Так мы и расстались: обнаженные клинки наготове, недоверчивость и опрометчивость. Де Морбан приказал привести Жослена, который вскоре ворвался в трапезную: обезумевший от волнения, с красными глазами, как после бессонной ночи. Он взглянул на меня с порога со страхом и укором. Я спокойно посмотрела на него над ободком чайной чашки.

– Она в порядке. Разочарован, кассилианец? – усмехнулся герцог. – Я тебя понимаю. Признаюсь, мне бы хотелось на пробу скрестить меч с кем-то вроде тебя.

Жослен ответил де Морбану лишь хмурым уничтожающим взглядом и опустился на колени рядом с моим стулом.

– Это правда? Ты в порядке, Федра?

– Его светлость де Морбан верен нашему договору, – сказала я, уставившись на Куинселя и рассеянно вертя кольцо на пальце. Это было легче, чем смотреть в глаза Жослену, который заметил бы охватившую меня негу и не преминул бы выразить свое кассилианское неодобрение. – Значит, мы вольны сейчас же продолжить путь, так, ваша светлость?

Герцог скорчил разочарованную гримасу, похоже, обуздывая себя. Затем взмахнул рукой, отпуская нас и привлекая внимание слуг.

– Наш с тобой договор завершается, – коротко и сухо произнес он. – Можете путешествовать по Морбану куда захотите. До королевского флота и дальше. – Помолчав, он добавил: – Один день, Федра. Я даю тебе один день форы, прежде чем подчинюсь долгу, который велит мне допросить королевского адмирала на предмет ваших с ним сношений.

– Благодарю, ваша светлость.

Жослен быстро шагал по каменным коридорам замка Морбана, а я, морщась от боли, пыталась не отставать. Наконец он со стиснутыми зубами остановился, поджидая меня.

– Ты способна ехать верхом? – вопрос прозвучал резко.

– Справлюсь, – процедила я.

Окинув меня взглядом от макушки до пят, кассилианец покачал головой и продолжил путь чуть помедленнее.

– Никогда не пойму, – сказал он на ходу, глядя прямо перед собой, – зачем ты делаешь то, что делаешь, и почему называешь это удовольствием.

– С твоей-то вспыльчивостью? Ты бы должен меня понимать лучше многих других.

Жослен приостановился и возмущенно выпучил на меня голубые глаза.

– Ничего я не вспыльчивый! И потом, причем тут я, когда вопрос о тебе?

– Ты ужасно вспыльчивый, Жослен Веррёй. Просто прячешь свою горячность  под кассилианской выдержкой. – Я покрутила рукой и потерла плечо – сустав ломило. Пыточный крест де Морбана сколачивали для более высоких жертв. – Но у тебя не слишком хорошо получается. Я же видела, Жослен, своими глазами видела, как ты вышел из себя в той схватке со скальдами. Видела, как ты сражался, будто загнанный в угол волк, без малейшего шанса на победу. Каково оно, давать себе полную волю, а? Каково изо всех сил рваться в бой, даже зная, что потерпишь поражение? Ты чувствуешь облегчение, когда твоя истинная природа берет верх?

– Да, – тихо отозвался он и отвел взгляд.

– Ну вот, – что-то щелкнуло в моем плече, и боль утихла. – А теперь представь, что это облегчение усиливается и усиливается в десятки, в сотни раз с каждым новым ударом и наконец, протащив тебя сквозь мучительную агонию, превращается в столь великое и ужасное удовольствие, что пронзает тебя, словно копьем. – Я потрясла рукой и убедилась, что владею ею в полной мере. – Представь, и тогда ты поймешь, хотя бы отчасти, каково это – служить Кушиэлю.

Помолчав, Жослен поднял на меня скорбный взор.

– С тобой так было даже среди скальдов?

– Нет, конечно. – Я тряхнула головой, прогоняя унизительные воспоминания, и  продолжила: – У скальдов было совсем иначе. Там я не выбирала, не имела собственной воли. Думаю, тогда я послужила лишь оружием в руках бессмертного.

– Стрелой Кушиэля, – в этих словах прозвучали нотки, напомнившие мне Лодура Одноглазого, жреца варварского бога Одина. Жослен почему-то вздрогнул. – Ладно, идем, давно пора уезжать. Де Морбан обещал нам свободу передвижения на один день. Думаешь, он сдержит слово?

– Да, – кивнула я. – Сдержит. На один день.

– Вот, держи. – Жослен снял с шеи цепочку с кольцом Исандры. – Она доверила его тебе.

Я молча забрала перстень, и мы поспешили вперед.

Во дворе нас уже ждали Гиацинт и тсыгане, лихорадочно готовящиеся пуститься в дорогу: взрослые, дети и лошади рвались продолжить путь. Тсыгане не любят спать за каменными стенами, считая, что это к несчастью.

Шурин Неси запряг лошадей и мотнул головой в сторону ворот.

– Поехали скорее, ринкени чаво, пока морской кралис не передумал! – поторопил он Гиацинта, которого считал нашим вожаком.

Гиацинт вопросительно посмотрел на меня.

– Я в порядке, – выдавила я, запрыгивая в седло и пытаясь не кривиться от боли. – У нас в запасе всего один день. Поехали.

Люди де Морбана провожали нас взглядами, а некоторые кричали вслед и смеялись. Дружелюбные напутствия предназначались Жослену, который в ответ улыбался и кланялся.

– Похоже, ты отлично их развлек, – усмехнулась я.

Он пожал плечами.

– А что мне оставалось делать? Сходить с ума от беспокойства? Опять же, повторенье – мать уменья.

– На мой взгляд, тебе больше нравится покорять людей не оружием, а байками, – поддразнила его я. На сердце становилось все легче по мере того, как мы все дальше и дальше отъезжали от стен Морбана.

– Я бы не стал заглядывать столь далеко, – сухо сказал Жослен, но в уголках его рта притаилась улыбка.

День выдался теплым и ясным, в воздухе чувствовалась влажность, по небу проплывали редкие облака. Мы тащились по извилистой прибрежной дороге, почти тропе, внизу сине-серые волны разбивались о скалы, иногда обрызгивая нас соленой морской водой. Над головой носились чайки, пронзительными криками рассекая утреннюю тишину. Я прищурилась, силясь разглядеть за лазурной зыбью твердыню Альбы, но остров слишком далеко отстоял от Кушета. Вот в Аззали, говорят, с нашего берега в хорошую погоду можно различить белые скалы по ту сторону пролива.

Где-то через час мы наконец увидели людей. Внизу, под нашими ногами, открылась узкая песчаная бухта. Один из тсыган, ехавших впереди, громко крикнул, и дети, высыпав из повозки, принялись прыгать и показывать на что-то вдали.

Королевский флот стоял в устье бухты: почти сорок кораблей ощетинившихся мачтами. Паруса были спущены, но над каждым судном морской бриз развевал штандарт Дома Курселей с серебряным лебедем. Потрясающее зрелище. На берегу расположился обширный лагерь, где сновали туда-сюда фигурки моряков. На песке их дожидались с сотню гребных шлюпок, а еще сколько-то шли по волнам к кораблям или обратно. Да, мы нашли Квинтилия Русса.

– Поехали! – крикнул Гиацинт, побуждая двигаться дальше.

Тсыганам передалось наше нетерпение, и  наш отряд поспешил вниз под уклон. Люди Русса заметили нас еще на середине склона и с озадаченным видом скучились, держа руки наготове на рукоятях коротких мечей.

Круча наказала за опрометчивую спешку: разогнавшаяся на спуске повозка сошла с дороги и повисла над обрывом. Испуганные тсыганята перекричали даже чаек. Гизелла с сестрой, взволнованно вздыхая, пересчитали детишек по головам, а Неси и остальные мужчины объединили усилия, чтобы вытянуть повозку обратно на дорогу.

– Езжайте дальше, чави, – ласково предложила мне Гизелла, поправляя  на голове платок и опытным взглядом следя за потугами сильного пола. – Кибитку-то и без вас вытащат. А вы не тратьте времени даром, а лучше займитесь торгом. Давайте, езжайте, добудьте имя для табора Неси, который в погоне за золотом добрался до самого моря.

Я кивнула и подозвала Гиацинта и Жослена. Мы осторожно спустились на берег. К тому времени прибыл уже сам адмирал, его крупная внушительная фигура рассекала толпу моряков так же уверенно, как корабль – волны.

– Что это у нас тут за бродяги? – проревел он, щуря яркие голубые глаза. – Яйца Элуа! Неужто Странники решили проложить свой Длинный путь прямо по морю?