Побег

Таня вяло смотрела Ай-телик, успевший осточертеть ей за время болезни. Хотелось прогуляться, но до выходных об этом лучше было и не мечтать. Мацумото молчал — ни сообщений, ни писем, хотя зеленый значок контакта мерцал исправно. Зато забежала Мэй Ли — поделиться новыми разработками в области гусеничной лингвистики. Словарь на какое-то время взбодрил Таню, но к вечеру она опять раскисла. Выслушав жалобы, Катрин посоветовала ей вернуться к себе в отсек, заняться любимой фотографией, хорошо кушать, чаще гулять и не морочить себе голову — от работы она ещё на неделю освобождена. Таня послушалась.

В корабле и в наружном лагере цифробокс работал на загляденье — прорисовывал до самых мелких деталей, справляясь и с яростным блеском снега, и с сумраком коридоров. Наскучив щёлкать пейзажи, Таня взялась за портреты. Разнообразие выражения человеческих лиц всегда привлекало её. Мрачный Мацумото старался пореже попадаться ей на глаза, но зато наконец удалось уговорить рыжую Доротею покружиться в снегу перед камерой. Зеленоглазая Белоснежка оставалась самой красивой женщиной на корабле и волосы у неё — у единственной — были пышнее, длиннее и гуще Таниных. Снег на легких кудрях смотрелся просто волшебно.

В тот же день, когда Таня возилась, обрабатывая на редкость удачную фотосессию, в отсек без стука ввалилась шумная Хава Брох. Непосредственная израильтянка даже не стала делать вид, будто её интересуют погода, обед, приближение весны или милые фотохудожества.

— Танья, федералы с Земли прислали приказ — не откладывать вылет. Им, представьте себе, срочно нужны кристаллы, поэтому Грин получил санкцию — за недоказанностью наличия разума у гусениц, обращаться с ними, как с животными категории «Q».

— Как с макаками и оленями? Да они же умней шимпанзе!.

— Именно так. Ты знаешь, что значат права категории «Q»?

— Право на гуманное отношение, на защиту жизни, на свободу передвижения… при условии, что они не причиняют прямого вреда человеку.

— Да, Танья! И наши брутальные герои ломанутся в пещеры скопом, включат прожекторы и сирены, а если аборигены решат дать сдачи — начнут палить по гусеницам «для самозащиты» и, по крайней мере, одну пещеру вырежут до последнего червячка. Что потом будет, их не волнует, — сердито констатировала Хава.

— Что будет? — вспылила Таня. — Война с гусеницами, политика «выжженной земли» и катастрофа в итоге.

Хава фыркнула:

— Не всё так страшно. Карательные меры тоже непопулярны — мы живём не в XX и даже не в XXI веке. Скорее всего, после вычистки пары пещер и обеспечения запаса кварца на полсотни кораблей разом, сюда придет новая экспедиция. Принесет официальные извинения, пообещает строго наказать провинившихся, вступит в переговоры — язык к тому времени наверняка расшифруют. Гусеницы получат как это… вено?

— Виру, Хава. Виру за убитых родичей, — поправила израильтянку Таня. — И ты даешь хороший прогноз. Потому, что всегда была оптимисткой.

— Нет, мамеле, я реалистка. Про Авалон на Земле и в Системе уже слишком многие знают. Развязать там кровавую баню планетарного масштаба значит вызверить «ойкуменистов», «зеленых», марсиан с лунтиками, и в лучшем случае слетит правительство Федерации. Это политика, детка.

— Предположим… — недоверчиво протянула Таня, пытаясь понять, к чему клонит многоопытная израильтянка. — И что ты хочешь мне предложить?

— Не доводить дело до драки. Вылазка — и проблем никаких. Мы подлетаем к пещерам, ты прикрываешь меня с воздуха, я спускаюсь, набираю мешок кристаллов, предъявляю его командору — и пусть янки подавится своим кварцем. А у нас с тобой, Танья, появятся доказательства, что с гусеницами можно договориться, не применяя силу. Понимаешь? — глаза у Хавы загорелись, как у кошки при виде рыбы.

— Ты уверена, что гусеницы не сожрут нас вместе с «кожей» или не выставят вон? — осторожно поинтересовалась Таня. — Когда я навещала мохнобрюхих в последний раз, они ни разу не походили на пацифистов.

Хава усмехнулась:

— Глупости! Как я помню твои отчеты, гусеницы не любят яркого света. Если они не пожелают беседовать, то хороший лазерный фонарь, десяток световых гранат — и достаточно времени, чтобы набить мешок. Да, ползучим друзьям наша вылазка может и не понравиться, но зато они сохранят в целости свои мохнатые шкуры.

— Хорошо! Но есть одно «но», Хава — мы спустимся в пещеры вдвоем. Во-первых я хочу вникнуть, почему гусеницы стали агрессивны, во-вторых… в общем нам нужен третий.

Хава хотела заспорить, но, глянув на выражение лица девушки, махнула рукой.

— Хорошо, мамеле. Нам нужен третий. Мэй Ли устроит?

— Нет конечно! Она тут же отправится к Грину и как честный член экипажа доложит ему всё до последнего слова. Может быть Мацумото?

Не говоря ни слова, Хава скрестила толстые пальцы, и Таня поняла, что японец кажется израильтянке не самой подходящей фигурой.

— Лал Бадшан! Он хороший пилот, надежный напарник и кое-чем мне обязан.

Таня чуть поморщилась — она не любила чрезмерно вежливого и слащавого до приторности индуса, но Хава была права — отличный пилот и хороший товарищ:

— Устроит!

— Катер я возьму под предлогом проведать лагерь на Бриттском море — они как раз вчера выудили со дна морского кальмара, большого как слон и горят желанием протестировать его на разумность. Ты будешь ждать меня где-нибудь к востоку от лагеря, подхватим тебя ближе к холмам. Думаю, повод выйти за пределы охраняемой территории отыщется без труда, — Хава прочертила маршрут и показала комм Тане. — Зато представь, какую физиономию скорчит Грин, увидав мешок кварца?

Таня прыснула в кулак, израильтянка хрипло расхохоталась.

— Когда стартуем, товарищ начальник?

— В семь утра, Танья. Проснешься?

— Без удовольствия.

Вместо ответа Хава неожиданно обняла девушку, похлопала по спине и быстро вышла. У неё оказались по-матерински теплые руки.

Выбраться из лагеря удалось без труда. Вахтенным у ворот в свой черед стоял душевед Венизелос, он всячески поощрял Танино увлечение фотографией. Девушке даже не пришлось ничего выдумывать, глянув на «Лейку», пожилой марсианин, ни слова не говоря набрал код и ворота медленно распахнулись. Таня надела лыжи и медленно побрела по покрытому корочкой наста снегу в сторону невысоких холмов, рассеянно разглядывая игру света и тени в полупрозрачном рассветном воздухе. Пару дней назад случилась первая оттепель, климатолог Шпарвассер говорил, что до весны осталось не больше пары недель и потепление станет столь же бурным, как и осенние заморозки. Даже если корабль стартует через два месяца, удастся увидать новую зелень и первые подснежники. А там и сильфы вернутся. С удивлением Таня поняла, что скучает по прелестным, золотоволосым созданиям.

Легкий рокот катера заставил её поднять голову. На мгновение сердце екнуло — вдруг сорвется, но нет — катер Хавы — когда-то аквамариново-синий, украшенный силуэтами звездных систем, нынче мятый и исцарапанный. Трап со стуком упал вниз, энергичная Хава высунулась в проход и махнула девушке рукой — отстегивай лыжи и подымайся. Лал Бадшан церемонно приветствовал девушку, та поклонилась, прижав руки к груди, словно йог. На физиономии индуса появилось выражение удовольствия, он словно музыкант пробежал пальцами по клавишам пульта. Катер коротко подпрыгнул и, набирая скорость, рванулся в сторону гор. Довольная Хава развалилась на сиденье, «кожа» чересчур плотно обтягивала её по-восточному грузную, расплывшуюся фигуру. С энтузиазмом она начала рассказ о невероятном кальмаре — ребята из Бриттского лагеря и вправду поймали какое-то редкостное чудовище, разумом оно естественно не блистало, зато выпускало облака чернил, похожих на кровь, имело шесть пар разнонаправленных глаз и два мозга.

Таня отмалчивалась. Анабиозка и беседы с врачом не смогли до конца развеять страх девушки, она представляла себе свирепые жвала гусениц и хищные педипальпы, жгучую слизь, которая разъела лицо. Она боялась боли и неудачи — и столь же сильно страшилась, что напарники ощутят её неуверенность. Они уже подлетали к верхней скальной площадке, когда Лал Бадшан заметил огромное шевелящееся пятно у основного входа в пещеру. Наведясь на него биноклем, Таня увидела тысячи гусениц, держащих друг друга за «руки» — они раскачивались в каком-то медитативном танце вокруг своих давно умерших родичей. Похоже на первобытные ритуалы полинезийских племен. Израильтянка перехватила бинокль:

— Да, смахивает на похоронный обряд. Лал, включи камеру, запись нам пригодится. Только существа, наделенные мышлением, в состоянии оплакивать своих мертвецов спустя месяц после их смерти.

Пока индус колдовал над аппаратом, Таня и Хава поспешно закончили сборы — минимум снаряжения, световые гранаты, по два рациона и вместительные рюкзаки, которые следовало заполнить хлопчатым кварцем.

Знакомый проход никуда не делся, гусеницы то ли не догадывались о нем то ли не придавали значения узкой щели. Хава с трудом протиснулась вслед за Таней и, бранясь сквозь зубы, поползла по тесному коридору. Поднявшись, наконец, на ноги, Таня уверенно двинулась по знакомым уже коридорам. Она спиной ощущала любопытство и восторг Хавы, и посмеивалась втихомолку — израильтянка походила сейчас на счастливого мопса, которого впервые в жизни привезли в лес. Конечно, перед озером они поднялись на галереи. Картины снова изменились — и откуда гусеницы раздобыли такую пронзительно яркую лазурь, сияющую даже при тусклом свете пещер? Кое-где фантастические мазки и потеки красок инкрустировали кусочками кварца — и хлопчатого и обыкновенного, желтого и прозрачного. Значит для наших мохнобрюхих друзей камешки тоже представляют определенную ценность… и их скорее всего получится обменять на другие блестяшки — от стекла до алмазов с рубинами. Таня ждала восторгов и вопросов израильтянки, готовясь все объяснять и показывать, но Хава, против обыкновения, не проронила ни слова. Только трогала стены и восторженно цокала языком.