— А вот это и вправду ирландский виски. Настоян на вереске и меду. Ещё папаша мой, царство небесное, ставил. Эхх… Тед, может это последняя в жизни выпивка. Угощайся, дружище, русский с ирландцем братья навек!
Крякнув, Фёдор отпил хороший глоток — виски вправду был бесподобен. Тонкий вкус лета остался на языке…
— Как выбираться-то будем?
Джон ответил короткой фразой, предполагавшей возможность побега через интимное отверстие дохлой гиены сомнительных нравственных правил посредством косточки из моржового пениса вступившей в противоестественную связь с толстой задницей дерьмового вождя этой дерьмовой деревни. Фёдор в ответ намекнул, что возможно их участь будет куда печальней, чем судьба ни в чём не повинной гиены. Джон поинтересовался, какого органа Фёдор потащил их в эту деревню, когда можно было в своё удовольствие торговать вениками на станции. Булкин объяснил, какого именно органа кто-то задолжал всему космодрому и всему городку, отказался покупать сигары и имеет все шансы, вступив в любовную связь с собственной мамой, куковать на этой сексуально раскрепощённой планете до второго пришествия, любуясь на голубую луну в окошко туды её через качель дикой хижины. В ответ Джон примерился было заехать веснушчатым кулаком в челюсть компаньону, но вместо этого хлопнул себя по макушке и затанцевал по хижине.
— Всё прекрасно! Луна, мать её так! Луна!
Не отводя взгляд от скачущего О'Рейли Фёдор попятился к стенке, всерьёз заподозрив, что приятель неожиданно сбрендил.
— Всё просто, Тед! Завтра луны не будет!
— Джон, может, ты ещё выпьешь? — фальшивым голосом осведомился Фёдор. — И поспать ляжешь, я тебе компресс на голову сделаю — ты на солнышке, наверное, перегрелся.
О'Рейли остановился:
— Тед, в этой хижине есть один идиот. И это не я. Как ты думаешь, дикари боятся затмений?
Фёдор почесал в затылке.
— Наверное…
— Помнишь вечный календарь Африки в пабе «Глория»? В который мы дротиками кидали?
— Припоминаю… ты хочешь сказать?
— Да, осёл ты сибирский! Первого апреля, то есть завтра ночью, будет полное лунное затмение. Завтра с утра я скажу черномазому высокопревосходительству, что я, Джон О'Рейли — великий колдун, и если он немедленно не отпустит меня с тремя… нет с пятью птичьими тушами, я велю луне исчезнуть с небосвода к чёртовой матери!
— Мы скажем, — подхватил Фёдор. — Я читал про такой фокус — Колумб его что ли индейцам втюхал или Кортес — не помню.
— Мы ещё увидим небо в алмазах, — погрозил кулаком в окно Джон. — Мы им сами устроим матумбу — ирландца вздумали обдурить.
— Русский с ирландцем — братья навек! — ухмыльнулся Фёдор, — А хороша всё же была та туземочка. Сиськи славные — так бы и ухватил!
— Пухловата на мой вкус и брюшко мягкое. Я люблю тощих, поджарых девок…
За этой глубокомысленной беседой компаньоны скоротали вечер, а когда стемнело — зарылись каждый в свою кучу сена и спокойно уснули — пряный запах трав, похоже, отпугивал насекомых. Ночь прошла незаметно. Поутру Фёдор проснулся один. Он попинал ногами разворошённую кучу сена, подобрал и съел пару оставшихся яблокогруш, кинул огрызком в стену. Похоже Джона взяли сонного, тихо. И пока он тут прохлаждается и кушает фрукты, бедняге ирландцу — матумба… А луна как же? Джон почти не говорит на пиджин. Фёдор шагнул было к двери, машинально дёрнул себя за ухо и почувствовал, что переводчика нет. Он внимательно осмотрел кучу сена, в которой спал, пошлёпал ладонями по полу — пусто.
Дверь распахнулась, в хижину по одному вошли четверо рослых, плечистых великоафриканцев. Без особенных церемоний они подхватили Фёдора под локотки и потащили наружу. Булкин посопротивлялся для порядка, но не особо. Он берёг силы. Любопытные туземцы, туземки и маленькие туземчики провожали взглядами пленника. Давешняя красотка-наводчица прошлась рядом, стреляя влажными глазками. До чего ж хороша, стерва! Наплевав на печальные обстоятельства, Фёдор не удержался и подмигнул искусительнице. Та засияла.
Пленника вытащили на деревенскую площадь. Вождь уже сидел там на огромной колоде, разукрашенной перьями. Рядом с ним с ноги на ногу переминался… О'Рейли — гирлянда из белых цветов уже украшала красную потную шею мерзавца, переводчик блестел на ухе.
— Джон? — спросил Булкин.
— Прости, Тедди. Бизнес есть бизнес. От матумбы ещё никто не умирал. А когда мой друг Большой-Человек, — О'Рейли обернулся и фамильярно потрепал по плечу вождя, — поможет мне доставить туши до города, я продам их и непременно вернусь за тобой. Неужели ты думаешь, что я брошу тебя на съедение этим мерзавцам?!
— Думаю, бросишь, — спокойно сказал Фёдор и перешёл на пиджин. — О большой-человек-чья-душа-подобна-рассветной-птице! Этот воин с небесной-лодки — страшный колдун.
— Да, колдун, — благосклонно кивнул вождь. — Он пришёл ко мне в хижину ночью и открыл тайну, что завтра луны не будет.
— А знаешь ли ты, что БУДЕТ? — Фёдор заговорил зловеще.
— Эй… Тедди? — Джон изменился в лице.
— Этот страшный колдун остановит луну на небе, и пока будет темно, отнимет силу у ваших воинов, замкнёт чрева у ваших женщин и расколотит яйца у ваших птиц. А потом всех сожрёт и станцует джигу-дрыгу на ваших могилах! И только я, страшный, но добрый колдун, могу обезвредить его колдовство!
— Он всё врёт, Большой-человек! Не слушай его!
— Чем докажешь свои слова? — нахмуренный вождь оттолкнул ирландца и встал.
— Тем, что сегодня луна пройдёт свой путь по небу и никуда не сдвинется, — спокойно заявил Фёдор. — Сегодня не первое апреля, — добавил он по-английски.
— Будешь ждать целая ночь. Я сказал! — вождь ткнул пальцем поочерёдно в О'Рейли и Булкина. — До закат сидеть под Судное Дерево — Сонный Мама присмотрит.
Сонная Мама оказалась огромной жёлтой змеёй, похожей на перекормленного удава. Стоило Фёдору или О'Рейли пошевелиться, она подносила к лицам пленников плоскомордую голову, скалила зубы размером с человеческий палец и отвратно шипела. О'Рейли пробовал было перемолвиться словом с компаньоном, но Фёдор молчал — с предателями не разговаривают, их уничтожают.
На закате всё племя во главе с принаряженным вождём собралось вокруг Дерева. Стучали барабаны, верещали трещотки, хрипели дудки, переходили из рук в руки калебасы с таинственным напитком. Вращая бёдрами, отплясывали девушки, заунывные песни у дальних костров тянули старухи. По сигналу вождя змее преподнесли крохотного поросёнка, Сонная Мама заглотила добычу и расслабила кольца. О'Рейли с Фёдором бухнулись на землю. Вождь подождал, давая пленникам прийти в себя, но тут заволновалась толпа. Раздался дружный рёв — голубой яркий серпик луны показался на небосклоне.
— Колдуй! — указующий перст вождя ткнулся в толстый живот О'Рейли. Ирландец, недолго думая, выхватил калебас у ближайшего туземца, заглотил содержимое единым духом и хриплым голосом затянул:
In Dublin's fair city where girls are so pretty
'Twas there that I first met sweet Molly Malone
As she wheeled her wheelbarrow
Through street broad and narrow
Crying, "Cockles and mussels, alive, alive oh"
Не дожидаясь приказа, Фёдор вспомнил любимую песенку покойного деда:
Из-за острова на стрежень,
На простор речной волны
Выплывают расписные,
Островёёёёёрхия челны…
О'Рейли стёр пот со лба и выбил ногами развесёлую джигу. Фёдор, недолго думая, пустился вприсядку. Ирландец нехотя разулся и прошёлся босиком по углям. Русский прыгнул через костёр, а потом голыми руками поправил выпавшее бревно. Джон начал читать Шекспира, Фёдор ответил Пушкиным. Племя орало, свистело и улюлюкало. Луна медленно ползла по небу. Ирландец делался всё бледнее. Даже первый робкий лучик рассвета не окрасил румянцем его постную физиономию. Вождь широко зевнул и провозгласил:
— Ты колдун. Могучий колдун, смелый воин с небесная-лодка. Хижина, женщина, птица — живи с племя.
Булкин с достоинством поклонился.
— Ты, — суровый взгляд дикаря пригвоздил ирландца к земле, — ты врун и лентяй. Взять!
Ирландца подхватили под микитки и поволокли, невзирая на брань и сопротивление. Цель была близка — в джунглях, неподалёку от деревни. О'Рейли почувствовал ужасающее, тяжёлое зловоние ещё до того, как открылась деревянная дверь, загораживающая вход в большую пещеру. У двери снаружи стоял караул с обмотанными тряпками лицами, внутри приплясывали с десяток древних старух, самая молодая из которых могла бы быть (упаси боже!) бабушкой Джону.
— Матумба! — радостно провозгласила самая противная на вид одноглазая старуха. — Матумба — хорошо. Кушать матумба всяк любит, а готовить так нееет…
Цепко ухватив полузадушенного ирландца за ухо, хозяйка вонючего места оттащила его вовнутрь — по стенам пещеры были развешаны огромные туши, покрытые шевелящимся ковром из каких-то отвратительных насекомых.
— Вот, — удовлетворённо сказала старуха. — Утром сажать, вечером собирать. Днём пещера мыть, стена чистить, мясо крутить, следить сколько жуки есть. Греть, чтобы пахло. Вкууусно… Матумба, лучший матумба на десять рук деревня! На!
Проворно сощёлкнув в ладонь пару раскормленных бурых жуков, старуха сунула одного в рот, а другого протянула в подарок гостю. Ирландец позеленел…
* * *
Свободный и лёгкий, словно воздушный шарик, Фёдор Булкин лежал на постели из самых душистых трав, какие можно было найти в джунглях. На столе красовались порезанное, хорошо выдержанное птичье мясо (с ума сойти — за обедом съесть половину шлюпки… хорошо, четверть!), жареная свинина, варёные овощи, свежие фрукты. В калебасе рядом с постелью оставалось ещё с полпинты местного пойла — не такого и плохого на вкус, если сравнивать с пивом на станции. Под боком у русского, прижимаясь к нему тёплым животиком сонно дышала давешняя бесстыдница туземка. От неё сладко пахло цветами. За окном стрекотали цикады, заливалась какая-то полуночная птаха. Очень хотелось закрыть глаза и ни о чём не думать, но Фёдор гнал сон — загибая пальцы, он пытался вспомнить точную разницу между земным и великоафриканским календарём. То ли три, то ли четыре дня опережения. Значит, поздравлять новых братьев с первым апреля понадобится либо через три… без либо, через три ночи. Сказать «завтра луны не будет» и сделать, чтобы не было. И затребовать дань — шесть… нет семь туш с доставкой. И красотку А-ва — приодену её, читать научу, щёткой зубной пользоваться, а может и женюсь-остепенюсь, возраст требует. И пожалуй… — Фёдор вспомнил, как О'Рейли поделился с ним последним глотком виски, — да. Джон, конечно, редкостный негодяй, но бизнес есть бизнес, а русский с ирландцем братья навек! Вытащу.