И зелень — под солнцем

приникла к развалинам стен...

Опять провожаем

мы знатного юношу в путь.

Травы этой буйством

печаль расставанья полна[65].

Я СМОТРЮ, КАК УБИРАЮТ ПШЕНИЦУ

Приносит заботы

крестьянину каждый месяц,

А пятый и вовсе

хлопот прибавляет вдвое.

Короткою ночью

поднимется южный ветер,

И стебли пшеницы,

на землю ложась, желтеют...

Крестьянские жёны

в корзинах еду проносят,

А малые дети

кувшины с водою тащат.

Одни за другими

идут по дороге к полю.

Мужчины-кормильцы

на южном холме, под солнцем.

Подошвы им ранит

дыханье земли горячей.

Им спины сжигает

огонь палящего неба.

В труде непрестанном,

как будто им зной не в тягость.

Вздохнут лишь порою,

что летние дни так долги...

Ещё я вам должен

сказать о женщине бедной,

Что с маленьким сыном

стоит со жнецами рядом

И в правой ладони

зажала поднятый колос,

На левую руку

надела свою корзину.

Вам стоит подслушать

бесхитростную беседу —

Она отзовётся

на сердце печалью тяжкой:

«Всё дочиста с поля

ушло в уплату налога.

Зерно подбираю —

хоть так утолить бы голод».

А я за собою

какие знаю заслуги?

Ведь в жизни ни разу

я сам не пахал, не сеял.

А все ж получаю

Казённые триста даней,

До нового года

зерно у меня в избытке.

Задумаюсь только,

и мне становится стыдно,

И после весь день я

не в силах забыть об этом.

Я ОСТАНОВИЛСЯ НА НОЧЬ В ДЕРЕВНЕ НА СЕВЕРНОМ СКЛОНЕ ГОРЫ ЦЗЫГЭ

С утра я бродил

по склонам горы Цзыгэ,

А вечером спать

к подножью в деревню сошёл.

В деревне старик

встретил радушно меня.

Он для меня

открыл непочатый кувшин,

Мы подняли чарки,

ещё не пригубили их,

Свирепой толпой

наёмники в дом ворвались.

В лиловой одежде.

Топор или нож в руке.

Их сразу набилось

больше десяти человек.

Схватили они

с циновки всё наше вино.

И взяли они

с блюда всю нашу еду.

Хозяину дома

осталось в сторонку встать

И руки сложить,

как будто он робкий гость.

В саду у него

было дерево редкой красы,

Что он посадил

тридцать вёсен тому назад.

Хозяину дома

жалко стало до слёз,

Когда топором

под корень рубили ствол...

Они говорят,

что им велено строить дворец.

Они берегут

государев священный покой!

Хозяину дома

разумней всего молчать:

Начальник охраны

в большой при дворе чести.

СКОРБЛЮ О СМЕРТИ ПОЭТА ТАН ЦЮЯ

Я помню, как время

годов Юаньхэ начиналось[66]

И я, недостойный,

советником был при дворе.

Тогда лишь недавно

закончились тяжкие войны.

Наш бедный народ

изнемог от лишений и зла.

Я только и думал

о муках, о горе народа,

Ещё не изведав

за это гонений и бед.

И вот написал

десять песен из «Циньских напевов»,

Где в каждом напеве

звучит о народе деталь.

Вся высшая знать

скрежетала зубами от злобы,

И разных людишек

терпел я насмешки и брань.

До неба высоко —

мой голос туда не донёсся;

Бурьян и репейник

росли на заглохших полях.

Один лишь Тан Цюй

строки «Циньских напевов» увидел

И понял из них

устремленье всей жизни моей.

Он раз прочитал их —

и вздохом тяжёлым ответил.

И снова пропел их —

и слёзы скатились из глаз.

И, вторя «Напевам»,

стихи сочинил он за мною.

Своею рукой

написал и отправил мне в дар.

Поставил меня

в ряд один с Чэнь Цзы-аном и Ду Фу[67] —

Хвала и вниманье,

какие не часты теперь!

Поэта Тан Цюя

мы в жизни уж больше не встретим,

И строки поэта

особенно дороги мне.

А утром сегодня

шкатулку открыл я и вижу —

В ней книжные черви

изъели страницы письма.

Я даже не знаю,

где тело Тан Цюя зарыто.

Спросить собираюсь,

но слышу лишь горький свой плач.

Найду это место

и буду рыдать над могилой.

Верну там поэту

горсть некогда пролитых слёз.

СПРАШИВАЮ У ДРУГА

Посадил орхидею,

но полыни я не сажал.

Родилась орхидея,

рядом с ней родилась полынь.

Неокрепшие корни

так сплелись, что вместе растут.

Вот и стебли и листья

появились уже на свет.

И душистые стебли,

и пахучей травы листы

С каждым днём, с каждой ночью

набираются больше сил.

Мне бы выполоть зелье,—

орхидею боюсь задеть.

Мне б полить орхидею,—

напоить я боюсь полынь.

Так мою орхидею

не могу я полить водой.

Так траву эту злую

не могу я выдернуть вон.

Я в раздумье: мне трудно

одному решенье найти.

Ты не знаешь ли, друг мой,

как в несчастье моём мне быть?

СОБИРАЮ ТРАВУ ДИХУАН

Все погибли хлеба:

не смочил их весенний дождь.

Все колосья легли:

рано иней осенний пал.

Вот и кончился год.

Нет ни крошки во рту у нас.

Я хожу по полям,

собираю траву дихуан.

Собираю траву —

для чего мне она нужна?

Может быть, за неё

мне дадут немного еды.

Чуть забрезжит свет —

и с мотыгой своей иду.

Надвигается ночь —

а корзина все не полна.

Я её отнесу

к красной двери в богатый двор

И продам траву

господину с белым лицом.

Господин возьмёт —

и велит покормить скакуна,

Чтоб лоснились бока

и от блеска светилась земля.

Я хочу в обмен

от коня остатки зерна.

Пусть они спасут

мой голодный тощий живот.

Я ВПЕРВЫЕ НА ТАЙХАНСКОЙ ДОРОГЕ