Цифра-то и оказалась слабым звеном 30. Экспансия, загнанная в виртуал, уничтожила так называемого активного гражданина с интересами, устремленными вовне. Цифру нельзя съесть, в нее не оденешься, а завязанные на цифровую технологию производства вдруг обнаружили, что человек – лишнее звено.

Человек на 30 – не сила, человек на 30 – проблема.

Меж тем Новая Надежда продолжала развивать ту единственную отрасль, которая позволяла ей оставаться суверенной, а именно – способ освоения все новых и новых земель. И, разумеется, придерживала секреты мастерства для внутреннего пользования, собирая планеты, как ребенок – цветные камушки в горсть.

Жилой комплекс колонии зарылся в землю: сверху один этаж, уровень безопасности средний. Внизу еще два, в случае необходимости, используемые как бункер. В центральной круглой части – корпусе О – автономный генератор и очистные сооружения. От сердцевины отходят лучи-крылья. А – научный блок, Б – медицинский, В – жилой и Г – армейский. Основной реакторный блок, гаражи, ремонтные и ангары отдельно, при комплексе только небольшие кары, на которых можно туда доехать, коли лень дойти.

Когда ССО узнали, что им теперь на три часа в день меньше работать, они возликовали. Когда выяснилось, что чиф приготовил им взамен, среди бойцов воцарилось угрюмое уныние. Кое-кто лучше бы и поработал.

Схема общественного устройства такова, что хилый мозгляк может управлять огромной машиной-дроидом, всего лишь нажимая кнопки на пульте дистанционного управления. Иной раз мозгляку достаточно сидеть в кресле в десяти милях от управляемого дроида, а то и вовсе висеть над ним на орбите. При этом мозгляк даже не обязан быть умным. Зато он чувствует себя конечной целью эволюции и царем природы, верхней ступенью потребительской пирамиды. В холодильнике у него пиво, по Сети – новости, спорт или ночной канал.

Если у мозгляка сломается ПДУ, ему ничего не остается, кроме как звонить в службу поддержки другому мозгляку, который умеет чинить ПДУ. Естественно, что второй зовет первого ламером и торопится вернуться к своему холодильнику и к своим сетеновостям.

Вероятно, это то самое зло, которого бежит Ставрос, или один из его ликов зла. Когда вас на всем шарике двести пятьдесят, поневоле приходится уметь самим то и это.

Современная армия, сказал им Норм во вводной, не может себе позволить давить противника массой. Современная армия развивает боевую единицу до пределов ее, единицы, возможностей.

Нет, мы все знаем, как выглядит современная армия в идеале. Силы орбитального базирования – тот же мозгляк за просторным пультом крейсера или АВ. Системы самонаведения, автоматизированные орудийные палубы, огневая мощь, способная испепелить планету. Силы так называемого наземного базирования: коптеры и орудийные платформы, и на них суровые люди в камуфлированных спецкостюмах. Очень хороши взятые в ракурсе против заката.

Мы – те, кто под вражеским огнем пойдет чинить им их кнопку. Конечное звено в цепи.

Короче говоря, добро пожаловать на Полосу.

Полосу организовали «за углом», то есть сразу за гаражом с Мамонтами. Все вокруг засеяно оптимистической зеленой травкой, в секторе Б-В высажены карликовые яблони, и только тут километр земли нарочито перемешан гусеницами и развезен в сочную грязь.

В любую погоду.

– Он садист? – удрученно спрашивает Товия у неба.

Бедняга еще не знает, что завтра ему предложат проделать все то же самое, только с грузом, а послезавтра – дадут ружье и предложат поразить шариками выскакивающие произвольно мишени.

Война не спрашивает, сколько нынче миллиметров у ртутного столба. Совсем другое дело – а кто тут изначально собирался воевать? Разве что Морган.

Сыпет мелкий дождь. Бойцы стоят у финиша, Норм и Морган отдельно: он смотрит на секундомер, она – на девчонок, Абигайль и Китри, которые ползут на животах под красными лучами, уже отчаявшись уложиться в норматив. Зацепишь луч, и тот позорно пищит. Лица у обеих несчастные, но под грязью лиц и не видно. Аби с косичками, похожими на колбаски из глины, а Китри – всегда с Аби, только так и различишь. Пацаны из Первого ржут, громко советуя им опустить задницы пониже, будто сами были более отрадны для глаз. Андерс сжимает кулаки и бессвязно бурчит. Он зубаст и озлоблен. Он прошел хорошо, лучше него лишь Морган, и ему хочется, чтобы его оценили. И вообще. Именно сейчас бойцам ССО очень хочется к мамам.

Норм говорит, им еще повезло: когда учили его, вместо лучей тянули колючую проволоку, и каждый раз после Полосы камуфляж приходилось штопать.

Угу, а мы его стираем. Холодная липкая грязь по всему телу, которую невозможно терпеть. Ни сесть, ни растянуться на койке, пока ее не смоешь. И в душевую будет очередь. На Пантократоре Норм натаскивал своих примерно так же, Брюс эту школу уже проходил и знает, что нормативов три, и пока их ведут по низшему. У самого него средний, собственно, это не предел, и сегодня он прошел хуже, чем мог, но ему просто не надо. Чтобы взять высший, надо делать это каждый день, а в жизни и еще есть радости. Высший тут только у Морган, будь она трижды неладна.

А Морган, вероятно, попала в рай.

Как только атмосфера стала приемлемой, они с Нормом на пару занимаются боевыми психотехниками. Как это выглядит, Брюс помнит еще с Пантократора. Две фигуры, большая и маленькая, равные только в грациозности, на фоне рассветного неба. Стойка на одной ноге, вторая развернута коленом наружу, ступня уперта в колено опорной ноги. Руки над головой, чуть согнуты в локтях, ладони сомкнуты. И стоят так все время, пока восходит солнце. Подзарядка от космических батарей, шутит мать.

Норм всерьез уверяет, будто в любое другое время суток «оно не работает». Ну, может, еще на закате, однако Морган говорит, что ее приход только в первой половине дня. То есть здесь они развлекаются тем же самым, разве что солнце тут другого цвета.

Оно сиреневое.

– А лучше нельзя! – громко говорит Андерс, когда последняя пара мучительно достигает финиша. – Я не верю, что можно. Я никогда не видел, чтобы лучше шли.

Ну, то есть он не Абигайль с Китри имеет в виду конкретно, это он за честь ССО вступился. Эту фишку народ рубит моментально, начинает выразительно кашлять и стягивается к нему, как к центру. В каковом центре Брюс и оказывается поневоле.

– А что ты вообще видел, сидючи на своем Сизифе? – вскипает Морган.

– Что я видел, того не отрицаю. Вы – чиф! – сами-то…

Опаньки! Пятьдесят подростков намерены отыграться. В толпе тут и там слышится сдавленное хихиканье. Никто не любит фельдфебелей в начищенных сапогах, и единственный для Норма способ сохранить лицо – это умыть их всех прямо тут и немедленно.

Такие правила игры, и Брюс даже не знает, за кого ему болеть.

Рассел – муж матери, мужчина в доме, взятый за образец для подражания, когда есть нужда в таком образце, настоящий мужик и даже друг – но не отец и никогда не пытался им стать.

Помнится, когда-то он сам пытался найти для матери подходящего мужа, чтобы та не осталась одна, когда он, Брюс, вырастет и шагнет в большой мир. Ему казалось, что мать сама ничего для этого не предпримет. При этом подразумевалось, что первым и главным мужчиной в семье останется Брюс, а пришельца мы будем терпеть до тех пор, пока он ведет себя правильно.

Не то чтобы он был против. Ну если ей надо, ладно, я, Брюс, большой, я понимаю, пусть играется, хотя, конечно, странно, что она выбрала этого, когда есть тот… Мы ладим только потому, что Норм умеет существовать в отведенном ему пространстве, занимая свое и не претендуя на чужое. Это с матерью они как-то объединились и поделились, что, если подумать, приводит Брюса в неподдельное изумление – ведь это два разных человека! Он только здесь командует Брюсом, и Брюс только сейчас задумался об этом.

А вот нужен ли мне командир? Это он для Морган сэнсэй и свет в окошке. Нет, если бы, конечно, он назначил меня командиром первого отделения, облек бы доверием – а кому он может доверять больше, чем мне, кого он знает лучше?… я бы, так и быть… Ну-ну. Может, Рассел действительно слишком хорошо тебя знает?