Проблема с пушистым хвостом
Все животные равны, но некоторые равнее других. Черно-бурая лиса известная в зоопарке под кличкой «Красотка» иллюстрировала сей тезис как нельзя лучше. Ее клетка в общем ряду выделялась простором, еду балованной звери подавали в человечьей посуде, воду наливали в пиалу. Синеглазая Настенька, смотрительница псовых, ворчала «мне бы есть из такого фарфора» — и подкладывала лишний кусок печенки или лосося холеной нахалке. А чернобурка лишь облизывалась, не выражая никакой благодарности. Она и вправду была изумительно хороша. Блестящий мех волосок к волоску, темный с исподу и серебристый на кончиках, черная маска на узкой морде, черные чулочки на маленьких лапах, украшенных белыми коготками. Но красивее всего казались чарующие глаза, словно сделанные из кусочков старого янтаря. Иногда там играло пламя, иногда горело солнце, иногда плескался сладкий тягучий мед. Единожды заглянув в них, случайный посетитель долго не мог отвести взгляд. Мужчин после такой встречи мучали жаркие сны, а женщины становились ласковее к мужьям и любовниками. Неудивительно — лиса умела пробуждать чувства. И занималась этим без малого тысячу лет.
О возрасте дамы говорить неприлично, но Красотка или Акомати, как звали ее на родине, привлекала внимание публики, когда ряды тесных клеток еще именовали зверинцем. Она поселилась на новом месте на год позже, чем попугай Жаконя, патриарх среди питомцев зоопарка. И радовалась скромному убежищу, как иные не радуются дворцу.
Родилась Акомати в стране Ямато, у подножия горы Сиоми. И почтенная матушка ее и госпожа бабушка и все женщины рода в полнолуние возлагали на голову исписанные заклинаниями листья и кланялись богине Инари. А потом белили лица, наряжались в узорчатые кимоно и отправлялись на промысел — соблазнять легкомысленных крестьян, лакомых до утех чиновников, сластолюбивых самураев, а то и священников, не чтущих обеты. Энергия Ки, исторгнутая из мужской крови, доставляла лисам-кицунэ долгую жизнь, а шелка, золото и иные дары шли на благо семьи. Убивать свои жертвы вопреки слухам красавицы не стремились — случалось перестараться или внушить бедняге сердечную скорбь, но обычно лисы не отличались жестокостью. Зачем резать кур, если можно воровать яйца?
В юности Акомати как и многие девицы совершала ошибки — привязывалась к случайным друзьям, защищала их от чар и врагов, растрачивала энергию вместо того, чтобы преумножать. Среди ее возлюбленных имелся даже принц-синно, вдохновенный поэт и воин, похититель лисьего сердца.
По зеленым лугам
бродил я, фиалки срывая,
до вечерней зари
— и, плененный вешней красою,
даже на ночь в поле остался…
Ради него Акомати поселилась в тесном дворце, терпела насмешки фрейлин и слуг, научилась играть на сямисэне, подавать сакэ и разбираться в тонкостях стихосложения эпохи Хэйань.
Лик вечерней луны
трепещет на влажном атласе,
и лоснится рукав -
будто слезы вместе со мною
льет луна в томленье любовном…
Принц восхищался белоснежной прелестью кожи и стройной фигуркой юной лисички, посвящал ей возвышенные хокку и навещал ежедневно. Потом следы мужского внимания сделались явными, стан расплылся, личико покрыли некрасивые пятна. Принц отвернулся от Акомати, зато объявилась куча надоедливых дам во главе с Госпожой Северных Покоев. Ребенка следовало родить ей на колени, дабы причислить к семье. В ответ лиса удрала через окно, подбросила новорожденного в дом бездетного каллиграфа и перестала привязываться к мужчинам. Грубым самцам требовалось лишь тело, а цену внешности Акомати хорошо знала. Она могла стать какой угодно — молодой, старой, пухленькой или стройной… достаточно начертать иероглифы на листе.
Годы складывались в столетия, Акомати взрослела, отрастила семь хвостов и намеревалась обзавестись девятью. Но все меняется. Пара веселых лисок повадилась щекотать до смерти послушников из соседнего монастыря. Кицунэ спохватились поздно — погиб юный брат настоятеля. Разъяренный наставник отказался от щедрых даров госпожи бабушки и поднял на войну братию. Убивать лис монахи конечно же не могли, а вот запереть навечно в четвероногом облике, превратить в неразумную тварь — запросто. Многие кицунэ пали в битве, многие бежали в святилища богини Инари. Акомати же обзавелась личным врагом, аскетом Есифудзи. Надеясь смутить дух врага, лиса заманила его на пиршество, очаровала, накормила рагу из белого кролика, угостила сакэ и почти соблазнила… Проклятые сутры! Осознав глубину падения Есифудзи поклялся не мыться и не брить голову, пока не отомстит хвостатой ведьме. Спасаясь от преследования Акомати бежала на побережье, пробралась в трюм корабля — и ступила на твердую землю лишь в холодной и дикой чужой стране.
Лисе не понравилось все — климат, вода, еда, странные боги и странные привычки белокожих гайцзинов. Акомати чихала, чахла, чесалась, словно вульгарная псина и скорее всего испустила бы дух в надежде на новое перерождение. По счастью торговец привозными чаями, китаец Бао, подобрал и приютил бедняжку. Он оказался единственным мужчиной, не поддавшимся лисьим чарам. Много лет Акомати прожила в лавке, прикидываясь дочерью китайца — раскладывала по пакетикам ароматные чаи, улыбалась покупателям и играла на сямисэне по вечерам. Но перемены к худшему настигли ее и здесь — времена сделались неспокойны и Бао, опасаясь за жизнь и честь «дочки» посоветовал ей переждать смутные дни в лисьем обличье. Он самолично усадил лису в корзину, отнес в зверинец и продал за бесценок. Несколько лет Бао дважды в месяц навещал кицунэ, потом пропал навсегда. А Акомати осталась.
В ином месте долгожительство странной лисы вызвало бы вопросы. Но зоопарку везло и с начальством и с чудным зверьем — шерстяная носорожка Анюта, застенчивый птеродактиль Хосе и человек-обезьяна Самбо были отнюдь не самыми странными из питомцев. К тому же кицунэ взяла за правило навещать каждого следующего директора, подтверждая свои привилегии. И никто ее не беспокоил.
Зимой кицунэ не покидала клетку — снежная каша гибельна для кимоно и гэта. Но с апреля по октябрь каждое полнолуние становилось поводом для охоты. Иногда Акомати прогуливалась ночью по зоопарку, иногда обращалась с рассветом и до позднего вечера любовалась пейзажами в старинном парке. Среди горожан кругами бродили слухи о таинственной красавице, что очаровывает избранников, но счастливчики ни в чем не признавались. Из служителей зоопарка правду знал только Палыч — как сторож он следил за всем, что творится на вверенной территории, а как верный муж обходил лисьи тропы десятой дорогой.
Любопытная Акомати хорошо изучила постоянный контингент парковых жителей — настойчивых рыбаков, что тщились выловить рыбку из черного пруда, тихих пьяниц, трудолюбивых художников, безобидных извращенцев в видавших виды плащах, любителей утреннего бега и вечернего променада. Длинноносый очкастый парень не походил ни на кого — он мотался по аллеям словно осенний лист, замирал перед цветущими деревьями и зреющими плодами, любовался танцем стрекоз и капельками росы на тоненькой сентябрьской паутине. Люди так себя не ведут. Удивленная кицунэ не один месяц следила за странным типом, подглядывала из зарослей, кралась следом и наконец не выдержала:
— Да простит уважаемый мое нескромное любопытство, но что вы разглядываете так пристально?
— Посмотрите, как печальны опавшие лепестки жасмина! Этот цветок не принесет плодов, его красота расточается безвозвратно.
С дальних гор налетев,
ненасытный бесчинствует ветер,
осыпает цветы -
мне и вчуже горько подумать
о судьбе лепестков опавших…
И вправду снежная россыпь на яркой траве выглядела удивительно беззащитно. Акомати невольно вспомнилось стихотворение, которое так любил принц-синно:
Расцветают цветы,
чтобы вскоре поблекнуть, увянуть, -
над свисающим мхом
лепестки от розы прохладной
по ночам меняют окраску…
— Какое тонкое понимание! Вы читали «Старые и новые песни»? Интересуетесь японской поэзией? — спросил парень. Голос его звенел, словно весенний ручей в бамбуковой роще, голубые глаза смотрели ясно и прямо. Изумительная добыча!
Лукаво улыбнувшись, Акомати заверила незнакомца, что трижды со всех сторон изучила поэзию страны Ямато и с удовольствием составит уважаемому компанию в постижении тайного смысла строк «Все равно без тебя я в спальню одна не отправлюсь». Парень возразил, что для спальни солнце еще высоко, а вот для созерцания красот природы времени более чем достаточно. И предложил полюбоваться изящной горкой камней, покрытых зеленым мхом. Заинтригованная Акомати следом за спутником преодолела заросли шиповника, бурелом и болотину дабы убедиться — пятнадцать валунов, прихотливой рукой природы разбросанных по поляне, расположены таким образом, что с любой точки обзора видно лишь четырнадцать из них. До чего же изысканно! Расположившись на поношенной куртке спутника кицунэ предалась спокойному любованию, согласный щебет птиц и легкий шорох юной листвы гармонично подчеркивали картину. Парень скромно молчал, лишь однажды сказал со вздохом:
Людям на берегу
покажется, что неподвижны
воды Ёдо-реки -
но стремительное теченье
омывает глубины сердца…
Когда солнце спряталось за верхушки деревьев, новый друг проводил Акомати до ворот зоопарка, на прощанье представился Гришей и распрощался без сожалений. Не сработали ни мускусные духи, ни нежная сладость речи, ни многозначительные томные взоры. Онемевшая от подобного безразличия кицунэ обратилась прямо у кассы, и сторож Палыч отнес ее в клетку, унизительно придерживая за шиворот.