— О чем это говорит? — спросил Непомнящий. — О том, что не было стакана.

Потом он помолчал, подождал, когда стихнет смех. И вдруг ни с того ни с сего:

— Собака — друг человека?

Снова смех.

— О том, что это не так, вы сейчас узнаете. — И он объявил действующих лиц. — Итак, на сцене четверо, не считая собаки. И поздравляю вас с тем, что вы из слушателей превратились в зрителей… ну прямо на наших глазах!

Что за Серега, что за умница! Так складно у него выходит. Вот вам и Какие Двадцать Копеек! Никогда не подозревала в нем таких талантов — прямо прирожденный конферансье. Бывает же такое — знаешь человека чуть не с пеленок (мы вместе с ним в садик ходили), и вдруг в один прекрасный день человек является перед тобой как новый пятиалтынный. Вечно ведь придуряется, не помню случая, чтобы он что-нибудь путное сделал для класса. И вот вам — пожалуйста!

Серега оттащил в сторону стол, и на сцену выбежали четверо, не считая собаки. Рац — Хамелеон, Колян Митракович — укушенный и Ленька — Елдырин с маленьким рыжим щенком под мышкой.

Вот как развивались события. Во-первых, мы очень переживали, потому что ребята плохо знали слова, и Маруся сначала ни за что не хотела выпускать их на сцену. Но мы ее уговорили:

— Все будет хорошо, вот посмотрите. Главное — смелость, а смелость — города берет.

— Не смелость, а нахальство в данном случае, — сказала Маруся.

Но делать было нечего — без худсамодеятельности никакой вечер нам бы не разрешили проводить. И Маруся согласилась, хотя переживала ужасно. Но у нас получилось очень непосредственно. Маруся уселась в первом ряду (кулис-то у нас не было) с «Хамелеоном» в руках и преспокойненько подсказывала чуть ли не каждую фразу. Мы ей тоже помогали вовсю. Когда надо было по действию падать, а артист не падал, мы хором, не стесняясь, кричали:

— Падай!

И он падал.

— Палец выстави!

— Тебя же укусили!

И укушенный выставлял палец, хотя рыжий щенок ни за что не хотел кусать палец, как Колян Митракович ни старался засунуть палец в пасть. Только Ленька неплохо знал свою роль. Он то и дело поднимал за загривок трясущегося щенка и спрашивал с разными оттенками:

— Вот этот?

(Мы немножко изменили рассказ).

Когда он поднял в третий раз, щенок пустил струю.

В общем, все развеселились ужасно. И начались такие пляски, которые бывают разве что на Новый год.

В самый разгар веселья Маруся вдруг закрыла вечер. Она сказала:

— Спасибо за внимание!

Зал взревел от такой вопиющей несправедливости, но Маруся была неумолима. После, когда мы остались убрать зал, она объяснила свой бессмысленный, на наш взгляд, поступок.

— Веселье надо прекращать в самом разгаре, пока не надоело. Дольше будут помнить этот вечер. В этом я глубоко убеждена. Думаете, мне было не жаль закрывать? Мне тоже не хотелось…

Маруся оказалась права: в понедельник только и разговору было, что о нашем вечере. И еще одной высокой оценки мы удостоились. Нашему классу поручили готовить новогодний бал. Ай да Маруся! Ай да мы!

Глава 5. Обидно…

Сегодня был не понедельник и не тринадцатое число, а милый безобидный четверг, когда у нас физкультура и черчение — считай на два урока меньше, чем обычно. Еще мы любили четверг за его вторую половинчатость, то есть четверг — это вторая половина недели, а там раз-два, и выходной.

Четверг же сегодняшний оказался для нас несчастливым днем. За три урока мы нахватали уйму двоек. Лично я умудрилась получить сразу две — по алгебре и химии, а мне-то двойки не полагались по штату: я комсорг. Но об этом я часто забывала, можно сказать, никогда не помнила.

Выбрали меня комсоргом прошлой весной в конце седьмого класса. Смешно вспомнить, что это было за собрание! Пришла свиристелка из девятого класса — оказывается, член комитета комсомола — и сказала:

— После уроков останетесь и выберете комсорга.

Мы завопили. Тут и так не дождешься последнего

урока, чтобы бежать сломя голову на улицу — там солнце и волейбол. У нас весной прямо волейбольная эпидемия начиналась: играли друг с другом, класс на класс, сами с собой. Каждую перемену выскакивали на улицу.

Мы уже договорились после урока поиграть на вылет. Мяч лежал у Леньки под партой и тоже вместе с нами ждал звонка.

Конечно, мы и не думали проводить никакого собрания, тем более что сегодня не было нашего классного руководителя, а обращать внимание на какую-то свиристелку просто смешно. Но когда прозвенел звонок и мы ринулись с мест, как бешеные, в дверях наткнулись па эту девицу и какого-то парня, кажется, десятиклассника. На помощь, наверное, позвала. Мы же шалые дети — это видно сразу, невооруженным глазом, — и справиться с нами нелегко. Парень, зверски вращая глазами, заорал:

— Сдай назад!

А девица пропищала:

— Только через мой труп!

Делать было нечего — не драться же с ними! Мы поплелись на свои места. Только Ленька Рыбин и его друг Колян Митракович прорвались сквозь заслон. Они не были комсомольцами.

— Вы тут быстрей, — сказали они, уходя, — мы вас подождем.

Парень сказал:

— Брысь, несоюзный элемент!

И они ушли, но через некоторое время появились под окнами (занимались на первом этаже) и дразнили нас все время, пока мы заседали.

Когда уселись и более-менее успокоились, девица представилась:

— Зовут меня Лида Прохорова, я член комитета комсомола. Сегодня у меня по графику — выборы комсорга в вашем, восьмом «б» классе. Все классы уже выбрали, кроме вас. Прежде чем приступить к выборам нового комсорга, старый должен отчитаться. Кто у вас был?

Бедная Лиза поднялась со своего места и ужасно покраснела.

— Расскажи, что вы сделали.

Лиза долго молчала, и мы стали ей подсказывать, особенно я старалась — мне так ее было жалко.

— Металлолом собирали…

— В кино ходили, а потом обсуждали.

— Собрание провели…

Лида спросила:

— О чем собрание?

— Про двойки…

— А газету выпускали? Политинформации проводили?

— Выпускали, проводили…

— Да, негусто — прямо надо сказать, — пробасил парень.

Лида сказала:

— Кое-какая работа у вас была, конечно, давайте оценку.

Мы молчали. Лида подождала немного, но терпение у нее, видно, лопнуло:

— Вы что, не знаете, какую дать оценку? Удовлетворительно или неудовлетворительно?

Так бы сразу и сказала. Конечно, удовлетворительно. Кто же сам себя будет ругать?

Лида спросила больше, по-моему, для приличия, чем по необходимости:

— Есть желающие сказать?

Мы молчали, потому что не знали, о чем говорить, а закругляться бы надо быстрее — Ленька с Витькой дразнят нас под окнами. Всех выручил Юрка Дорофеев. Он сказал:

— В общем-то мы комсоргом довольны, но я предлагаю Катю Бубликову.

Я прямо рот раскрыла — за какие такие заслуги?

Все обрадованно заорали, затопали ногами.

— Бубликову! Бубликову!

Лида с парнем кое-как нас угомонили. Лида спросила:

— Почему ты ее рекомендуешь?

— Как почему? Бубликова — свой парень. Хороший товарищ. Этого разве мало?

— Нет, почему же. Давайте голосовать.

И все проголосовали дружно и облегченно. Так я стала комсоргом. Тут главное, кто быстрее выкрикнет. А Юрка и спешить не стал. Он сразу убил двух зайцев — и прежнего комсорга похвалил, и предложение внес. В общем, в волейбол я пошла играть в новой должности.

Дома меня поздравили. В общем-то мне было приятно мое новое положение, потому что до сих пор я ходила только в рядовых. Мама сказала:

— Придумайте, Катюша, какое-нибудь хорошее большое дело и занимайтесь им. Тогда будет видна ваша работа.

— Например? — спросила я.

— Например, изучение родного края. Туризмом-то заниматься любите, делайте походы с нагрузкой.