Друг человека
Васю нашли на севере. Талые воды подмыли берег, обвалился пласт глины и на поверхность вынесло глыбу льда с лохматым мамонтенком внутри — детеныш размером с крупную лайку крепко зажмурил глаза и задрал хобот, словно бы звал маму. Оленевод Ненлюмкин оттащил от находки голодных лаек и доложил в поселок. Мамонтенка успели спасти до того, как растаял лед, песцы не успели полакомиться добычей.
Порядок действий при обнаружении первобытных животных прописан четко — обмерить, сфотографировать, упаковать, доставить контейнер к Транссибу, загрузить в вагон-рефрижератор и отправить в столицу. Так и сделали, но дизель-генератор оказался неисправен, температура поднялась, лед потек — и аккурат посередь дороги поездная бригада заметила, что в вагоне кто-то хнычет и топчется… В ближайшем городе вызвали ветеринара из местного зоопарка. Угрюмый, похожий на волка парень осмотрел мохнатого младенца и констатировал «На выход. Не довезете».
Так мамонтенок попал в зоопарк. Он был слаб, еле стоял на ногах, почти не спал, отказывался есть и пить. Лишь озирался по сторонам, мотал хоботом и громко трубил «уа, уа». Наудачу попробовали отправить его в слоновник. Но в жарком помещении мамонтенку сделалось дурно, да и дальние родственники явно не обрадовались прибавлению в семействе. Пришлось вернуть детеныша в открытый вольер под навес, и кормить насильно, вливая в упрямый рот подслащенное горячее молоко.
Дни складывались в недели, положение мамонтенка оставалось неопределенным. Детеныш повис между жизнью и смертью, его унылые вопли наводили тоску на служителей и пугали зверей, жалкий вид вызывал отвращение, в шерсти завелись насекомые. У ветеринара опускались руки, он все чаще задумывался — не милосерднее ли избавить малыша от страданий? Но юннат Лаврик считал иначе.
Сутулый, низкорослый парнишка из нищей семьи был самым неудачным в кружке. Его острые локти смахивали со столов пробирки, косолапые ноги спотыкались о все пороги, разобрать его сбивчивую картавую речь мог лишь Рувим Есич, бессменный и бесконечно терпеливый воспитатель юных любителей природы. Плюс ко всему мальчишка уродился огненно-рыжим, усыпанным мелкими крапчатыми веснушками. Товарищи не любили его и поколачивали бы, но драчунов выгоняли безоговорочно. Впрочем, как и нарушителей правил — увидев рыжего дурачка в загоне у мамонтенка юннаты не замедлили обратиться к Рувиму Есичу за подмогой. Увы, избавиться от недотепы не вышло.
Для начала Лаврик убедил мамонтенка поесть — поставил бутылки с молоком в снег и споил их детенышу почти ледяными. Потом вычистил свалявшуюся рыжую шерсть тем же снегом и вычесал крупным гребнем. И, наконец, уселся на кучу сена, раскрыв объятья новому другу. Сытый мамонтенок положил голову мальчику на колени и захрапел. Он спал десять часов — в зоопарк уже успела примчаться разгневанная мамаша горе-юнната, пообещать милицию, суд и совершенно несуразные вещи. Но все обошлось. А мамонтенок с того дня пошел на поправку.
Еще долго он отказывался брать пищу у других служителей, мотал башкой, пискляво трубил и топал ногами. Но Лаврика узнавал сразу, принимал у него и молоко и сено и яблоки и даже горькие порошки, прописанные ветеринаром. Едва заслышав шаги мальчишки, мамонтенок вприпрыжку бежал к решетке, виляя куцым хвостом. А потом обнимал друга хоботом, прижимался к нему башкой и пыхтел от счастья.
Малыш быстро научился играть — гоняться за мячом, приносить палку, находить спрятанные в карманах конфеты и с аппетитом поедать их. Поглядев на возню, Рувим Есич посоветовал Лаврику дрессировать подопечного — и затея превзошла всякие ожидания. Мамонтенок оказался сообразителен, быстро освоил простые команды и вскоре устраивал целое представление к вящему восторгу посетителей — становился на передние и задние ноги, садился, ложился, трубил, протягивал букетик цветов даме из публики.
Вдохновленный успехами Лаврик попробовал выучить питомца читать, но не преуспел — смысла букв мамонтенок не разобрал и запоминать их отказался. А вот картинки с предметами оказались ему понятны. Он хоботом листал альбом с карточками, выбирал нужное «яблоко», «веник», «слон» и приносил другу. Память у лохматого умника оказалась великолепная, через пару месяцев он научился объяснять, чего хочет — приволакивал карточку «мяч» чтобы поиграть или «дождь» чтобы его лишний раз полили из шланга. Постепенно запас картинок дошел до сотни — хоть ай-кью тестируй, как невесело улыбался директор. Чувствительный хобот тоже оказался чудесной штукой, не хуже человечьей руки — мамонтенок одинаково ловко разбивал им арбуз, завинчивал гайки или поворачивал ключ в замке. Служители с ужасом поняли, что никакие запоры не удержат хитреца в клетке, реши он отведать воли. К счастью зверя не манила свобода.
Кто первым назвал малыша Васей осталось тайной, но имя прилипло как репей. Зверь охотно отзывался и на «Вась-Вась» и на «батюшка Василий Мамонтович» и на «Васька, мерзавец, кто опять метлу слопал?!». Имя «Лаврик» он тоже выучил, но называл друга по-своему, тоненько трубя «уууу». Рос мамонтенок быстро, особенно по зиме. Летом ему было не по себе в косматой шубе, он чесался об бетонные стены и часами сидел в купальне. А вот холода бодрили Васю необычайно — он резвился в загоне, посыпал себя снегом, катал шары и насыпал сугробы. К трем годам он перерос всех слонов в зоопарке, к пяти сделался высотой с двухэтажный дом, оброс роскошной шубой и обзавелся приличными бивнями. Когда он играючи прижимался хоботом к визитеру, то мог сшибить с ног одним движением. Но несмотря на силу зверь вел себя смирно, шкодил в меру, хотя и мог вывалять в снегу сторожа или облить водой неосторожного посетителя.
Юннат Лаврик тоже подрос. К изумлению окружающих никчемный пацан превратился в сильного, ловкого и смышленого юношу с упругой походкой и хищным блеском в глазах. Прежние враги враждовали теперь за его дружбу, девчонки провожали красавца взглядом, учителя в школе ахали «отличник!», «активист!». К мамонту Лаврик заглядывал куда реже, но питомца не забывал, угощал, чистил снегом, устраивал представления для восторженной публики. Удивительно было смотреть, как огромный зверь падает на колени перед маленьким человеком и хоботом осторожно берет из руки конфетку. А потом гладит по щекам друга, осторожным дыханием ерошит рыжие волосы и урчит что-то на своем северном языке.
Идиллия завершилась в июне. Лаврик блестяще сдал выпускные экзамены и с золотой медалью под мышкой отправился покорять столицу. На прощанье он заглянул к Васе на целый день, возился с ним, играл в мяч, вытаскивал сор и репьи из косматой шерсти, кормил питомца с рук, гладил по теплому хоботу. А потом закрыл кованые ворота загона и не вернулся.
Вася сперва не тревожился — друг бывало пропадал и на три дня и на неделю. Но время шло, а Лаврик не появлялся. Почуяв неладное, мамонт повадился дни напролет торчать у решетки, вглядываясь в даль подслеповатыми глазками, жалобно трубя «ууу! ууу!». Потом загрустил, начал отказываться от пищи, перестал развлекать публику и шалить. И наконец взбесился.
Сторож Палыч завершал ночной обход, когда услышал скрежет и грохот из мамонтятника. Разъяренный Вася бивнями разнес в щепки кормушку, утопил в бассейне поилку, разобрал по доскам навес и методично пошвырял доски в широкий ров, отделяющий зверя от публики. Покончив с досками, мамонт перешел к валунам и кустам, украшавшим загон, затем взялся за решетку и выломал ее в мгновение ока. Стало ясно — еще немного и обезумевший зверь разнесет зоопарк, а затем отправится громить город. Перепуганные животные визжали и выли в клетках, кое-кто из вызванных спешно служителей тотчас сбежал.
У директора на такой случай хранились ружья, заряженные шприцами с транквилизаторами. Доза, которую получил Вася, свалила бы и слона, но мамонту она нисколько не повредила — буйство продолжилось. Ни сети ни цепи очевидно не могли удержать чудовище. А охотничий карабин против такого гиганта что плотник супротив столяра. Оставалась крайняя мера — вызывать милицию с пулеметом и таксидермиста, чтобы экспонат не пропал. Директор уже снял трубку громоздкого черного аппарата, но ветеринар попросил дать ему шанс успокоить ценного зверя. Безумству храбрых поем мы песню… Директор пожал плечами и согласился.
Только большой храбрец рискнул бы перебраться через ров под обстрелом озверелого мамонта. Служители с ужасом наблюдали как похожий на волка парень уворачивается от летящих камней. Еще чуть-чуть и дело кончится плохо! Однако ветеринар успешно выбрался на сушу и спокойно пошел вперед, не обращая внимания на гнев чудовища. Он присел на корточки совсем близко от Васи и начал негромко бормотать что-то неразличимое из-за шума и дальности. Бормотал долго — жаркое солнце успело подняться к зениту, когда мамонт наконец успокоился. Опустил хобот, обломил о бетон треснувший бивень, позволил людям войти в загон, приковать к стене за ногу и спутать цепями.
Еще несколько дней Вася простоял неподвижно, но здоровый организм взял свое. Мамонт стал есть и пить, купаться в бассейне, прятаться под навесом от палящего солнца, поливать рыжую шерсть водой, посыпать пылью и снегом. Никакого буйства Вася больше не проявлял, цепи, кроме ножной с него сняли. Служителей мамонт не обижал, ежедневной уборке и ежегодным медицинским осмотрам не препятствовал и даже метлы воровать перестал. Вот только никто не видел его играющим или резвящимся, не слышал счастливого пыхтенья и фырканья, не удостаивался чести угостить Васю яблочком или конфетой. На ласку и на грубость мамонт отзывался одинаково равнодушно. Хмурый зверь поражал воображение колоссальными размерами, посетители охотно фотографировались рядом — и торопились дальше, к общительным питомцам зоопарка.