Хочу приготовить
местечко для встречи луны.
II
Ножом подрезаю
я чащу густую бамбука:
Чем меньше бамбука,
тем больше проносится ветра.
А что я задумал,
то людям пока непонятно:
Мне хочется сделать,
чтоб волны гуляли по пруду.
ЗА ВИНОМ Я СНОВА ЗАДЕРЖИВАЮ МЭН-ДЭ[41]
Мой друг Лю-лан, мой друг Лю-лан,
не надо так спешить:
От нас Сутай, от нас Сутай
за гранью туч и вод.
Вот чаша, полная вином
на целых сто частей.
Помчится конь, и будешь ты
за тридцать сотен ли.
БРОЖУ ОДИН
Я про себя распеваю даосскую
книгу — она на устах.
Праздно держу из бамбука зелёного
посох — он всюду со мной.
Стебли бамбука с цветами вечерними —
вот и товарищи мне.
В лес я пришёл и брожу в одиночестве.
мне хорошо без людей.
ПЬЮ НОЧЬЮ НА ОЗЕРЕ
За городом
радушная луна.
У озера
хмельных будящий ветер.
Кто пригласил
правителя к вину?
Вот красный свет
в плывущей ночью лодке.
ПРОВОЖУ НОЧЬ В БАМБУКОВОМ ДОМИКЕ
Под маленьким домом, где старые книги,
толпятся деревья бамбука.
Над печью, в которой глубокое пламя,
горит одинокая лампа.
Кто в этом пустынном, заброшенном месте
мне будет товарищем на ночь?
Даос, что готовит лекарство бессмертья;
монах, в созерцанье сидящий.
ИВОВЫЙ ПУХ
Когда на исходе и третья луна
и я сединой убелён,
С весной расставаться на старости лет
становится всё тяжелей.
Порхающей иволге я поручу
сказать моей иве в цвету:
Пусть ветер весенний придержит в ветвях,
чтоб он не умчался домой.
ОБРАТНАЯ ЛОДКА
С тех пор как в Ханчжоу покинуты мной
цяньтанские горы и воды,
Не часто я стал наслаждаться вином
и лень заниматься стихами.
Хочу эти грустные мысли мои
я вёслам обратным доверить,
Чтоб вёсла о них рассказали Сиху,
чтоб ветер и месяц узнали[42].
СПРАШИВАЮ ДУНЛИНЬСКОГО УЧИТЕЛЯ ЮАНЯ
Скоромное
я ночью не вкушаю,
Лишь стих спою —
рассеять дух осенний.
Смеясь, спрошу
у старца из Дунлиня[43]:
«Что, песнями
поста я не нарушил?»
В БЕСЕДКЕ НА ЗАПАД ОТ ПРУДА
От деревьев ночных
тень на красных перилах лежит.
Золотая луна
утонула в осеннем пруду.
Как похоже на то,
будто снова цяньтанская ночь
И на западе дом,
когда только выходит луна.
НАВЕЩАЮ ХУАНФУ СЕДЬМОГО
Сажусь верхом
и еду много ли.
Найду цветок —
и чарку опрокину.
Мне больше нет
для остановки мест,
Как видишь, я
опять к тебе приехал.
В ДАЛЬНЕМ ЗАЛЕ ДВОРЦОВОГО КНИГОХРАНИЛИЩА
Дождь заливает акаций цветы
там, где надвинулась осень.
Ветер — утуна листы шевелит
на вечереющем небе.
День напролёт в дальнем зале своём,
вовсе не занят делами,
Старый хранитель с седой головой
спит, прикорнувши на книгах.
НА ЦЮЙЦЗЯНЕ[44]
На берегу и над водой
опять весенний ветер,
И среди тысячи цветов
один почтенный старец.
Цветам он рад и рад вину
и опьянел немного.
Что о печалях толковать?
Их разве перескажешь?
ИЧЖОУ[45]
Старость приходит, придумать бы, чем
старости горечь развеять.
Вот и учу я мою Сяо-юй
грустным напевам Ичжоу[46].
Мне не придётся, пожалуй, уже
долго внимать этой песне:
Я обучить Сяо-юй не успел,
вся голова поседела.
СТОЛИЧНЫЕ ПУТИ
Я на запад пришёл для того, чтоб взглянуть,
как лежат на Циньшане[47] снега.
На восток я иду: я проведать хочу
ту весну, что в Лоянских садах.
Прихожу, ухожу то туда, то сюда
по обоим столичным путям.
Беззаботно гуляющих кроме меня
больше здесь ни души не видать.
ВСТРЕТИЛИСЬ СО СТАРЫМ ДРУГОМ
Мы разошлись,
вдруг снова повстречались.
Нам кажется,
что это только сон:
У нас сейчас
и радость и веселье,
Отставь вино,
и пусто станет вновь.
ВЕСНОЙ
Опускаются ветви деревьев в цвету
перед окнами женских покоев,
И наводит весна на изгибы бровей
две морщины — два знака печали.
На перила небрежно она оперлась
и стоит к попугаю спиною.
Что тревожит, чем заняты мысли её,
что она не оглянется даже?
ЮЖНАЯ БЕСЕДКА В ДОМЕ ЯНОВ
Дверь маленькой южной беседки у Янов
навстречу луне отворилась.
Беседка наполнена ветром прохладным,
беседка наполнена мохом.
И сад этот — место, в котором приятно
играть об осенней печали.
Я как-нибудь ночью сюда непременно
приду со стихами и с цинем.
ЗИМНЕЙ НОЧЬЮ СЛУШАЮ ЦИКАД