белы летние облака,

А когда приезжал в минувшем году,

был багряным осенний лес.

Оба раза в Локоу при виде гор

испытал я глубокий стыд:

Для одних государевых срочных дел

эти горы я посетил.

ПРОХОДЯ ПО УЛИЦЕ ТЯНЬМЭНЬЦЗЕ[17]

Сошёл уже снег. На горе Чжуннань

весна наступает снова.

Любуюсь я издали голубизной

над суетной красной пылью[18].

Повозок тьма тем, десять тысяч коней

на всех девяти дорогах,

Чтоб взор свой к горе Чжуннань обратил —

нет ни одного человека!

ПОСЛЕ ВОССТАНИЯ ПРОЕЗЖАЮ МИМО ЛЮГОУСКОГО ХРАМА

В девятый месяц во всём Сюйчжоу

с недавнею войной

Печали ветер, убийства воздух

на реках и в горах.

И только вижу, в одном Люгоу,

где расположен храм,

Над самым входом в него, как прежде,

белеют облака.

В ХАНЬДАНЕ[19] В НОЧЬ ЗИМНЕГО СОЛНЦЕСТОЯНИЯ ТОСКУЮ ПО ДОМУ

В Ханьданьской почтовой станции я

встречаю праздник зимы[20].

Колени обняв, сижу при огне,—

со мной неразлучна тень,—

И думаю: так же дома у нас

глубокой ночью сидят,

Беседу ведя, конечно, о том,

кто странствует вдалеке.

ПОЗДНЕЙ ОСЕНЬЮ

Безлюдное место. Там спрятан мой дом.

В нём встречи и проводы редки.

Набросив халат, беззаботно сижу;

мне чувства отшельника близки.

Осенний мой двор подметать не хочу

и, в руку взяв тэновый посох,

Топчу беззаботно, гуляя в саду,

поблекшие листья утуна.

ЗА СЮЭ ТАЯ СКОРБЛЮ О СМЕРТИ ЕГО ЖЕНЫ

Я — полумёртвый утуновый ствол,

старый, больной, человек.

Вспомню о бьющих в могиле ключах —

душу мне ранят они[21].

За руку сына с собою ведя,

ночью вернулся домой.

Холоден месяц, и спальня пуста,

в доме не видно её.

НОЧЬ ХОЛОДНОЙ ПИЩИ

Не светит месяц, нет огня

здесь в ночь холодной пищи[22].

Ночь глубока — я всё стою

над тёмными цветами.

И вдруг, встречая новый день,

я лет своих пугаюсь.

До сорока сегодня мне

один лишь год остался.

ОСЕННИЕ ЦИКАДЫ

Тье-тье и тье-тье

во мраке под самым окном.

Йя-йя и йя-йя

в густой и глубокой траве.

Осенней порой

тоскующей сердце жены.

В дождливую ночь

печалью объятого слух.

СТИХИ, ДАВНО НАПИСАННЫЕ МНОЮ НА СТЕНЕ СТАНЦИИ ЛОКОУ

Мои на стене безыскусные строфы

не знают вниманья людского.

Их пачкают птицы и мох покрывает,

и знаки уже побледнели.

Один лишь умеющий чувствовать сильно

Юань — императорский цензор,

Расшитой одежды своей не жалеет:

пыль ею стирая, читает.

ВАНЪИТАЙ

(Башня, с которой глядят вслед уезжающим)

Юань Чжэню

в 30-й день 3-го месяца,

в последний день весны

В том доме цзинъаньском, где раньше ты жил,

плакучая ива в окне[23].

У башни, с которой ты часто глядишь,

усыпали землю цветы.

В обоих местах ликованье весны

кончается в те же часы.

По гостю тоскуют в родной стороне,

по дому тоскуешь ты, гость.

ВСПОМИНАЮ ЮАНЯ ДЕВЯТОГО

Теряется в далях

полоска Цзянлинской дороги.

Я в думах о друге,

но он далеко, не узнает.

За эти недели

в исписанных мною тетрадях

Займут половину

одни посвященья Юаню.

ПОДНОШУ СТАРШЕМУ БРАТУ

Стихи эти написал я, когда жил в Гуйлине[24]

Осенние лебеди все пролетели,

но с ними мне не было писем[25].

Больной, покрываю я голову шёлком,

с трудом выхожу за ворота.

Один поднимаюсь да старую башню,

гляжу на восток и на север.

На запад склоняется солнце. В печали

стою я, пока не стемнеет.

ЖЕНЕ

Тутовые ветви только зазеленели,

и мы с тобою расстались.

Листья у сливы уже краснеют,

а я ещё не вернулся.

Лучше бы жить деревенской бабой:

она свои сроки знает

И помнит — для мужа её, хлебопашца,

надо осенью выколачивать платье.

В ХРАМЕ ГАНЬХУА Я УВИДЕЛ СТЕНУ,

НА КОТОРОЙ НАПИСАЛИ СБОИ ИМЕНА

ЮАНЬ ДЕВЯТЫЙ И ЛЮ ТРИДЦАТЬ ВТОРОЙ[26]

Вэй-чжи с должности снят, и сослали его

в край далёкий, за тысячи ли.

Как Тай-бо не приходит меня навестить,

скоро будет одиннадцать лет.

А сегодня увидел я их имена,

словно лица друзей увидал

На давнишнею пылью покрытой стене,

перед рваной бумагой окна.

БОЛЬНОЙ, ПОЛУЧИЛ Я ПИСЬМО ОТ ФАНЯ

В глухой деревушке, в разрушенном доме

год целый в постели лежу.

Заброшен, отрезан от мира, и люди

не спросят уже о больном.

И только один, из восточной столицы

придворный по имени Фань,

Все пишет мне письма, ещё и поныне

участия полон ко мне.

ДНЁМ ЛЕЖУ В ПОСТЕЛИ

Я обнял подушку —

ни слова, ни звука, молчу.

А в спальне пустой

ни души, я один с тишиною.

Кто знает о том,

что весь день напролёт я лежу?

Я вовсе не болен,

и спать мне не хочется тоже.

В ДЕРЕВНЕ НОЧЬЮ