– Где тебя носило? – встретил Жослен мое возвращение. За резким тоном угадывалось беспокойство. Он всматривался в мое онемелое лицо. – Что такое? Что-то случилось?

– Нет, – стуча зубами, ответила я. Жослен накинул мне на плечи свой плащ мендаканта, грязный и поношенный, яркие цвета пестрой подкладки потускнели от дождя и морской воды. Я поплотнее в него завернулась. – Пока еще нет.

– Смерти моей хочешь, – пробурчал он.

Я невольно рассмеялась, и он нахмурился.

Ко времени, когда наши войска окружили долину, где располагался лагерь д’Эгльмора, Жослен давно все понял.

Нынешний замысел был куда проще хитроумного плана вчерашнего отступления. Затаившись в укромной горной впадине, Союзники Камлаха выставили всего несколько часовых возле спусков. Да, нам бы никогда не отыскать камаэлитов, если бы не бегство от скальдов.

Сразу после смены караула круиты Друстана легко сняли часовых. Лучники и пращники заняли позиции в кустах вдоль узких проходов. Битва при Брин Горридам, налет на скальдов – все это казалось репетицией перед новым предприятием.

Остальные солдаты заняли высоты вокруг долины. Гислен выстроил воинов Ланьяса в авангарде, чтобы придать нам вид ангелийской армии. К рассвету – всего через сутки после дерзкой вылазки в лагерь Селига – мы снова изготовились рискнуть.

На этот раз я своими глазами наблюдала, как моя отчаянная идея воплощалась в жизнь.

Насколько я смогла оценить, под своими знаменами д’Эгльмор собрал не меньше трех тысяч солдат. С виду они показались мне голодными и изможденными, но судить издалека в сумеречном свете было сложно.

Когда первые золотые лучи солнца пролились в низину, Гислен де Сомервилль подал условный знак. В нашем войске было всего два трубача, но в утренней тишине горное эхо запело как дюжина горнов. Знаменосцы высоко подняли знамена.

Серебряный лебедь Дома Курселей, яблоня де Сомервиллей, корабли и путеводная звезда Дома Тревальонов и флаги народов Альбы – Черный Кабан и Красный Бык, Белая Лошадь и Золотая Лань – гордо реяли на ветру. А три парламентера с улыбкой ожидали своего часа под совершенно особенным знаменем – нечетким красным кругом, пронзенным стрелой Кушиэля, – развевающимся чуть пониже белого флага перемирия.

Парни Федры. Реми мне подмигнул. В этом споре я потерпела поражение.

Союзники Камлаха были застигнуты врасплох. Со дна долины они один за другим стали поворачиваться в нашу сторону, прикрывая ладонями глаза от слепящего солнца и глядя на стены гор и армию, взявшую их в кольцо. Один камаэлит бесстрашно стоял поодаль от всех, солнечный свет отражался от его кольчуги и светлых волос.

«Кильберхаар, Среброволосый», – подумала я.

Гислен де Сомервилль запрыгнул на утес и приложил руки рупором ко рту.

– Исидор д’Эгльмор! – крикнул он, и его голос разнесся по долине. – Мы желаем провести переговоры! И с добрыми намерениями посылаем к тебе парламентеров! Согласен ли ты чтить законы войны?

Кричать сверху вниз проще, чем наоборот, возможно, поэтому д’Эгльмор просто поклонился.

– Идите, – сказала я Реми и двум его спутникам. – Да хранит вас Элуа.

– Ты посулила открыть для нас все двери Двора Ночи, – с ухмылкой напомнил моряк.

– Получите все, о чем мечтали, и даже то, чего и вообразить не могли, – со всхлипом усмехнулась я. – Возвращайтесь живыми за своей наградой, досточтимые рыцари.

Пришпорив лошадей, они поскакали по узкой горной тропе навстречу людям д’Эгльмора. Нам оставалось только ждать. Если герцог задумал недоброе, мы сможем жестоко отомстить, пользуясь своим преимуществом, но парламентеры лишатся жизни. Мы наблюдали, как их ведут к д’Эгльмору и как они передают затверженное обращение. Эти минуты, пока на вершине горы я гадала, станет ли Исидор д’Эгльмор соблюдать благородные законы войны, были самыми долгими в моей жизни.

Герцог не отступил от правил. Камаэлиты окружили парламентеров, посылая нам безмолвное предупреждение. Белый флаг ярким пятном выделялся на зелени долины. А д’Эгльмор с горсткой личной стражи начал медленно взбираться наверх по извилистой тропе.

Он был вооружен и в кольчуге, но без шлема – светлые волосы золотились на солнце, блестящие черные глаза замерли в прищуре. Герцог бесстрашно подъехал к Гислену де Сомервиллю, не обращая внимания на ланьясских лучников, которые целились ему прямо в непокрытую голову.

– Вот и я, кузен, – с преувеличенной вежливостью произнес Исидор д’Эгльмор; да, все Великие Дома в какой-то степени приходились друг другу родственниками. – Желаете со мной поговорить?

– Это посланница Исандры де ла Курсель, королевы Земли Ангелов, желает поговорить с вами, ваша светлость, – невозмутимо уточнил Гислен.

Герцог повернулся, окидывая взглядом наше войско. Увидел разрисованные синим лица круитов и чуть заметно вздрогнул, но тут же взял себя в руки. Друстан маб Нектхана оскалил зубы. Но это ангелийские дела. Я выступила вперед и заговорила.

– Милорд.

– Ты… – Исидор д’Эгльмор наконец опустил глаза и нахмурился. – Я тебя знаю?

– Да, милорд, – кивнула я. – Это я подавала вам отрад на Средизимнем маскараде, когда Бодуэну де Тревальону выпала честь стать Принцем Солнца. Вы об этом вспомнили при нашей последней встрече. – В его глазах забрезжил проблеск узнавания. – Вас же воспитывали в Доме Шахризаев, – тихо добавила я. – Там вы должны были научиться узнавать след стрелы Кушиэля, милорд.

Герцог напряженно думал, но за ходом его мысли уследить я не могла. Он выглядел абсолютно бесстрастным.

– Ангуиссетта Делоне, – коротко бросил он. – Помню-помню. Мелисанда попросила оказать ей услугу, чтобы свести счеты за один неудачный план. Я думал, ты погибла среди скальдов. Как бы то ни было, твой господин умер не по моей воле, ангуиссетта.

– Так мне и дали понять, – спокойно сказала я, хотя поджилки дрожали.

Он приподнял светлые брови:

– Так ты пришла не за местью? Тогда зачем? – Д’Эгльмор окинул взглядом сжимавшееся вокруг нас кольцо круитов. – Ты привела пиктов? Зачем? – Я уловила момент, когда он наконец связал одно с другим. – Делоне. Вот что они с адмиралом замышляли.

– Милорд. – Мне стоило больших усилий сохранять голос спокойным, а взгляд – прямым. – Это армия круарха Альбы и Гислена де Сомервилля. Мы пришли предложить вам выбрать себе смерть.

Люди д’Эгльмора тут же сжали рукояти мечей, несмотря на то, что были в меньшинстве. Герцог невозмутимо поднял руку, останавливая их.

– Что?

– Вы покойник, Кильберхаар. – Увидев, как он побледнел, услышав прозвище, данное ему скальдами, я обрадовалась. – Ангелийцы никогда не забудут вам предательства, навлекшего на нашу землю нашествие варваров. А Вальдемар Селиг попросту провел вас, милорд. С самого начала он не собирался оставлять вас в живых, одержав победу. Он отлично знает, что предавший однажды, предаст не единожды, и ему достанет мудрости не держать при себе меч, способный вонзиться в спину. Я хорошо изучила Селига теми долгими зимними ночами, которые по вашей милости провела в его постели. Не сомневайтесь, вы – покойник при любом исходе войны. Но мы предлагаем вам возможность умереть с честью, стяжав лавры спасителя родной земли.

Исидор д’Эгльмор вскинул голову и горящими глазами уставился на меня.

– И такой вот будущностью ты надеешься меня прельстить, ангуиссетта?

– Я Федра но Делоне, – тихо ответила я, – и да, я уверена, что такой исход для вас самый лучший, милорд. Ведь если вы отвергнете это предложение и Селиг победит, Мелисанда Шахризай непременно станцует на вашей могиле.

В ту секунду лицо д’Эгльмора исказила гримаса ужаса, как у смертельно раненого, словно он вдруг почувствовал стальное жало в животе и услышал зов смерти. Глаза, сверкающие на застывшем лице, не отрывались от меня. Я разыграла свой козырь и угадала. Он не знал о предательстве Мелисанды.

– Мелисанда с Селигом заодно? – резко спросил он.

– Да, милорд. Я видела письмо, написанное ее рукой. Ее почерк мне хорошо знаком. – Я не смела отвести взгляд от герцога. – Какие бы услуги вы ей не оказали, благодарности можете не ждать.