Ругнувшись, он отвернулся и посмотрел на долину, где сгрудилась его армия. Рядом поскрипывала кожа и бряцала сталь – альбанцы переминались с ноги на ногу, выжидая. Гислен де Сомервилль стоял не шевелясь, как могучий дуб. Друстан задумчиво наблюдал за герцогом. Жослен держался рядом со мной, и я была рада его присутствию.

О чем думал Исидор д’Эгльмор мне неведомо.

– Я тот меч, что вы вонзите в сердце Селига, – наконец сказал он, по-прежнему стоя к нам спиной.

– Да, ваша светлость, – подхватил Гислен. – Меч Камаэля.

Д’Эгльмор сухо усмехнулся.

– Предатель нации станет ее спасителем.

Он застыл без движения, глядя на своих солдат. Они окружили наших парламентеров уже не ради охраны, а чтобы выспросить новости, которые наверняка давным-давно сюда не доходили. В конце концов камаэлиты тоже были ангелийцами, да и нет лучших рассказчиков, чем моряки, за исключением разве что тсыган и мендакантов. До нас донеслись взрывы смеха, когда Парни Федры затянули свою маршевую песню: «Хлещи нас до рубцов и ран…»

– Вы их накормите? – внезапно спросил д’Эгльмор. – Исандра обрубила наши поставки продовольствия, перекрыв все пути в Камлах.

– Да, – тихо ответил Гислен.

Тогда герцог развернулся и посмотрел ему в глаза.

– Что вы предлагаете?

– Предлагаю объединить наши войска и ударить в спину армии скальдов, осаждающей Трой-ле-Мон. – Гислен слабо улыбнулся. – Хорошо бы добраться до самого Селига. Никто не просит тебя в одиночку бросаться на меч, кузен.

– Селиг мой. – Д’Эгльмор говорил спокойно, но его черные глаза сверкали. – Поклянись в этом, и ударим по рукам.

– Клянусь. – Гислен де Сомервилль посерьезнел. – Клянешься ли ты честью Камаэля и именем Благословенного Элуа, что будешь верен Исандре де ла Курсель?

– Я клянусь хранить верность чему угодно, что поможет уничтожить Мелисанду Шахризай, – отрезал Исидор д’Эгльмор.

Гислен посмотрел на меня. Я коснулась бриллианта, пригревшегося на шее, и кивнула.

Это нас устроит.

Спуск в долину к армии д’Эгльмора выдался напряженным. Разум подсказывал, что герцог вряд ли откажется от своих слов – без нашей помощи он не мог и надеяться успешно противостоять скальдам, как, впрочем, и мы без его войска, – но уж слишком хорош был момент, чтобы на нас напасть: наша армия растянулась в длинные цепочки, перемещая вниз по горным тропам не только людей, но и припасы, вьючных мулов и неповоротливые боевые колесницы, с которыми далриады ни в какую не желали расставаться.

Гислен де Сомервилль и Друстан маб Нектхана на протяжении всего спуска оставались в седлах и в полном вооружении – думаю, они опасались предательства. Исидор д’Эгльмор, явившийся на переговоры с непокрытой головой, наблюдал за ними с оттенком презрения. Ловко направляя лошадь по крутой тропе, он подъехал к нам.

– Это ты был тем кассилианцем? – спросил он у Жослена. – Помню. Услуга Мелисанде.

– Да, милорд, – желчно подтвердил Жослен. – Тем кассилианцем был я. Жослен Веррёй, бывший брат Кассилианского Братства.

– И хорошо, что бывший, – сухо сказал герцог. – Сталь и вера – надрывное сочетание. Но я впечатлен. Я-то думал, что рабство убьет неуступчивого кассилианца. Позже хочу услышать все, что вам известно о Вальдемаре Селиге.

Пришпорив лошадь, он отъехал. Жослен гневно смотрел ему вслед.

– Не будь он нам нужен, клянусь, я вонзил бы нож ему в сердце! С чего ты вдруг решила ему довериться?

– Когда-то Исидора д’Эгльмора возвели на пьедестал героя Земли Ангелов, – ответила я. – Уверена, ему совсем не хочется быть оттуда низвергнутым. Если, объединив силы, мы победим скальдов или умрем, сражаясь, в памяти людей он так и останется героем-защитником. А отвергни он наше предложение и, скорее всего, войдет в историю как простофиля, обведенный варваром Селигом вокруг пальца, – ведь наверняка хоть кто-нибудь из знающих подноготную проживет достаточно долго, чтобы предать всю интригу широкой огласке. К тому же герцог понимает, что в любом случае обречен на смерть и что виной тому Мелисанда.

Жослен недолго помолчал.

– С ним она могла бы стать королевой, – наконец сказал он. – Почему же она его предала?

Я покачала головой.

– Скальды все равно напали бы. Селиг с самого начала был себе на уме. Он искал способ устранить со своего пути пограничные войска Камлаха и вышел на Мелисанду. Элуа ведает, что он ей наобещал. Рядом с ним… она могла бы стать королевой над двумя народами. Сейчас тысячи камаэлитов знают, что Исидор д’Эгльмор подставил родину под удар и принудил к соучастию в этом предательстве своих солдат, попросту перебив несогласных. Мелисанда играет куда умнее. Тех, кому ясна ее роль в нашествии Селига, можно пересчитать по пальцам. Если он одержит победу, то попытается построить империю и для подчинения Земли Ангелов ему потребуется высокородная королева из местных. Императрица.

– Думаешь, так? – Жослен потрясенно вскинул голову.

Я печально ему улыбнулась.

– А как еще? Мелисанда позарилась бы только на самую высокую ставку. Выше этой и представить невозможно. Разве что… – задумчиво добавила я, – она намеревается убить Селига, когда он завоюет себе трон и объединит страны.

– Как она может жить с руками по локоть в крови? – тихо спросил Жослен, глядя на рассредоточенную по долине камаэлитскую армию. – Да и какой человек на такое способен?

– Не знаю, – снова покачала я головой. – Возможно, она настолько увлечена своей игрой, что даже не принимает в расчет, скольких жизней будет стоить ее победа. – Делоне в какой-то степени был таким же, хотя руководствовался более благородными мотивами. Им так же повелевала гордость, и он так же любил строить далеко идущие планы. Помню, как он показал меня Мелисанде, когда весь город сгорал от любопытства, мечтая узнать, кто же его вторая протеже. И помню, как Мелисанда через меня дала ему знать, что именно она стояла за падением Дома Тревальонов. Они искали одобрения друг у друга.

– В любом случае это чудовищно, – припечатал Жослен.

Я не могла с ним не согласиться.

Длинными вереницами ангелийцы и альбанцы спустились в долину без происшествий. Союзники Камлаха с любопытством таращились на наших солдат и разрисованных синим круитов. В глаза бросались худоба и изможденность вояк д’Эгльмора – с первого взгляда было ясно, что это армия изгнанников. Мы не стали тратить время на разбивку лагеря, а сразу же начали делиться едой с новоиспеченными союзниками.

В лагере витало странное настроение, лишавшее мои мысли обычной четкости. Радость смешивалась с отчаянием, по мере того как слух о грядущей атаке на скальдов распространялся среди солдат. Я-то думала, что после успешных переговоров на душе станет легче – в конечном счете мне ведь не пришлось нести ответственность за смерть сподвижников от рук д’Эгльмора. Но стало только хуже. Происходящее казалось ясным, понятным и неотвратимым, а я словно зависла где-то вне своего тела и смотрела на события отстраненным взглядом стороннего наблюдателя.

Обсуждение военных планов затянулось до глубокой ночи: военачальники прикидывали наличные силы и выстраивали объединенное войско в самом выигрышном порядке. Д’Эгльмор с командиром своей пехоты, Гислен, Друстан с Близнецами, я в роли переводчика и Жослен – мой верный защитник. Круиты и далриады мало что смыслили в боевых построениях, но схватывали на лету.

В итоге решили, что камаэлитская пехота пойдет в авангарде. Репутация Исидора д’Эгльмора оказалась ни капельки не преувеличенной – он был опытным полководцем, и все, кто служил под его началом, отличались отменной воинской выучкой и дисциплинированностью. Когда скальды сплотят ряды, противостоя первому удару, вмешаются альбанцы: конники и колесницы нападут на внешние фланги, увлекая за собой безлошадных соплеменников.

А когда боевые порядки противника разрушатся, камаэлитская пехота расступится и кавалерия д’Эгльмора устремится в сердце скальдийского войска – к Вальдемару Селигу. Я считала, что при атаке на Трой-ле-Мон он, скорее всего, будет находиться на передовой – Селиг не из тех, кто командует из тыла. Камаэлитам придется далеко углубиться в ряды скальдов, чтобы до него добраться.