Мальчик поднял глаза от книги, словно был погружен в чтение.

– Хорошо, – бодро ответил он, с любопытством на нас посматривая.

– Тогда учись и не отлынивай, чтоб потом не страдать, как наша благородная эдель, – я хотела было возмутиться, но он уже обратился ко мне: – Хотя, ты не стала пробовать поступить в университет по другой причине. Ведь так? С твоим-то упорством Урда бы лично тебя проводила до нужного факультета.

Я упорно молчала, а присутствующие терпеливо ждали моего ответа.

– Астари, а ведь правда, зачем тебе… – тут Даник запнулся и испуганно посмотрел на мастера, – один учитель, если в университете их больше и они тоже могут научить?

Что же, что же ответить?

– Вы думаете с моим слабым даром я могла бы попасть туда? – поинтересовалась я у эда Йеннера.

– Ты могла хотя бы попробовать, – протянул мастер. – С тебя не убыло бы точно.

– Ну и ни к чему теперь об этом думать и сожалеть. Вы согласились меня взять в ученики, – излишне бодро и торопливо проговорила я. – Ну так и учите.

– Знаешь, это очень даже хорошо, что ты попала ко мне. Твое умение создавать довольно сложные плетения очень даже пригодится. Я же теперь смогу доделать один любопытный артефакт… – задумчиво произнес мастер, потирая один указательный палец о другой. Артефактор даже глаза чуть прищурил, явно обдумывая предстоящую работу.

– Вы, но с моей помощью?

– Именно это я и имел в виду, – с лукавой улыбкой нашелся с ответом Йеннер.

Впрочем, сегодняшнее занятие практически ничем не отличалось от того, чем нагружал меня когда-то Рун – я сидела и изучала справочники по материалам.

– Будем чередовать теорию с практикой, – заявил мастер, вручая мне стопку книг, попутно отобрав одну из них у Даника. – Интересно хоть было? – успел спросить он у моего подопечного.

– Не-а, – с абсолютно довольным видом ответил Даник.

– И то верно. Твой-то дар в другом, – заметил Йеннер. – Расскажешь в чем?

Данфер поджал губы и вопросительно посмотрел на меня. Я, нахмурившись, покачала головой.

– А что рассказывать? Учителя еще и сами толком не знают, – развел руками мальчик. – Вот учат всякому, что всем положено знать. Может и разберутся в скором времени, что там со мной.

Я не удержалась от улыбки – а ведь он ни в чем не соврал.

Когда мы уходили от мастера, я поинтересовалась у подопечного:

– Слушай, в прошлый раз ты говорил уже что-то о эде Йеннере. Все таким его видишь?

– Ну да. Что там может поменяться? – пожал плечами Даник. – Вот только знаешь что… – задумался он и пристально на меня посмотрел, но тут же отвел глаза. – А не важно…

– Нет уж, договаривай давай, – нарочито строго произнесла я.

– Это всего лишь мои догадки, откуда мне знать так оно или нет? – чуть тише сказал Данфер. – Поэтому зря я вообще начал.

– Данфер, – протянула я.

– Ну хорошо, хорошо, – сдался мальчик. – Да, он все такой же “горячий”, “яркий”, только мне кажется, что он… перегорит скоро.

– Что? – я даже остановилась. – Умрет что ли?

– Нет, это что-то другое, – успокоил меня Даник. – Я же сказал, что зря тебя опять взбаламутил… Ну просто в нем огня надолго наверно не хватит. А вообще, я не знаю.

Ну и собственно, какая разница, что там привиделось Данику? Едкий мастер мне всего лишь учитель. Вот только чего я действительно, как сказал Даник, взбаламутилась?

Какая там гордость? Я уже через неделю хотела взвыть и умолять мастера пожалеть меня. Количество информации, практических занятий, а вместе с ними и едких насмешек, порой даже на грани оскорблений, посыпались на меня в неимоверных масштабах. Иногда казалось, что я не вынырну из-под всего этого. Было тяжело, но… потихоньку я начала втягиваться. Дома тоже все успокоилось. Когда мы с Данфером вернулись, он заверил обеспокоенных женщин, что опасаться нечего.

– Вы бы знали, какие заумные книжки он ее заставляет учить, – будто по секрету сообщил Даник им.

Элодия и Банафрит смотрели с недоверием.

– Честно-честно, – продолжил Даник, – я сам одну такую листал. Ничего не понял.

Я еле удержалась от улыбки.

Разумеется, время от времени они интересовались моим успехами на ученическом поприще, пытались выведать о моих взаимоотношениях с мастером… Пока не услышали, как я называла его совсем неприличными словами, не подобающим благородным эдель, когда корпела над особо заковыристым заданием, обложившись справочниками и учебниками.

И вроде бы все налаживалась, все было хорошо и жаловаться не на что. То ли я отвыкла от спокойной жизни, то ли еще что, но все равно какое-то беспокойство подтачивало благостную картину.

Каждый раз, когда я открывала почтовик, сердце как будто тисками сжималось и холодели руки. Плохих вестей от родителей не было. Впрочем, как и хороших. Письма были странными… И вроде бы мама все также интересовалась моими делами, и вроде бы все также же рассказывала о своем, но все равно как будто что-то поменялось. Она выспрашивала меня о Геделриме, сначала понемногу, и мне казалось, что ей интересно как я тут обустроилась. Потом расспросы стали более подробными. Я решила, что они собираются перебраться сюда. И мне бы радоваться… В ответ вопросы: “Вы что, хотите тоже здесь обосноваться, когда все уляжется?”, я получала: “Мне же нужно знать, как ты там, дочь”. Сомнение грызло меня изнутри, не давая покоя, а недоверие обижало. Возможно, мама не хотела обнадеживать меня раньше времени, тем более с мятежниками все еще ничего решено не было – они затаились и вылавливать их стало тяжелее. А возможно они еще и сами не определились – ехать сюда или нет. Но ведь поделиться планами можно было?

Папа же тоже стал иногда слать мне послания. Про себя ничего не писал: узнавал лишь как я. Интересовался, чем я занимаюсь, раз живу теперь самостоятельно, да еще и подопечный у меня появился. Позже я поняла: он откуда-то знает, что я теперь уже без блокировки и решила освоить магию. Сначала нехотя, а потом уже больше раскрываясь отцу, я поделилась с ним своими достижениями. Он хвалил и явно радовался за меня. Ни одного слова упрека, что, дескать, не женское это дело, мне не было адресовано. Хотя когда я об этом заикнулась маме, она была категорична: такое занятие мне ни к чему, хватит мне и видения. Почтовик был отцовским, поэтому и получалось, что письма сначала проходили через его руки. Маме я писала одно, папе другое, и судя по тому, что мама так и не узнала о моих успехах на этом поприще, папа с ней не всем делился. Я начала вносить разлад в собственную семью. А мне всего лишь хотелось, чтобы родители за меня радовались.

Брат тоже не обделял меня своим вниманием, вот только оно было… односторонним что ли. Он рассказывал о себе, а обо мне уже не особо интересовался. А началось это после того, как я сообщила о том, что у меня появился Данфер. Возможно, он так проявлял ревность. Но ведь он мой брат – один единственный, родной. Мне очень хотелось, чтобы он меня понял, но мы, наоборот, начали отдаляться.

Учеба, общение с Данфером, вечерние посиделки с Банафрит и Элодией – я спасалась как могла. Это все то, что не давало мне погрязнуть в унынии, то, что не давало захлестнуть меня ощущением безысходности.

Однако даже мастер заметил, что я несколько осунулась и слишком часто погружаюсь в собственные мысли, забывая об окружающем.

Учеба не то, чтобы перестала меня привлекать, но стоило только начать чем-то заниматься, как мысли все равно возвращались к семье, и я забывала обо всем остальном.

Так один раз даже чуть не оттяпала себе кусок пальца, когда работала с родицитом – резец сорвался, не оставив следа на камне, но поранив палец.

– Держи, – Йеннер кинул мне уже потертый справочник.

Я с недоумением посмотрела мастера, но придвинула к себе книгу.

– Я что сказал тебе сделать? – недовольно спросил он у меня.

– Обработать камень, – все еще не понимая, что не так, ответила я.

– И тебя ничего не смутило?

В руке я все еще зажимала платок, хоть кровь и остановилась. Я пожала плечами. Дал задания, я его выполняю. Что не так?