— Где Ася? Что с моей женой?

— Четвертая камера. Радиация. Я пострадала меньше других.

— Что произошло, где фрегат? На вас напали?

— Мы нашли обитаемую планету, третью в системе. И увидели её гибель.

Женщина прикрыла глаза, вспоминая, и вдруг осела назад, бледная как смерть. Дзюба вызвал носилки.

После капельниц Люде стало немного легче, остальных дальнолетчиц по совету доктора Д-382-ХС оставили в анабиозках до Базы. Дзюбе безумно хотелось услышать голос жены, но он понимал, что пробуждение окажется для Аси мучительным.

Капитан собрал экипаж в рубке и собственноручно включил передатчик. Информацию следовало отправить на Землю как можно скорее.

— То, что планета заселена, мы поняли перед последним прыжком. В телескоп она сияла, как елочная игрушка, увитая мишурой. Фонило радио, связистка ловила странные передачи, мы слушали музыку. Знаете, товарищи, я никогда в жизни не слышала такой чудной музыки!

Панкрат кашлянул и отвернулся, Берлов вздохнул, даже капитан сник. Осознание надвигалось на них грозовой тучей.

— Мы легли в анабиоз, вышли к Оортову облаку расчетным курсом. И обнаружили, что третья планета исчезла с экранов. Словно её никогда и не существовало. Ася… капитан Дзюба повела фрегат прямо в систему. Эфир заполнили помехи, мы потеряли связь с Землей и больше не слышали сигналов.

— Связистка пробовала достучаться до Лунограда? — хмуро спросил Панкрат.

Люся вздрогнула и прикрыла лицо ладонью.

— Наташа включила чип, закричала и потеряла сознание. Больше мы не рисковали.

Люда замолчала, кутаясь в корабельное одеяло. Экипаж ждал.

— Радиация стала зашкаливать. Прояснилась картина — орбиту третьей планеты заняло облако хаотических астероидов. Мы попробовали подобраться поближе, заслали зонд. Он сбился с курса, проклятое излучение сводило с ума аппаратуру. Ася решила лететь сама.

— Не сомневаюсь, — кивнул Дзюба. — Лучше рискнуть самой, чем рискнуть людьми.

— На астероидах уцелели развалины городов, сложенных из синего камня. Высокие башни, мосты, статуи, корабли, похожие на больших птиц. Ася видела спутник — они пробовали выходить в космос. Она вернулась без фотографий, все высветило. Но мы поняли…

— Что же дальше? — тихо спросил Берлов.

— Один из астероидов превратился в шар раскаленной плазмы и взорвался. Мы держали панели рубки открытыми, вели наблюдение. Я уцелела потому, что сидела внутри, в медотсеке. Тотчас запищали счетчики, взвыла сирена — пошла волна радиации. Я попробовала увести «Терешкову» назад к Оортову облаку, но приборы сошли с ума. Оставался последний выход — катапультироваться и ждать спасения. Вот, мы дождались.

— Вы догадываетесь, что произошло? — поинтересовался Мустафин.

Бледная Люда покачала головой.

— Все что угодно. Ядерная война. Техногенная катастрофа. Авария. Массовое самоубийство. Знаете, товарищи, чего я себе никогда не прощу? Мы могли прилететь годом раньше. Тремя месяцами. Тремя неделям. Мы опоздали, непоправимо, бессмысленно опоздали…

Экипаж замолчал. Тишина стала мертвой и непроглядной, каждый думал свое и осознавал своё.

Вглядевшись в тату женщины, Дзюба покачал головой. Люда едва удерживалась на грани. Капитан прекратил расспросы и лично отвел изможденную женщину в медотсек. После спустился к шлюзу, постоять у анабиозки, где спала Ася, жена сильная, упрямая и любимая. Она справится. И он, старый волк, справится. Толстый енот Мотька, словно и вправду умел читать мысли, потерся об ногу человека, поскреб штанину когтистой лапой. Капитан взял пушистого зверя на руки, погладил теплое пузо и смешные бока. Дышать стало чуточку легче. Бывало и хуже, дружище! Жил отважный капитан, он объездил много стран, и не раз он бороздил океан…

В кают-компании, украшенной золотыми и синими пейзажами тропических пляжей, Берлов с Мустафиным мрачно играли в трехмерные шахматы. Они поочередно зевали фигуры, упускали выгодные комбинации и ходы. Берлов проигрывал, но против обыкновения игра не занимала его. Он воображал высокие башни и синие города, корабли, похожие на огромных веселых птиц, ясноглазых и гордых жителей планеты, оставшейся для землян безымянной. Помощь запоздала на годы, на считанные жалкие годы. Почему Земля не успела?!

Мустафина занимало другое — он намеревался облазить каждый закоулок звездной системы, осмотреть все астероиды, проверить планеты, приближенные к орбите третьей. Если существует одна станция, обязаны существовать и другие, времени прошло немного, мог остаться хоть кто-то живой. Могли уцелеть записи, снимки, данные. Ещё не все потеряно!

Панкрат не думал. Он заперся в тихой комнате, с приемниками, лунным улуном и запрещенной к провозу настоящей старинной блок-флейтой. Связист играл куда хуже, чем ему бы хотелось, но любил музицировать до самозабвения. Музыка оставалась его единственным другом многие годы, она не предавала, не исчезала, не превращалась в горсть пыли или песка. Привычно крутнув верньеры, Панкрат настроился на живую радиостанцию мертвой планеты, поймал волну и стал подыгрывать, выводя незамысловатую кружевную мелодию. Так индейцы пели о мертвых бизонах, провожая последние стада на Запад, выхваляя косматые шкуры и острые рога, мощь и силу. Так, должно быть, трубили киты, провожая покорных, плывущих на берег родичей.

Одержимый властью шального звука Панкрат отключился от глупой, прочной и косной реальности, он летел, задавая неровный темп, проваливаясь и снова взмывая птицей, хмелея от чувства полной свободы. Музыка существует не для того, чтобы спасти мир. Она существует для того, чтобы звучать, звучать без конца.

Приемник ловил волну, сбивался и снова шарил в пространстве невидимыми руками. И, наконец, поймал! Чей-то гулкий, тугой барабан поддержал волшебную флейту. Ритм полетел и закружился дождем из мокрых осенних звезд. Звуки рассыпались лепестками каштанов на майский снег, взмыли стаей фламинго, колыхнулись скрипучими ветками древней ивы, отозвались перекличкой паровозных гудков из детства. Панкрат вел, не зная усталости. Барабанщик спешил следом, обгонял и опять возвращался к упоительно рваному ритму.

Переводчика им не требовалось.