Двимеритовая клетка! Нет! Он не мог себе позволить снова оказаться в этом аду, в тисках металла, от которого мир меркнет, и остаются лишь слабость и безысходность. А главное, оттуда он не сможет даже попасть в Гипнос, чтобы попытаться найти Йену.

— Нет! — Резким прыжком он вскочил на ноги, на ходу раскручивая посох. — Вы, варвары! Все k’sheven проклятое отродье бездны!

Рыцарь снова принял боевую стойку, выставив перед собой меч.

Фирлас из последних сил призвал на помощь духов воды. На магию пустоты сил не было. Да что там говорить, даже несчастное ледяное копье оказался вдвое меньше обычного. И все же лед яростно поскрипывал на его ладони, готовый проливать кровь.

Однако, в спор снова вмешался темный. Не говоря ни слова, он шагнул вперед и вдруг оказался позади, приставив к горлу эльфа острый черный клинок серпа. Изогнутое, словно полумесяц оружие было бритвенно-острым. Фирлас почувствовал, как из свежего пореза на шее скатилось несколько капель крови. Деваться было некуда. Он должен был оставаться в живых. Хотя бы потому, что теперь ему было что терять и кого защищать. Позже он найдет способ добраться до Йены и в следующий раз больше не отойдет от нее ни на шаг.

Фирлас обреченно поднял руки и расслабился. Ледяная сосулька с глухим стуком упала на землю. Хватка темного ослабела, а уже через секунду тот снова стоял в проеме шатра, хищно ухмыляясь. Эльф хмыкнул. Интересно было бы поглядеть на выражение лица этого типа, будь он менее уставшим. Сражение с магом пустоты в полной силе мигом стерло бы с его тонких губ эту надменную улыбку.

Тихоня был уже тут как тут. Скрутив ему руки за спиной, рыцарь бодрым шагом поволок вяло упирающегося сновидца на другой конец лагеря, туда, где пологий склон резко обрывался, превращаясь в обрывистый утес. Там, прямо в скале, была высечена узкая лесенка, спускающаяся вниз метров на двадцать. Оканчивалась она входом в небольшую пещерку, перекрытую стальной дверью с решеткой.

Увесистым пинком рыцарь втолкнул его в темноту за дверью. Эльфские глаза сразу перестроились под ночное зрение, позволив быстро осмотреться. Риордан, подслеповато щурясь, подхватил его с пола и повел дальше по уходившему вглубь скалы коридору. По правой стороне тянулись небольшие камеры, огороженные обычными стальными решетками. Парочка мест у входа была занята, судя их по всему, ворами и насильниками. Остальные клетки пустовали. В целом он насчитал семь камер и одну караулку, в которой храпел какой-то бородатый мужик.

Риордан не стал будить стражника. Лишь снял со стены ключ. Двимеритовая клетка обнаружилась в конце коридора за поворотом. Она была настолько мала, что в ней в лучшем случае могли бы поместиться два-три человека. В дальнем углу была свалена подгнившая солома, источавшая давно позабытые эльфом ароматы отчаяния и смерти. В центре клетки с потолка свисал крюк с двимеритовыми наручниками. Проклятый фанатик собирался подвесить его к потолку. Фирлас слабо дернулся в медвежьих лапах рыцаря, за что был наказан увесистым пинком. Рыцарь втолкнул его в клетку, и мир вокруг стремительно стал меняться.

Сердце сдавило холодом и безысходностью. Без связи с миром снов реальность посерела, перестала быть интересной. Усталость навалилась с двойной силой. Он чувствовал, как лед колдовского металла сковал его запястья и вскоре они приняли на себя весь вес его тела. Разум все еще пытался цепляться за какие-то образы: озорная улыбка Йены, запах ее волос. Но вскоре ушло и это. Ноги подкосились, сознание помутилось и все погрузилось в спасительную тьму.

***

Холод и тьма. Он так часто оказывался в их объятиях, что уже привык наблюдать за этим состоянием, будто со стороны. В конце концов, с момента падения Тиаммарана, когда ему едва исполнилось двадцать, он не знал ничего кроме холода, крови и бесконечной грязи лесных лагерей, в которых приходилось жить месяцами. Куда уж напугать его тьмой отключившегося сознания.

Борьба, потери, кровь, смерть, ненависть, страх и забвение — вот что выпало на долю его народа. Люди, проклятые k’sheven, плодящиеся словно кролики, пользовались своим численным превосходством, продвигаясь все дальше на юг, убивая и порабощая всех эльфов. Некогда прекрасные, мирные усадьбы превратились в окровавленные груды камня, храмы, оскверненные и растоптанные, ушли под землю. И даже Тиаммаран, величественнейший из городов, k’sheven опошлили, построив на его руинах свой Орслен — обитель роскоши, интриг и разврата. Людским королям льстило восседать на троне над поверженной сказкой, попирая ногами некогда великие святыни его предков.

Он долго бежал, с ужасом наблюдая как его народ деградирует, забывает свои корни. Те, кому удалось выжить и остаться свободными, постепенно стали лесными дикарями, поклоняющимися теням ушедших богов. Остальные превратились в безмозглое стадо рабов, услужливо ублажающее своих недолговечных хозяев. Лишь он один, да еще пару тысяч таких же романтиков, остались в светлой памяти. Но ненависть, столетиями бурлившая внутри, выжгла душу под корень. И тогда он первым шагнул во тьму и кровь. Остальные, один за другим, потянулись за ним. Так родились fierre — лисы — летучие отряды мстителей, под его предводительством. Так появились холод и тьма, которым теперь он радовался, как старым друзьям.

Но даже они не оставались с ним навечно.

Отвратительный громкий скрежет прервал его видения, возвратив к не менее мрачной реальности.

Удар в живот.

— Просыпайся, отродье!

Еще удар, на этот раз сильнее.

— Открывай глаза, говорю тебе!

С трудом, пытаясь вернуть сбитое дыхание, он распахнул глаза. Перед ни стоял тот самый бородатый мужик, которого он намедни приметил в караулке. От k’sheven несло выпивкой и мочой. Непроизвольно, он поморщился от резкого запаха, за что был награжден еще серией ударов.

— От своих остроухих будешь рыло кривить, понял, выродок? — проревел человек. — Хотя, недолго тебе осталось кривится. Скоро будешь свое дерьмо нюхать. Вот и посмотрим на хваленую эльфскую живучесть.

Фирлас отдышался и снова взглянул на своего мучителя. Прочесть выражение на заросшем бородой и волосами лице мужика было практически невозможно. Лишь маленькие злые глазки сверкали из-под всколоченных грязных лохм.

— Что тебе нужно, k’sheven? — как можно спокойнее поинтересовался он.

В конце концов, тихоня должен был оставить инструкции не трогать его до пробуждения Йены. Не может быть, чтобы из банальной ненависти он рискнул бы доверием своего нового магистра. А значит, бородач скоро от него отвяжется. Главное сейчас было не выводить его из себя.

Но реакция человека оказалась совершенно непредсказуемой. Одни широким прыжком он подскочил к эльфу, схватил его сзади за волосы и оттянул голову назад, обнажая горло. В руке его блеснул нож.

— Что мне нужно?! Твоя смерть, остроухий! Или, называть тебя Кровавым лисом? — прорычал он. — Но быстрая смерть — слишком простое наказание для тебя. Ты будешь умирать медленно.

Рывком, он снял его наручники с крюка и Фирлас беспомощно растянулся на полу. По затекшим рукам заструилось приятное тепло, когда они вновь оказались на одном уровне с телом. Но, насладится этим ощущением, ему не позволили. Бородач схватил его за цепь наручников и уверенно поволок куда-то в дальний угол клетки. Там, прямо в стене зиял проход, не замеченным им ранее. Похоже, в казематах имелся тайный ход, открываемый секретным замком.

Через десять минут спуска по извилистым коридорам, они оказались в большой комнате, скупо освещенной парой факелов. Человек снова прицепил его к крюку под потолком.

— Здесь твоих криков никто не услышит, остроухий. — довольно осклабился он.

— Меня будут искать. — едва слышно прохрипел Фирлас.

— Пущай ищут, не найдут. Скажу, что сбежал мол, и дело с концом. Про эти ходы никто не знает. Только я. Здесь и сгниешь, остроухий. — Бородач сверкнул совершенно безумными глазами и осклабился.