Жил отважный капитан

«…Почему же замужество Сюзи Мэйдуэлл оттолкнуло от нее приятельниц. — Ее муж — хапа-хаоле, человек смешанной крови, — был ответ. — А мы, американцы на островах, должны думать о наших детях…» (с) Джек Лондон

«Сегодня танцует Роза!» — надпись на яркой бумажной афише притягивала взгляды. Это было так несовременно, так расточительно — бумага, наклеенная на тумбу. И рисунок, не фотография — смуглокожая, медноволосая женщина в ослепительно алом платье и кружевных чулках. Она улыбается — призывно и горделиво. Все знали — танцовщицы в клубе «Джанг» не чета местным, чёрным как сажа, щедрым на продажную любовь девкам. Они брали — и чертовски дорого брали — за право протанцевать с ними, пообедать или угостить выпивкой тут же, в зале. А любили тех, кого выбирали сами — словно старшие дочери чёрных вождей, в те далёкие дни, когда Тау была свободной, и ни один белокожий землянин не ступал на поля планеты. Алекс знал это, как никто.

Он скрывал свою тайну от одноклассников, пронырливых учителей, вкрадчивых работников социалки, беспечной и болтливой экс-мачехи — она опекала его с тех пор, как погиб отец. Мать умерла давно. До десяти лет Алекс прожил у бабушки — седовласой, весёлой, добродушной и склонной к проказам и шалостям пожилой леди — назвать её старухой не поворачивался язык. Она учила внука лазать по деревьям, ловить рыбу и играть в мяч. Она пела ему бесконечные, сладкие и тягучие словно мёд песни на таинственном языке. Она лечила его многочисленные болезни по-своему — примочками, компрессами, настоями и напитками из местных, горьких и пряных трав. Она и рассказала ему однажды, что прабабушка — её мать — была хапа-хаоле, дочерью последнего свободного вождя Запада и журналистки, землянки, которая приехала делать передачу о племени и осталась в нём навсегда. А когда их согнали за колючую проволоку — пошла вслед за мужем. Так и умерла в резервации. Её сын родился чёрным, вырос с племенем, в свой срок стал вождём. А дочь удалась белой — и сохранила тайну семьи. По чужим документам уехала в столицу, закончила колледж, вышла замуж, родила — да, малыш, твою бабушку. Посмотри — видишь, у тебя волосы вьются по-особому и у кожи золотистый оттенок и лунки ногтей голубее, чем у землян. А ещё ты можешь слышать, как дышит лес и говорит океан, попадать в такт любой музыке, приручать диких зверей… можешь, но не станешь — ты белый. «Да, я белый и хочу быть как папа» — соглашался, смеясь, Алекс. Он ходил в обычную школу Пальмового квартала, его соседкой по парте была бело-розовая, как пирожное с кремом, дочка кондитера, а лучшим другом — смуглый дочерна сын обычного техника с автостанции. Он играл с детьми во дворе и катался на досках на пляже, собирал ароматные яблоки и сбивал палками пальмовые орехи, делился игрушками и мальчишескими секретами, не сильно разбираясь — отливает ли у приятелей кожа жёлтым соком или густой смолой.

А потом вернулся отец. В белом как снег мундире, в капитанской фуражке с серебристым околышем, начисто выбритый, пахнущий свежестью и железом. Он легко подхватил сына на руки, расцеловал, рассмотрел, расспросил — об учёбе, друзьях, школе. Потом велел собираться и отправился к бабушке. Счастливый Алекс не стал вникать, о чём они говорили — а зря. Бабушка вышла из своей комнаты постаревшей лет на десять, утирая заплаканные глаза. Отец был холоден и спокоен. На прощание бабушка долго обнимала его, целовала, хотела повесить на шею маленький амулет из оправленного в серебро когтя, но отец запретил «оставьте ваши варварские привычки, мама, вы и так упустили мальчика». Пока новенький синий аэромоб облетал столицу, Алекс прыгал на заднем сиденье, нераспакованный подарок — маленькая управляемая ракета — валялся рядом. Мальчик спрашивал и сам отвечал на вопросы, не дожидаясь ответов отца. Капитан дальних полётов, с ума сойти! Наверняка летал и на Бету и к Эридану и к Сириусу и даже в систему старушки Земли! Сражался с метеоритами и космическими пиратами, видел корабли ханьцев, похожие на бронированных черепах, и прозрачные звёздные стрелы элотов, спасал красавиц и женился на них… «Замолчи» — безразлично сказал отец. — «Мы приехали». Аэромоб приземлился на широкой площадке подле изящного белого особняка в колониальном стиле. Слуги (не меньше десятка) выскочив на крыльцо, замерли в глубоком поклоне. За ними появилась изящная, белокурая, совсем молодая женщина с испуганными глазами. «Познакомься» — сказал отец. «Это будет твоя мать». Ошарашенный Алекс хотел крикнуть, что мама давно умерла и другой ему даром не нужно, но что-то подсказало ему — с отцом лучше не спорить. Он поцеловал тонкую, пахнущую духами ручку и позволил женщине осторожно обнять его.

Неделю они провели в усадьбе. Отец внимательно наблюдал за сыном, много расспрашивал, мало рассказывал. Алекс очень быстро понял, что разочаровал его — плохо воспитан, мало знает, ещё меньше умеет. Единственное, что порадовало отца — игра в мяч. Он носился по площадке как мальчик и сиял, что сын берёт пять мячей из пяти. На вечерней прогулке, он рассказал Алексу, что в детстве тоже прекрасно играл. А ещё бегал, дрался, водил миникар и даже выпросил у отца полноприводный эмулятор космических полётов, а затем и первую трансорбиталку. После совершеннолетия оставалось только сдать на права. А вот ты, сын, хотел бы свою ракету? Алекс потупился — он хотел лошадь. Живую, пятнистую длинногривую лошадь, чтобы ездить по лесу и носиться вдоль побережья. Услышав просьбу, отец замолк.

Наутро он уехал и трое суток не возвращался. Алекс остался один. Он страдал, что смуглые слуги делают за него всё — стелют постель, подают еду, чистят ботинки и даже купают. Точнее купали бы, но мальчик упёрся до слёз. Белокурая «мама» не обращала на «сына» особенного внимания — здоровалась с ним за завтраком и за ужином, болтала о каких-то незначительных глупостях, по её мнению интересных мальчишкам, однажды попробовала поиграть в мяч, но оказалась совершенно бездарна к игре. Не обиделась, только потрепала победителя по курчавым, мокрым от пота волосам «хороший мальчик». На третий день Алексу стало чертовски скучно. Книг в доме не было, от компьютерных «читалок», игр и фильмов у него начинала болеть голова, поговорить по душам тоже было не с кем. Из усадьбы его не выпускали — обычно послушные слуги на этот раз отказались выполнить приказ «молодого господина».

Он пробовал звонить бабушке — комм не отвечал. Алекс начал уже обдумывать, в каком месте выйдет перелезть через высокий, обсаженный гигантскими рододендронами забор, но тут вернулся отец. Он сказал, что про бабушку с её вульгарными манерами и непонятными привычками лучше забыть — и так вырастила из мужчины тряпку. Посылай ей две открытки в год… хорошо, три, ещё в день рождения мамы — и хватит, слышишь?! А теперь собирайся, поедем в город. Купим тебе форму, учебный софт, миникар, и всё, что нужно настоящему маленькому кадету — я договорился с директором, он мой старинный друг. Ты поступаешь в Академию космического транспорта! Без экзаменов, посреди года, только потому, что ты сирота и мой сын. Доволен?! Ну?! У Алекса задрожали губы, одинокая слезинка поползла по щеке. Недолго думая, отец закатил ему оплеуху. «Запомни, в казарме парни будут бить тебя в тысячу раз больнее, если узнают, что ты ревёшь. Хнычут чёрные. А мужчины — настоящие мужчины — не плачут». «Понял», кивнул Алекс и сжал кулаки. Его никогда раньше не били — так.

От поездки осталось смутное впечатление — они заходили в какие-то магазины, что-то мерили, что-то пристально выбирали. Напоследок забрели в ресторан, отец купил ему виски — попробовать, что пьют мужчины. Алекса тут же стошнило. Начался сильный жар. Врачи сказали «болотная лихорадка» и хотели увезти в госпиталь, но отец не отдал. Он носил его на руках, менял мокрые от пота простыни, сам ставил уколы и поил свежим бульоном, растирал сведённые руки и ноги, чтобы снять судороги, сидел у постели сутками. Алекс не думал — и даже подумать не мог — что отец его любит так сильно. До болезни он сопротивлялся стальной воле почти незнакомого человека. Теперь оттаял — он понял, что отец так же жесток к себе, как и к другим — и это не мешает ему любить, до последнего сражаться за близких.

В тот же день, когда Алекс впервые смог сам встать с кровати, отцу пришло уведомление — в рейс. Он явился в комнату к сыну удручённым, встревоженным. «Кажется, я был слишком суров с тобой, малыш. Забыл, как ты рос и сколько тебе всего-навсего лет. Хочешь — останься дома на этот год, живи в усадьбе, я найму репетиторов и подготовим тебя получше». «Я буду кадетом» — твёрдо сказал Алекс. «Наша кровь» — широко улыбнулся отец. «Я горжусь тобой! Да, горжусь»…Много раз потом Алекс задавался вопросом — знал ли его благородный, чистокровный, безупречный отец, что сын у него — хапа-хаоле. Но ответа так и не получил.

В училище его приняли скверно — новичок, старший в классе, но не знающий и азов. В первый же вечер однокашники собрались его «прописывать», Алекс сдуру стал отбиваться — и оказался серьёзно бит, в первый раз в жизни. Выйдя из лазарета, стал отлавливать обидчиков поодиночке, попался на третьем — сыне начальника космопорта — и получил публичную порку по всем правилам, с наручниками, врачом и холодным датчиком на грудине. Начались проблемы с учёбой — оказалось, что Алексу трудно проходить симуляторы или долго сидеть за «читалками» — у него болела и кружилась голова, плыли цветные пятна перед глазами. Спать в казарме кадету было невыносимо — затхлый запах казённого белья пополам с едким духом подросткового пота перехватывали дыхание, вызывая ночные кошмары. Первая же тренировка на центрифуге закончилась обмороком. Директор вызывал его к себе на беседу и смотрел странно — только хапа-хаоле не ладят с техникой, чёрные вообще не работают на компьютерах, не летают в аэрокарах и не ходят в кино. А право обучаться в академии предоставлялось исключительно белым землянам…