Под инеем ночью мерцает трава,
цикады кричат и кричат.
На юг от деревни, на север — нигде
прохожих не видно людей.
Один выхожу за ворота свои,
гляжу на луга и поля.
Сияет луна, и гречихи под ней
цветы — словно выпавший снег.
СЛУШАЯ ЦИКАД
Там где-то цикады кричат-кричат,
и тянется нитью ночь.
Да тут ещё этот осенний мрак,
и небо грозит дождём.
Как будто боясь, что в своей тоске
забудусь я сном на миг,
Они переносят свой крик сюда,
где я постелил постель.
ПОЛУЧИЛ ОТ ДВОРЦОВОГО ЧИНОВНИКА ЦЯНЯ ПИСЬМО,
В КОТОРОМ ОН ОСВЕДОМЛЯЕТСЯ О МОЕЙ БОЛЕЗНИ ГЛАЗ
Пришла весна. В глазах темно,
в душе веселья мало.
Все вышли капли хуанлянь,
а боль не утихает.
Но получил твоё письмо,
оно сильней лекарства:
Я не читал, лишь вскрыл печать...
И зренье прояснилось.
РАННЯЯ ВЕСНА
Растаял снег
за тёплым дуновеньем.
Раскрылся лёд
под греющим лучом.
Но растопить
весне не удаётся
Одно лишь только —
иней на висках.
СОСНА[27]
Юаню Восьмому
За белый металл я в обмен получил
зелёной сосны деревцо.
Но если ты раньше сосну посадил,
тогда я не стану сажать:
По счастью, есть западный ветер у нас,
ему я доверюсь легко.
Он ночью глубокой, похитив, пришлёт
любимые звуки ко мне.
В ДОЖДЬ, СО СТИХАМИ ЮАНЯ ДЕВЯТОГО, НАВЕЩАЮ ЮАНЯ ВОСЬМОГО
Книгу написанных Вэй-чжи стихов,
помнишь, с тобою раскрыл.
Времени много: ты, кажется мне,
службой не занят теперь.
Славные отроки ни с кем из друзей
больше я петь де могу;
В лужи ступая, по грязи бредя,
вот и пришёл я к тебе.
В ПЕРВЫЙ РАЗ СОСЛАННЫЙ НА НИЗШУЮ ДОЛЖНОСТЬ,
ПРОЕЗЖАЮ ВАНЦИНЬЛИН
Второпях я собрался и дом свой покинул,
весь в тревоге о жизни дальнейшей.
Тихо-тихо я еду из нашей столицы,
узнавая дорогу от встречных.
Вот уже Ванциньлин. На верху перевала
я стою — и назад обернулся.
Неуёмный, бескрайний этой осени ветер
мою белую бороду треплет.
НА СТЕНЕ ПОЧТОВОЙ СТАНЦИИ ЛАНЬЦЯО
Я УВИДЕЛ СТИХИ ЮАНЯ ДЕВЯТОГО
В стихах были следующие слова:
«Когда из Цзянлина я ехал домой,
здесь падал весенний снег».
Засыпал Ланьцяо весенний снег,
когда возвращался ты.
Шумит над Циньлином осенний вихрь
теперь, когда еду я.
Встречаются станции мне в пути,—
и сразу с коня схожу,
И к стенам иду, и брожу у колонн:
ищу я твои стихи.
КРАСНЫЙ ПОПУГАЙ
Привезли из Аннама, дальней страны,
попугая красного к нам[28].
Он красив, как весенний персик в цвету,
говорит он, как человек.
Кто умён, образован, красноречив —
уготовано всем одно...
Прочно в клетку посажен, когда ещё
на свободе будет теперь!
ДОВОЛЬНО ЛЕКАРСТВ!
Приступив к соблюдению правил чань,
я лекарствами пренебрёг[29].
Вот тогда-то как раз и стала опять
углубляться во мне болезнь.
Это тело моё не стоит того,
чтоб в здоровье его держать,
Потому что здоровье с собой несёт
слишком много дурных страстей.
КРАСНЫЙ ТЭНОВЫЙ ПОСОХ
И друзья и родные,
перейдя через Шэнь, распростились[30].
И коляски и кони
у реки повернули обратно.
И единственный только
старый посох из красного тэна,
Неразлучный мой спутник,
всю дорогу прошёл издалёка.
В ЛОДКЕ ЧИТАЮ СТИХИ ЮАНЯ ДЕВЯТОГО
Я в лодку с собою стихи твои взял,
читал их, фонарь засветив.
Стихи прочитал я, и меркнет фонарь,
рассвет же ещё не пришёл.
Устали глаза, и фонарь я тушу,
впотьмах продолжаю сидеть.
Взметённая ветром противным волна
шумит, ударяясь о борт.
УСЛЫШАВ ИГРУ НА ЧЖЭНЕ[31] ДЕВУШКИ ЦУЯ СЕДЬМОГО
Лицо как цветок под причёской-тучей
у девушки в Яшмовом доме.
В тринадцати струнах её таилась
печаль, возникшая сразу.
Но я попрошу передать певице,
чтоб чжэн она положила:
Ещё немного — и станет белым
поэт-правитель Цзянчжоу.
НАВЕЩАЮ ЧЖЭНА, УДАЛИВШЕГОСЯ ОТ ДЕЛ
Я недавно узнал, что службе своей
предпочёл ты сельскую тишь
И что только в густой бамбуковый лес
отворяется в доме дверь,
И нарочно пришёл,— никогда б не стал
докучать я просьбой иной,—
Чтобы в южной беседке твоей побыть,
из неё на горы взглянуть.
ВЗБИРАЮСЬ НА ВЕРШИНУ СЯНЛУ
За камни хватаюсь, цепляюсь за травы,
больной, я присел отдохнуть.
Со мной из бамбука зелёного посох
и белого шёлка платок.
Когда-нибудь, думаю я, нарисуют
картину «Лушаньский хребет»:
Там будет стоять человек на вершине
горы, что зовётся Сянлу.
ПЕРСИКОВЫЕ ЦВЕТЫ В ХРАМЕ ДАЛИНЬ
В четвёртый месяц в нашем мире
кончаются цветы,
А в этом горном храме персик
сегодня лишь расцвёл.
Я горевал — весна уходит,