Следить за человеком в толпе нехитрая наука, тем более с моим даром. Впервые я пользовалась им так осознанно и четко. Не надо было даже прятаться, когда он оглядывался, чувства помогали слиться с массой человеческих тел. Он повернул направо, я за ним. Стал спускаться вниз, к реке – я следом. В теле назревала колючая сила, энергии выстраивались в ряд и ждали своей очереди.

Размазать о песок. Утопить. Я не понимала, что становлюсь им, уподобляюсь какому-нибудь темному, который привык наказывать без раздумий. Но ведь сейчас было за что! Этот человек убил моего друга, он смеялся, видя наши страдания! Что он заслужил, неужто прощение и доброту?

Когда больше негде было прятаться, я пошла прямо к нему. На пляже было пустынно, ветер гнал седые волны. Мужчина обернулся слишком поздно, чтобы успеть уйти от моих чар. Первые несколько мгновений он хмурился, словно пытаясь вспомнить далекое прошлое, и это разозлило меня ещё больше. Такие не замечают людей, все слабые для них – размытое орущее пятно, куски плоти, которую можно искромсать.

Он был беззащитен. С тех пор ничему не научился, зато я преуспела в дарах. Я могла сделать из него шашлык, отправить лететь так высоко, что он бы превратился в сосульку. Могла чувствами прогрызть дыры в его душе, и, зная это, торжествовала. Я могла стать убийцей, как он, и хотела этого, ибо перед глазами лежал бледный, улыбающийся Кириан, мой надежный друг, мой родной человек, который уже никогда не вернется… и Дерево звенело на ветру железными листьями, охраняя его покой.

А мужчина понял, что я пришла по его душу. Он знал, что не смоется. И ещё он чувствовал, что я пойду до конца. Никаких ухмылок на сей раз? Ни дурного гогота, ни торжества? Как же тебе отомстить, гадина? Что с тобой сделать?.. скрутить, как тряпку, выжать досуха?

– Папа!

Из-за моей спины выскочили девочка и мальчик лет пяти и устремились к застывшему на месте мужику. Они обхватили его колени, рассмеялись, кажется, не замечая, что он перепуган до смерти. Следом появилась женщина с большой сумкой в руках. Там наверняка были игрушки для песка.

У Кириана уже не будет деток. И любимой женщины тоже. У него уже не будет этой жизни, где есть я, Лина, его брат… Переродиться ли он, отыщет иную судьбу? А если смерть в том странном месте так глубока, что не отпустит?

Я ощутила холод слез на щеках, и ветер замел следы, поднимая в бой огромные волны. Начался беспросветный ливень, смыло зонтики вдалеке и редкие рыбацкие лодки. Перепуганное семейство пробежало вдалеке от меня, и злодей несколько раз затравленно оглянулся. Понимал ли он, что любовь только что спасла ему жизнь?

В Промежутке тоже испортилась погода. Наверное, всё в нем было следствием моих чувств, потому что море поднялось до самых камней, и волны стали холодными. Я вернулась на Тасулу и по длинному полутемному коридору прошла к знакомой двери. С некоторых пор в доме в скале многое изменилось. Теперь у нас с Алеардом была не комната, а квартира с видом на океан – светлая спальня, широкая зеленая ванная, небольшая кухня в пастельных тонах и голубая гостиная. Мирный, красивый уют в объятиях морских ветров. Только с ветром мне и оставалось обниматься…

Злоба ушла, и на её место втиснулась пустота. Ни мести, ни удовлетворения от проявленной жалости. Ничего, кроме вновь вернувшейся серости, которая разъедала мою и без того бледную радугу.

Я уже давно не разбирала кровать и не готовила горячего, предпочитая перекусывать чем придется. Вот и сейчас вспомнила, что в кармане лежит изрядно помятый, скукоженный бутерброд с кислым сыром, салатом и помидорами. Никакого чая. Никаких соков, хотя те, что делал Конлет, были прекрасны. Один на один с расплющенным куском хлеба, таким же жалким, как я, вымокшая под холодным проливным дождем.

Подошла к зеркалу, расплела волосы. Отражение глядело усталым взором потухших глаз.

– Надоела, – сказала я себе. – Хватит уже.

Вот так и выяснится, что Радуги склонны к сумасшествию. Давеча Гур упомянул, что у Странников часты депрессии, а Бегуны обычно веселы и бесшабашны.

 Я прошла в ванную, наскоро умылась, долго стояла возле окна. Выйти на балкон, промокнуть сильнее, отогреться у огня? Но кто его зажжет? Вспомнила про бутерброд, запихнула его в себя, подавилась большими кусками. Пошла на кухню запить и зависла возле раковины, утирая бесконечные слезы.

Который вечер без Алеарда. Снова мы по разные стороны Промежутка, думающие друг о друге, желающие быть рядом. Когда же закончится вся эта канитель? Я с ужасом представила, что она действительно будет длиться вечно, и мы растворимся в долге и заботе о других. Потерять Алеарда значило утратить важную часть себя. Он помогал мне узнавать новое, видеть в собственной душе и в теле иные частицы, которых сама я найти не могла. А теперь вокруг разливалась пустота цвета кислого сыра.

Я села на диван, не переодеваясь, и так и сидела до самой темноты. Оставались ещё дела, но сначала стоило передохнуть. Нельзя постоянно перемещаться, это хорошо усвоил каждый. Разве что Кристиану удавалось носиться туда-сюда, не затрачивая сил. Алеард тоже умел распределять энергию с умом, а вот мне и Ойло это никак не удавалось.

Мысли о названном брате на какое-то время успокоили. У парня всё шло хорошо, он наслаждался бродяжничеством и не горевал о прошлом. Даже успел смотаться на Аргону, чтобы навести жуткий беспорядок в рядах жрецов Безликого.

Часы на стене шли бесшумно, и мне казалось, что стрелки ползут равнодушными улитками куда медленнее, чем обычно. Будет завтра, и оно, возможно, принесет радость. Но пока что есть сегодня – хмурое, грустное и безжизненное. Точнее, жизнь продолжала течь кругом меня, но не во мне.

Нора называла это зависимостью и не одобряла подобные чувства. Она отвергала всё, кроме дружбы. Отчасти я понимала её, но отказываться от любви не собиралась. Если мы не тоскуем по любимым, не скучаем по их улыбкам, голосам, прикосновениям, разве можем называться людьми? Человек создан дорожить чем-то, это проявляется сразу после рождения, когда мама оберегает, лелеет малыша, а он нуждается в её тепле. Возможно, Нора отвергала только любовь между мужчиной и женщиной, именно она казалась ей ущербной, разрушительной. Я усмехнулась. Сейчас иначе как развалиной меня не назовешь, в чем-то девушка права, но никто не говорил, что будет легко. За прекрасное нужно сражаться, это и есть настоящая верность – не отступить, когда трудно, не сдаться, если больно. Такова жизнь за Промежутком, и искать простые пути, надеясь на бесконечное счастье, глупо.

Я могла убить. Эти мысли заняли немного времени, а потом отошли на второй план. Вряд ли я стала бы сдирать кожу с живого человека, моя ярость никогда не простиралась так далеко… Или риск потерять себя всё же был?

Какая разница. Самым страшным оставалось одиночество.

Перетерпеть. Переждать. Я смотрела на дверь и представляла шаги. Раз, два, три, четыре. Он вернется ко мне. Не появится посреди залы, а войдет, и я так обхвачу его, что с мясом не оторвешь. Он со мной и сейчас, просто невидим. Я слышу его и чувствую. Обнимаю, ласкаю, вдыхаю запах… Ближе. Когда-нибудь мы снова сможем дарить друг другу мгновения.

Я вздрогнула, вцепившись в подушку – дверь открылась и на пороге возник Алеард. Хотя шумоизоляция в скальной квартире была прекрасной, я не посмела орать. Зато молнией сорвалась с места и, как когда-то, повисла у Алеарда на шее. Он сам помог мне, поддержал, и я обхватила его ногами за пояс.

– Тихо, малышка, тихо… – прошептал он, когда я издала то ли стон, то ли хриплый рык. – Я не уйду больше.

Могла ли я поверить после месяцев расставания? Даже чувствуя его сейчас телом, слыша стук сердца, внимания словам, я жаждала большего. Но что может связать крепче, на каком уровне общаться с любимым, чтобы твердо знать: вас не разлучит ничто?

– Не прощайся, Алеард.

– Это не прощание, – отозвался он.

– И ты не уйдешь больше? Ты всегда уходишь…

– Когда-нибудь уйду, но обещаю скоро вернуться. А если отправлюсь в долгий путь, ты ведь будешь там со мной?