов, вскоре свора нас окружила. Мы выехали на поляну рядом с выступом скалы. Конь Жослена едва волочил ноги, а бока верного пони тяжело вздымались под моими коленями.

Кассилианец остановил скакуна, и в его обветренном лице я увидела бесконечное спокойствие.

– Вот здесь, Федра, – четко произнес он. О, это невозможно забыть! Жослен кивнул на выступ, спешился и протянул мне щит Трюгве. – Держи и защищайся, как только сможешь.

Я послушно слезла с уставшего пони и надела на руку щит, вжавшись спиной в скалу. Наши лошади стояли без движения, опустив головы и дрожа, пока пена на их боках превращалась в ледяную корку. Прикрываясь щитом, я, не сходя с места, смотрела, как Жослен, вынув из ножен меч, шагает к середине поляны навстречу скальдам: одинокая фигура, тонущая в снежном буране.

Я почти угадала: их оказалось семеро. Наверняка добровольцы, лучшие люди Селига, самые быстрые наездники, самые опытные ищейки. Удивительно, что на погоню за нами у них ушло целых четыре дня. Вой внезапно прекратился, и скальды в тишине выехали из снежной пелены, темные и зловещие. Семеро. Они выстроились перед Жосленом полукругом. Он стоял против них один, держа рукоять меча у плеча и лезвием наискось закрывая тело – кассилианская защитная позиция.

А затем он бросил меч под ноги и поднял руки вверх.

– Во имя Селига, – выкрикнул он на сносном скальдийском, – я сдаюсь!

Варвары загоготали, и тут налетел порыв ветра, швырнувший мне в лицо горсть снега. Я невольно зажмурилась. Когда шквал утих, я открыла глаза и увидела, как четверо воинов спешились и подошли к Жослену: трое с обнаженными мечами, а один – с боевым топором наготове. Двое всадников держались чуть поодаль. Третий направился в мою сторону.

Жослен, по-прежнему не опуская рук, неподвижно ждал, пока ближайший скальд не коснулся его груди кончиком меча. И только тут мой защитник пришел в движение и отмахнулся от скальдийского клинка наручем на предплечье. Внезапно оба кинжала сверкнули у него в руках, и он затанцевал, столь же непредсказуемый, как ветер.

Никто никогда не напишет поэму, достойную той завораживающей битвы, поэму о кассилианской пляске смерти в заснеженной глуши Скальдии. Темные силуэты сновали как демоны на белой поляне, только звон клинков сопровождал их смертельные па.

А всадник, поехавший в мою сторону, все приближался и приближался, пока я всем телом не вжалась в скалу, выставив перед собой щит.

Им оказался Харальд Безбородый из селения Гюнтера.

Я зачарованно уставилась на него; за два удара сердца он соскочил с коня, подбежал ко мне, обхватил одной рукой и приставил кинжал к моему горлу.

– Ангелиец! – громко завопил Харальд, силясь перекричать шум битвы. – Прекращай! Девчонка у меня! – Я брыкалась как бешеная, и он стиснул меня сильнее, тихо пробормотав: – Не бойся, я ничего тебе не сделаю. Селигу ты нужна живой.

Одна из фигур на поляне замерла – должно быть, Жослен. Он уже снова завладел мечом: я узнала его по манере взмаха. Двое скальдов лежали без движения, но пока я смотрела, один из всадников пришпорил коня, замахиваясь боевым топором.

– Жослен! – отчаянно выкрикнула я. – Не слушай его!

Харальд ругнулся и зажал мне рот рукой. Я наступила ему на ногу и едва не вырвалась, но он быстро меня перехватил и притиснул кинжал, дав почувствовать острие. Краем глаза я увидела, что Жослен упал, перекатился, но продолжил сражаться, а скальдийский всадник медленно оседал в седле, заваливаясь набок.

– Я поменялся с одним из теннов Селига, чтобы поехать за тобой, и дорого за это заплатил, – прошипел Харальд. – Не вынуждай меня причинять тебе боль, ангелийка! Я хочу обелить достоинство нашего селения, вернув тебя!

Он с силой прижал меня за плечи к своему боку, щит неловко повис между нашими телами. Я украдкой сбросила рукавицу и, пошарив на поясе, нащупала рукоятку кинжала Трюгве. Сомкнув на ней пальцы, вытащила оружие из ножен.

Жослен снова был на ногах и вертелся на белой поляне, быстрый и ловкий. Помимо всего прочего, за время нашего плена он здорово научился двигаться на скользком снегу. Ему противостояли два пеших скальда и всадник. Уверена, никого из них никогда не заставляли со связанными руками много миль бежать по заснеженной пустыне на веревке за лошадью Гюнтера Арнлаугсона. Меч кассилианца просвистел сквозь падающий снег, и еще один пеший скальд упал.

– Отпусти меня, Харальд, – тихо попросила я, выгибаясь, чтобы взглянуть ему в лицо. Совсем молодой, золотистая щетина только проклюнувшейся бороды едва начала отрастать. Несмотря на холод, моя рука, сжимавшая кинжал, была скользкой от пота. – Я свободная ангелийка.

– Не пытайся меня околдовать! – Он упрямо отводил взгляд, отказываясь посмотреть мне в глаза. – Я не поддамся твоим чарам, ангелийка. Ты принадлежишь Вальдемару Селигу!

– Харальд. – Моя рука дрожала, держа кинжал близко-близко к его животу, скрытая щитом между нами. Тесно прижатая к скальду, я чувствовала его тепло. Когда-то он подарил мне накидку из шкуры, которая и сейчас была на мне, он первым начал слагать обо мне песни. Слезы застили глаза. – Отпусти меня, Харальд, или, клянусь, я тебя убью.

Сосредоточенный на битве, он выкрикнул предупреждение последнему всаднику, едва избежавшему меча Жослена – тот пытался перерубить сухожилия коня. Мой защитник изнемогал, отчаянно цепляясь за надежду.

Как и я.

– Прости, – прошептала я, и изо всех сил вонзила кинжал в Харальда.

Думаю, сначала он даже не понял, что произошло: глаза его вытаращились, хватка ослабла. Он опустил взгляд и увидел кинжал, который до тех пор скрывал щит. Всхлипнув, я дернула рукоятку вверх, к его сердцу, и отпустила. Харальд попятился, глядя на меня недоумённо, словно обманутый мальчишка. Казалось, его глаза спрашивали: «Что ты наделала?»

Я не ответила, и он тяжело осел на снег, где остался лежать без движения.

Оставшийся в живых всадник увидел это и издал вопль. Отвернувшись от Жослена, он пришпорил лошадь – зловещая стремительная фигура в молочной пелене. Бежать было некуда, я молча ждала своей участи. Вдалеке Жослен убил последнего противника и помчался к ближайшему коню.

В снах действие иногда замедляется. Вот и в этом нескончаемом снежном кошмаре время, казалось, приостановилось. На меня надвигалось искаженное яростью лицо скальда, выкрикивающего проклятья, которые я не могла разобрать на ветру. Харальд сказал, что я нужна Селигу живой, но, думаю, он бы не слишком огорчился, получив меня и мертвой. Примерно за двадцать шагов от меня скальд поднял руку с копьем, а с пятнадцати его метнул.

Я зажмурилась, выставив перед собой щит Трюгве.

Удар едва не оторвал мне руку и сбил меня с ног. Открыв глаза, я увидела, что всадник возвышается прямо надо мной. Щит, все еще болтавшийся на моем предплечье, раскололся от удара и больше не мог защитить. Смертоносный наконечник копья прошил его насквозь.

Будь у скальда второе копье, я бы умерла в тот день. Это точно. Но он уже метнул все свои копья, и поэтому соскочил с коня и вынул из ножен меч.