Худо-бедно ему это удавалось, хотя поначалу было довольно сложно. Еще несколько лет он оставался невидим для всех, кроме его подопечной. Но, питаясь ее огромной для такого нежного возраста силой, он на редкость быстро восстанавливался. Она стала его спасением и опорой — крыльями, вновь позволившими ему летать. И уже вскоре он прекрасно справлялся с ролью ее домашнего животного — котенка крылатого белого барса. К сожалению, когда подлые шаиры в поисках наживы продали Йену на рабском аукционе, двимеритовые оковы блокировали ее силу, и ему снова пришлось довольствоваться призрачным телом.

При мысли о тех днях, по спине пробежали мурашки, а ладони непроизвольно сжались в кулаки. Гипнос мгновенно среагировал на его эмоции, услужливо перестроившись согласно охватившим духа воспоминаниям. И вот перед глазами снова стоял роскошный особняк герцога. Гибкая, словно кошка девчонка подросток в цветастом шелковом наряде с тяжелыми черными цепями на тонкой шейке, руках и ногах спотыкаясь шла по мягким коврам, навстречу почти что целому месяцу невыносимых страдания и унижения. Затравленный взгляд бирюзовых глаз в последний раз мелькнул за тяжелой дверью и она, казалось, исчезла. Он не мог ее почувствовать, но продолжал, словно верный пес дежурить под дверью изолированной комнаты, не имея возможности даже поговорить.

А вечером появился герцог — большой, грузный, неопрятный мужчина с лицом законченного садиста. Пьяный, с мерзкой циничной улыбочкой он шагнул за дверь поигрывая черной плеткой. А когда вышел, через полчаса, весь его шелковый халат был покрыт кровавыми пятнами. Именно тогда дух впервые научился злиться. Ярость была столь всепоглощающей, что хотелось убивать, уничтожать всех и вся без разбора, лишь бы не сгореть самому в этом адском пламени. К сожалению, призрачное тело не позволяло взаимодействовать с живыми, иначе и герцог, и вся его прислуга искупалась бы в крови в тот же вечер.

День за днем он продолжал сидеть возле двери, стараясь хотя бы заглянуть внутрь, когда прислуга приносила еду и свежее белье. Но ни разу так и не удалось этого сделать. Йена была недосягаема. Но все же, она была жива, и это было единственным, что давало ему силы ждать. Герцог же являлся каждый день. И с каждым разом его пребывание в комнате становилось все продолжительнее. На то время, не имея особого опыта по части человеческих извращений, он понятия не имел что мужчина делал с его девочкой. Она не могла ни кричать, ни даже стонать из-за отсутствия голоса. А он никак не мог до нее достучаться через впаянный в стены комнаты двимерит. Лишь позже, набравшись опыта и знаний, он в полной мере осознал, через что пришлось пройти его любимой.

Но вот, через три недели кромешного ада, он в который раз попробовал заглянуть за дверь, следуя за полуобнажённым герцогом. Дверь захлопнулась прямо перед глазами. А Огонек уже было направился к своему привычному месту ожидания, когда изнутри лязгнули засовы и из комнаты, покачиваясь вышла Йена. Ее руки были по локоть в крови, а бирюзовые глаза потемнели от ярости. В одном из кулаков была зажата обычная столовая вилка, которая судя по всему, и послужила ей оружием. Огонек до сих пор не мог понять, каким образом ему в тот миг удалось превратиться в парня-полукровку, да еще и обрести все возможности живого. Возможно, свою роль сыграли слишком сильные эмоции его подруги, пробудившие ее истинную силу. Тогда, не думая об этом, он просто ринулся к ней, заключив в крепкие объятия и не отпускал, пока она не перестала биться в бесшумной истерике.

Случившееся изменило Йену. Она в одно мгновение повзрослела. В речи появились ироничные нотки, а в поведении скрытность и осторожность. Тогда же ими было принято решение остаться при дворе Орсики в качестве племянницы убиенного герцога и ее секретаря-телохранителя. Там она научилась великолепно скрывать собственные эмоции. Традиционная для Орсленских аристократов маска отлично скрывала удивительные глаза, выдававшие ее происхождение. Так на свет появилась герцогиня Эр’Засс, за год покорившая Орсленский двор, ставшая законодательницей столичной моды и иконой изысканного вкуса. К ее ногам падали самые завидные женихи королевства, ее красоту и грацию воспевали придворные поэты и музыканты. Не было ни одной ночи, чтобы под балконом их особняка на Вишневой улице не драл горло серенадами какой-нибудь очередной ухажер.

А Огонек просто не узнавал подругу. Ему пришлось заново знакомиться с сильной, упрямой, слегка ироничной женщиной, сменившей привычную ему мягкую и веселую девочку. В качестве личного секретаря он сопровождал ее на все балы, приемы, чаепития и развлечения, присматривал за корреспонденцией и конечно же — давал ей свой голос. А Йена купалась в этом новом для себя мире, стараясь забыться в разноцветной мишуре придворной жизни. Лишь позже он осознал, что для нее все это было лишь способом заглушить собственную боль.

В относительном спокойствии прошло два года, пока фаворит Императрицы не обратил внимание на блистательную герцогиню и не был осмеян и отвержен, как и все другие претенденты. Только терпеть этого он не стал. Уже через пару суток в их особняк явились королевские гвардейцы с обыском и допросами. А на следующий день Йена, собранная и решительная, упаковала вещи, золото и оружие и они покинули ставший небезопасным город, угодив по пути в самый разгар эльфского бунта, сопровождавшегося кровавыми расправами прямо на городских улицах.

Им чудом удалось бежать. Пробираясь через пылающий город, они обрели нескольких друзей и нажили массу врагов, но все же сумели почти невредимыми выбраться из столицы.

Потом были несколько лет бесцельных блужданий по человеческим королевствам, аж до тех пор, пока Огонек не предложил растерянной грустной девушке вернуться домой, в Великие Пустоши.

Казалось, это было так давно! Но все повторялось, и он снова стоял в растерянности, не зная увидит ли еще ту, которую так сильно, неудержимо любил.

Тяжелый вздох вырвался из груди и белым облачком поплыл куда-то вдаль. Радужные небеса вспыхнули синим заревом, и он на мгновение почувствовал то, на что уже не надеялся. Мягкое, едва различимое тепло родной души. Йена действительно была в Гипносе! Где-то совсем рядом, нужно было только руку протянуть, и! Мгновение и одиночество снова холодным вихрем ворвалось в сердце. Ощущение пропало, а вместе с ним сошла на нет вся его решимость.

Он понятия не имел, как можно отыскать кого-то в бесконечном, постоянно меняющемся мире. Конечно, можно было поспрашивать духов, да вот только извлечь из их ответов разумное зерно было практически нереально. Все, что ему сейчас оставалось, это вернуться и озадачить эльфа поисками. Судя по виду, тому было не меньше пятисот лет, а значит за плечами имелся весьма внушительный опыт сильного сновидца. Возможно, он даже знал парочку способов отыскать в Гипносе нужного человека. Насколько бы негативно Огонек не относился к этому остроухому, сотрудничество повышало шансы найти Йену невредимой.

Он устало потер лоб и усилием воли оторвался от энергетических потоков родного мира. Переход в мир живых был похож на погружение в ледяную полынью. На мгновение душу окатило холодом, а уже через минуту осенний горный ветер заставил поежиться вновь обретенное тело.

Наспех осмотревшись, он заметил эльфа, неподвижно сидевшего в нескольких шагах от воронки. Было в его позе что-то настораживающее. Присмотревшись, он понял — тело остроухого было слишком расслаблено. Так бывало, когда живые употребляли чересчур много алкоголя или наркотиков. Или умирали. Этого еще не хватало!

Огонек вспомнил про флакон с синей жидкостью, который отдал эльфу по просьбе Йены. В нем было зелье притупляющее боль. «Тысяча лун» — так называли его на юге. И заслуженно! Одной из особенностей данного средства было почти мгновенное привыкание, которое с практически стопроцентной вероятностью оканчивалось передозировкой и мучительной смертью как раз по прошествии тысячи дней от начала приема.

Дух быстро склонился над эльфом в поисках заветного флакончика и на всякий случай нащупал пульс. Сердцебиение было замедленным, но не вызывало беспокойства. Фирлас просто очень крепко спал.