Но вторая экспедиция посетила Малакку, куда не заходили суда в первом походе, и этот визит — одно из наиболее знаменательных событий эпохи великих китайских плаваний.

Тщетно мы будем искать ссылку на эту гавань и на это государство у китайских авторов Танской, Сунской или Юаньской эпох. Не упоминают о ней ни Марко Поло, ни Порденоне, ни Ибн Баттута, ни Прапанса — автор «Нагаракретагамы». Причина этому весьма простая: до 1400 года Малакки вообще не было на свете и родился этот город всего лишь за семь-восемь лет до того момента, когда в его гавани стали на якорь корабли экспедиции Чжэн Хэ.

Контур Индокитайского полуострова подобен силуэту человека в капюшоне, поднявшего высоко над головой тощую, слегка согнутую в локте руку. Рука эта — Малак-кский полуостров — почти дотягивается до Суматры. Западный берег Малаккского полуострова напоминает берега соседней Суматры. С гор, которые тянутся вдоль всего полуострова и через узкий перешеек Кра уходят в Таиланд и Бирму, текут в Малаккский пролив быстрые, порожистые и мутные реки. В низовьях они расширяются, то образуя довольно глубокие эстуарии, то разветвляются на множество протоков, питающих своими водами прибрежные трясины.

Римба захватывает здесь всю предгорную полосу, она спускается к самому морю, где порой сливается с каймой мангровых зарослей.

В недоступных ее углах обитали темнокожие, жестковолосые пигмеи — лесные бродяги, живущие, как и суматранские кубу, дикими плодами, кореньями и прочими дарами джунглей. Они спали в шалашах из пальмовых листьев, не обременяли себя заботами о завтрашнем дне и бродили с места на место, зная, что «стол и дом» они найдут в римбе повсюду и везде.

Племена малайской семьи — сакаи и джакуны — издавна жили в римбе и в полосе побережья.

Джакуны, которые сами себя называли оранг-лаут или оранг-селат — люди моря, люди пролива, подобно тямам и малайцам Суматры, были прирожденными мореходами. Они прочно обосновались на мелких островках у южной конечности полуострова, в частности на острове Темесик, который ныне носит название Сингапур, и в приустьевых землях Джохора вдоль узкой горловины Малаккского пролива.

Джакуны были плохими земледельцами — их кормила не земля, а море, и главным их промыслом было рыболовство.

Отлично зная каждую пядь берега на островах, рассеянных у входа в Сингапурский и Малаккский пролив, они на своих быстрых ланчарах бороздили воды проливов, и эти москитные флотилии порой нападали на китайские, индийские и яванские корабли. Это о них писал, жалуясь на опасности, которые подстерегают корабли в водах пролива Линьямэнь, Ван Да-юань.

Джакуны сыграли главную роль в событиях, связанных с основанием Малакки.

Около 1400 года суматранец Парамешвара [32], муж одной из принцесс дома Маджапахит, был изгнан из Палембанга и нашел убежище на острове Тумасик. Здесь он сверг и казнил местного царька, но вскоре должен был покинуть остров, на который вторглись войска соседнего раджи; Парамешвара бежал к джакунам и стал вождем в маленьком рыбачьем поселке, лежавшем в устье реки Малакка. Одиссея Парамешвары нашла впоследствии своего Гомера в лице лиссабонского аптекаря Пириша, который писал, что люди пролива — селаты (то есть джакуны) привели Парамешвару на берега реки Малакка, «в местность с просторными полями и тихими водами», и когда Парамешвара согласился остаться здесь, они на манер античных героев ответили ему: «Если земля хороша для тебя, то благо будет, коли ты возьмешь души наши для исполнения своих добрых дел, и мы сторицей будем вознаграждены за это». Действительно, джакуны не проиграли, посадив на своих малаккских землях Парамешвару, и с помощью своих новых подданных, искушенных в морских хитростях, Парамешвара сумел превратить ничтожный поселок рыбаков и пиратов в мощный узел транзитной торговли.

Действовал он при этом весьма смело и решительно: джакунам велено было препровождать в Малакку все чужеземные корабли, проходящие через пролив. Так как пролив в том месте, где стоит Малакка, очень узок, подобные операции проводить было нетрудно. Судно, доставленное в Малакку, вскоре уходило оттуда в полной сохранности; более того, в Малаккской гавани экипаж снабжали водой и топливом, а иноземным купцам продавали всяческие местные товары, которые обходились им гораздо дешевле, чем на рынках Самудры, Тувана или Палембанга.

Методы эти в свое время с успехом применяли цари Шривиджаи, и они полностью оправдали себя и в первые годы существования Малакки. Купцы убедились, что заходить в Малакку выгоднее, чем в другие гавани пролива, и вскоре отпала надобность в крутых поощрительных мерах. Корабли без всякого приглашения стали посещать новую гавань.

В 1405 году Парамешвара сделал еще один ловкий дипломатический ход. Будучи формально вассалом царя Айютии (Таиланда), он послал в Нанкин миссию и обратился к китайскому императору с просьбой взять под свою руку Малакку. Этой акцией он заранее ограничивал притязания на Малакку со стороны своего сиамского сюзерена и предоставлял Китаю возможность пользоваться гаванью, лежащей в самом скрещении торговых путей южных морей. Чжэн Хэ нанес Парамешваре ответный визит и оказал ему всемерное покровительство. Чжэн Хэ вручил Парамешваре серебряную печать, шляпу и одежды особ царского ранга и провозгласил его царем — властителем Малакки. Вскоре Парамешвара с женой и сыном отправился в Китай, был прекрасно принят при дворе и возвратился в Малакку на большом корабле, который ему подарил император.

Парамешвара и его приближенные исповедовали ислам и примерно в эти же годы удачливый властитель Малакки стал называть себя султаном Мегат-Искандер-шахом.

Следуя примеру прочих основателей новых династий, Парамешвара с помощью седобородых мусульманских имамов немедленно сочинил себе родословную; эта родословная через царей Шриваджаи вела к Александру Македонскому, так что, опираясь на внушительное генеалогическое древо со столь глубокими корнями, Парамешвара, он же отпрыск великого Искандера-Двурогого, при желании мог предъявить претензии на Афины, Александрию и Вавилон.

Союз с Китаем был одинаково выгодным и для Малакки и для Минской империи. Китай получил возможность держать свои торговые базы в воротах, ведущих из Южно-Китайского моря в Индийский океан, а Малакка овладела ключами в транзитной торговле; отныне основные потоки товаров, которые текли с Востока на Запад и с Запада на Восток, проходили через Малаккскую гавань; пошлины и сборы золотым дождем излились на Малакку, и город этот стал расти с быстротой тропической римбы.

Сто лет спустя Малакка считалась величайшим портом мира, и португальские мореплаватели, которым ведомы были все гавани Запада и Востока, с удивлением и восторгом описывали Малакку. В ее гавани, говорили они, постоянно находилось не менее ста пятидесяти кораблей, в пределах городских стен насчитывалось около тридцати тысяч домов, на рынках же торговались на восьмидесяти четырех языках купцы из всех стран, лежащих на пространстве от Молукк и Кореи до Венеции и Лиссабона.

Впрочем, пора всесветной коммерческой славы во времена Парамешвары и Чжэн Хэ была еще за горами.

Малакка — китайцы называли ее Маньлацзя — в те годы была небольшим селением, и жило в ней не больше пяти-шести тысяч человек, раз в двадцать меньше, чем в 1511 году, когда город этот был захвачен португальским наместником в Индии Аффонсу Албукерки.

«Там есть, — писал Ма Хуань, — река, которая протекает через резиденцию царя и затем впадает в море. На мосту через реку крытые навесы на двадцати столбах, и сюда приходят все, кто желает торговать…

Обычаи здесь простые и достойные, а жилища подобны сиамским, и живут тут очень скученно… А [в гавани] для китайских товаров устроены навесы и вокруг них деревянный палисад и на каждой из четырех сторон его ворота и башня, на которой стоят стражники с колокольчиками. Внутри же еще один обвод палисадов, а за ним построены склады…»