Меня поселили в одной комнате с Брейдайей, старшей из сестер Друстана и по круитским законам будущей матерью престолонаследника. Даже если Друстан женится на Исандре, их дети обычным порядком никогда не займут трон Альбы. Зато они смогут по праву претендовать на ангелийскую корону, эти наполовину пикты и потомки Элуа лишь по материнской линии, птенцы лебедушки из Дома Курселей. Признаться, для чистокровной ангелийки, рожденной и выросшей в Земле Ангелов, мысль отнюдь не из приятных.

– Мы Старшие дети Земли, – заявила Брейдайя, словно прочитав мои мысли. Приказав служанке взбить подушки, она спокойно мне улыбнулась. – За долгие тысячи лет до рождения Иешуа, до того, как он истек кровью на кресте, а Магдалина пролила слезы и на землю явился ваш Элуа, мы уже переплыли море и поселились в Альбе. Мы – народ Куллах Горрьим, те, кто последовал за Черным Кабаном на запад еще до того, как ангелийцы научились считать, загибая пальцы, и измерять время. Когда в эту страну пришли другие, высокие и светловолосые Фалер Бан, Белая Лошадь Эйре, Тауру Кро с севера и Эйдлах Ор с юга, мы уже давным-давно здесь жили.

Далриады относились к Белой Лошади, а Маэлькон-Узурпатор – к племени Красного Быка. Об Эйдлах Ор, Золотой Лани, я ничего не знала.

– И они последуют за Друстаном? – спросила я. – Все-все?

– Если так пожелает Куллах Горрьим, – просто ответила Брейдайя.

Почему-то ее слова меня не убедили.

Она посмотрела мне в глаза:

– Все будет так, как будет. Не бойся.

Наверное, она хотела меня утешить и успокоить, но после всего, что я повидала в жизни, это было непосильной задачей для девушки немногим старше меня, если не младше. Я видела, как герцог Исидор д’Эгльмор триумфально скачет во главе Союзников Камлаха, и слишком хорошо узнала захватнический, расчетливый ум Вальдемара Селига, чье воинство исчислялось десятками тысяч, а книжный багаж содержал рукописи величайших военных стратегов. На этом же берегу слишком много воды утекло с тех пор, как великий Кинхил Ру объединил круитов в разящий кулак против тиберийской армии, а нынешние вояки – пара вздорных Близнецов, татуированный принц да толпа невышколенных вооруженных задир – не внушали мне ни почтения, ни доверия. Они походили на детей, которые храбрятся в уверенности, будто знают, как встретить опасность, но лишь до тех пор, пока не столкнутся с нею лицом к лицу на деле.

А потом я вспомнила про вещий сон Мойред с белым лебедем, который указал ей, где встретить наше посольство, и засомневалась в своих сомнениях.

– Идем. – Брейдайя склонила голову, прислушиваясь. – Там начинается празднество. Присоединимся?

И я пошла за ней в чертог владык далриад, настроенная отчаянно и бесшабашно, как Квинтилий Русс, когда он мчал свой флагман сквозь непроглядный туман к невидимым берегам.

Близнецы, не соглашаясь друг с другом по поводу политического курса, дружно проявили отменное гостеприимство. Пока мы отдыхали, на берег сошли матросы, не нужные на корабле, и чертог наводнила толпа гостей – ангелийцев, круитов, далриад, – шумных и веселых. Было странно видеть среди по большей части неприглядных иноплеменников так много ангелийцев, выделявшихся своей красотой, словно переливчатые жемчужины на фоне тусклого перламутра.

Представьте, все они неплохо поладили; моряки вообще словоохотливый народ и к тому же привычны к языковым барьерам. Пир был горой, поскольку альбанская земля плодородна, а далриадам достался обширный и богатый кусок. По ангелийским меркам еда была довольно безыскусной, зато изобильной: оленина и печеная рыба, весенние овощи, на удивление сладкий творог, густая похлебка и вино. Еще подавали хмельной напиток уискхе, который на первом глотке обжигал рот, а на втором уже легко лился в горло, оставляя послевкусие торфа и трав.

Вечер длился и длился, уискхе тек рекой, а далриадские барды услаждали наш слух длинными, монотонными балладами, которые я переводила для ангелийцев. О да, далриады очень любят поговорить – тот вечер показал, что Грайне совершенно справедливо упрекала брата за многословие. В какой-то момент Квинтилий Русс, уже побагровевший от вина, затянул песню ангелийских моряков, которую я, краснея, переводила для хозяев торжества. При этом я убедилась, что далриады и круиты уж никак не ханжи. Они хлопали в ладоши и поддерживали певца одобрительными криками, а под конец даже подхватили непристойный припев.

Пир отчасти напомнил мне Скальдию, но здесь все было иначе. Например, здешние женщины не уступали мужчинам в дерзости и с неприкрытым интересом разглядывали ангелийских моряков. Многие покидали пиршество задолго до окончания, и люди Русса уходили вслед за ними с довольными ухмылками – по крайней мере те, кого женщины манили за собой. Далриадки, на мой взгляд, не шли в сравнение с ангелийками, но матросы не проявляли разборчивости после долгого томительного воздержания в Кушете, где были напрочь лишены женского общества.

Когда Русс закончил выступление, поединщик Имонна, Кэрейг, высокий и крепкий воин, забавляясь, попытался вызвать Жослена на единоборство, указывая на его наручи и бурно жестикулируя. Жослен рукомашества не понял, и тогда Кэрейг разогнал толпу, очистив маленькую площадку в центре зала, и красноречиво обнажил меч.

Близнецы разразились одобрительными возгласами и осушили еще по кубку уискхе; далриады и ангелийцы принялись подзуживать воинов на сражение. Круиты во все глаза следили за происходящим. Жослен с обычной кассилианской сдержанностью посмотрел на меня, приподняв брови.

А я ни с того ни с сего оглянулась на Друстана маб Нектхану.

Как и прежде, между нами промелькнула искорка понимания. В его темных глазах, странно серьезных на изрисованном синими узорами лице, читался немой вопрос: «Может ли твой воин победить?» Я легонько кивнула. Он столь же малозаметно пожал плечами и сделал знак рукой, призывая толпу угомониться.

Я встала и обратилась к Близнецам:

– Давайте же посмотрим, каковы на деле ангелийские клинки, о владыки, – произнесла я, с удивлением отметив, что уискхе развязало мне язык. – Но условимся, что в этой схватке не должно пролиться крови! Пусть тот, кто будет обезоружен, честно признает свое поражение!

Близнецы приняли мои условия согласными аплодисментами. Жослен торжественно встал перед ними и поклонился со скрещенными руками. Квинтилий Русс, шатаясь, подошел ко мне.

– Я думал, кассилианцы сражаются только для защиты, – немного заплетающимся языком пробормотал он.

Я пожала плечами.

– Этого кассилианца префект изгнал из их Братства. Теперь меч Жослена верой и правдой служит Исандре и для защиты и для нападения.

– А-а. – Глаза адмирала блестели, пока мы наблюдали за схваткой.

Кэрейг, взревев, занес меч и, опуская его, бросился вперед, здоровенный как гора. Кинжалы Жослена высверкнули из ножен и, скрестившись, отразили удар. Зрители рассмеялись, когда кассилианец ловко отскочил в сторону. Кэрейг, пошатнувшись, изготовился к следующей атаке. Снова зазвенела сталь – меч, не причинив вреда, скользнул по наручу. Жослен, текучий как вода, отпрыгнул и, перевернув кинжал острием вверх, ударил рукоятью по сжимавшему меч кулаку Кэрейга, который тут же разжался. Одновременно Жослен ногой подсек противника под коленки.

Тот с шумом рухнул на пол, выронив меч. Пока до Кэрейга дошло, что он обезоружен и повержен, скрещенные кинжалы Жослена уже уперлись ему в горло. Поединщик Имонна принял поражение благороднее, чем я от него ожидала. Когда Жослен поклонился и убрал свои клинки в ножны, Кэрейг встал и заключил его в медвежьи объятия, одобрительно хлопая по спине.

– По меньшей мере этим мы их здорово впечатлили, – заметил выросший рядом со мной Гиацинт. На его лице играла кривоватая хмельная улыбка, черные глаза блестели от уискхе. В его голосе я не уловила ни единой ревнивой нотки и сразу же поняла почему: рядом с тсыганом стояла улыбающаяся Мойред. Ну еще бы, он же видел сны наяву, чем определенно заинтересовал дочерей Нектханы. Гиацинт, пошатываясь, смотрел на меня, словно гадая, попрошу ли я его остаться или отпущу восвояси, а я терялась в сомнениях, что же он надеялся услышать.