Настало время обратились за помощью к курфюрсту Пфальцскому Фридриху III. Надежды Оранского на поддержку оказались от напрасными. Лютеранские родственники отказались какого-либо сотрудничества с кальвинистами и от мятежа против своего государя. В Нидерландах дело дошло даже до серьезных столкновений между лютеранами и кальвинистами; принц тщетно пытался играть роль посредника.

Принц отказался давать правительнице новое подкрепление, так он полностью изолировался от дворянского сословия. В конце 1567 г. он покинул свои земли и снова стал бургграфом Антверпена, очага воинствующих кальвинистов. Маргарита попыталась с помощью имеющихся у нее полков сломить сопротивление. Осажденные города Доорник и Валансьенн пали. Антверпен остался последним городом, отказавшимся впустить правительственные войска, и единственным, где сохранилась свобода вероисповедания в русле договоренности от сентября 1566 г. Кальвинисты Антверпена упрекали принца в том, что он помешал им прийти на помощь графу Тулузскому, чьи войска были полностью разгромлены у города правительственными солдатами.

Оранский оправдывался, что если бы он открыл городские ворота, им бы пришел конец. Ему не простили и того, что в марте он помешал кальвинистам захватить власть в городе. Ему угрожали смертью, и много лет спустя эта принятая им позиция стала частью выдвинутого против него обвинения. Тем не менее действия Оранского были правильными. Не мог он допустить кровавой братоубийственной войны между лютеранами и кальвинистами! Антверпен, единственный город, где нашли прибежище кальвинисты и изгнанники из других городов, еще долго оставался в его руках и был открыт для беглецов!

Сообщение, что Фернандо Альварес де Толедо, герцог Альба, с тысячами солдат был послан во Фландрию, заставило повиноваться власти в основном всех дворян. Оранский остался почти в одиночестве — с Бредероде, графом Хоогстратеном, Марчинсом Сент-Альдегонде. Принц также заметил, что правительница всевозможными обещаниями пыталась удержать его в стране. Последний разговор с Эгмонтом состоялся в начале августа в Виллебреке. Попытка Эгмонта уговорить Оранского принести клятву верности не удалась, так как Оранский уже сделал выбор. Он не собирался ждать прибытия Альбы. Начался первый акт трагедии. Участники восстания должны были теперь бежать и готовиться к новой борьбе. Поскольку дальше сопротивляться стало бессмысленным, Оранский посоветовал городским властям впустить правительственный гарнизон. Он собрал проповедников из лютеранских и кальвинистских общин и объявил, что наступило время покинуть город. 11 апреля 1567 г. он попрощался с городом и покинул его вместе с семьей — последний оплот сопротивления. За ним последовали тысячи беглецов: кальвинисты, лютеране и даже католики, принимавшие участие в мятеже.

Путь на родину — Дилленбург в Нассау — проходил через Бреду, где Оранский написал прощальные письма Эгмонту, Горну, маркизу Бергену, умирающему в Испании; он просил короля простить его, утверждая, что до самой смерти останется верным вассалом 22 апреля Вильгельм отправился дальше — через Граве, Клеве, Кельн в Дилленбург, дом своих предков…

Может, и правда, что для принца-революционера, вождя сопротивления, другое прощание было бы более достойным. Но час еще не пробил. Распад оппозиции, конечно же, не лучшая причина для преодоления неуверенности и нерешительности. Поведение Оранского в те годы определялось скорее обстоятельствами и событиями, чем собственными намерениями. Только укрепившись в Дилленбурге и Зигене, свидетелях кровавой мести испанцев в Нидерландах, принц стал настоящим мятежником. Между вождем радикальной оппозиции и вождем революции пролегли кровавые годы гонений в Нидерландах, акты возмездия Альбы, расправа над Эгмонтом и Горном и многими, многими друзьями, похищение сына… И сохранилась вера, хотя и очень зыбкая, в то, что народу нужно восстание.

Сколько он находился в Дилленбурге, принц с волнением следил за развитием событий во Фландрии и Брабанте. С тех пор как 22 августа 1567 года грозный герцог Альба вошел в Брюссель, о восстании не было и речи; по-видимому, он занял в отношении города примирительную позицию. За два дня до этого в Левене герцог оказал сердечный прием старшему сыну Оранского Филиппу-Вильгельму, графу Бюрену, приняв его так тепло, что гофмейстер графа Генрих фон Вильтперг заметил, что Оранскому не мешало бы написать герцогу Альбе благодарственное письмо. 8 сентября Оранский так и сделал и, пользуясь случаем, снова заверил, что является верным вассалом короля. Было ли это проявлением дипломатии, комедией или свидетельством неуверенности в завтрашнем дне?

Еще до того как Оранский написал это письмо, обстоятельства полностью изменились. 5 сентября был образован «Совет о мятежах», или «Кровавый совет»; 9 сентября арестованы Эгмонт и Горн, а вслед за ними антверпенский бургомистр Антон Стэлен. Новый поток беженцев хлынул в прирейнские города и деревни. В Нидерландах начались резня, гонения и конфискации. 19 января 1568 г. последовал первый вызов принца на «Кровавый совет» как «предводителя и подстрекателя, зачинщика и виновника» мятежа, инициатора беспорядков, потому что он, согласно предъявленному обвинению, прикрываясь религиозными мотивами, хотел захватить власть в Нидерландах. Ясно как день, что речь шла только о политических преступлениях принца. Оранского обязывали предстать перед «Кровавым советом», хотя как рыцарь ордена Золотого Руна и имперский граф он подчинялся другим законам. 24 января пришел второй вызов, связанный с конфискацией всех его земельных владений. 15 февраля принц получил ужасное известие: Филипп-Вильгельм, его тринадцатилетний сын, был арестован в Левене за нарушение университетских привилегий и отправлен в Испанию. Оранский больше никогда не видел своего сына!

Принц решил сопротивляться: из Дилленбурга посыпались письма с протестами Альбе и генеральному прокурору. Вильгельм отвергал обвинения, жаловался на нарушение его прав рыцаря Золотого Руна, имперского графа и возмущался арестом сына. Жалоба вместе с правовым обоснованием — «Юстификацией», составленной с помощью французского кальвиниста Юбера Ланже и антверпенского пенсионария[5] ван Везенбеке, открыла ряд предназначенных для распространения сочинений принца. Оранский доказывал несостоятельность обвинения: восставал против Инквизиции, гонений, нарушения привилегий, правления иностранцев, против всего, что было чуждо духу и желаниям народа. Близкие друзья принца, члены муниципалитета, сообщили ему из Испании об опасных планах короля. Отсюда и его сопротивление, но он якобы никогда не поддерживал вооруженного восстания. Оранский ссылался на то, что король и Маргарита раньше неоднократно отзывались о нем с похвалой. Принц применил тактику, которой придерживался до 1581 г., заключающуюся в следующем: все эти жесткие меры несвойственны мягкому по природе характеру короля, а являются следствием дурных советов его приближенных. Борьбу же принц ведет только против этих министров!

Доказательство невиновности было как бы сигналом. Пришло время противостоять Альбе, а не королю. Во Фландрии возникло сопротивление. Лесные гёзы, отчаявшиеся изгнанники, вернувшиеся на родину из Англии ссыльные мстили испанским солдатам и духовенству. Из многих западногерманских областей, где собрались изгнанники из Нидерландов, к принцу были посланы депутаты с просьбой, чтобы он взял на себя руководство восстанием.

Длительность сопротивления, вербовка войск зависели от денежных средств. Владения Оранского были конфискованы, а его дилленбургских родственников обременяли большие затраты на содержание двора принца. Теперь в Дилленбург ежедневно прибывали гонцы, военные и друзья Вильгельма. Замок вскоре стал центром всех событий. Когда началась вербовка, положение ухудшилось тем, что по всему Нассау раздавался гомон солдатни.

Так как были нужны деньги, пришлось заложить драгоценности принца и семьи Нассау. Семейные сбережения использовались для налаживания отношений, необходимых, чтобы финансировать сопротивление. В распоряжение Оранского были представлены значительные суммы. В то время принца можно было встретить в Касселе, Зондерхаузене, Цигенгейме, Зигене, Вейльбурге и других местах.