Дождавшись окончания восторженной тирады хозяйки, я опустила чемоданы, которые изрядно оттянули мне руки. «Боюсь, что я приехала в неподходящее время»…

Хозяйка энергично замахала руками и произнесла с широкой улыбкой на лице: «Что ты говоришь, дорогая Хилари! Для дочери моей лучшей подруги Марион в моем доме не существует неподходящего времени. Не обращай внимания на мой слегка расстроенный вид, позже я все объясню. Входи, хватит дышать этим сырым воздухом».

Мисс Мэдкрофт провела меня в небольшое фойе и предложила мне оставить там чемоданы. «Чайтра отнесет их наверх», — упредила она мой вопрос. Затем, приятно улыбнувшись, подняла с резной подставки из тикового дерева серебряный колокольчик и несколько раз тряхнула. Его мелодичный звон поплыл в глубину комнат.

— Пока Чайтра будет занята с твоим багажом, мы побеседуем, — предложила мисс Мэдкрофт. — В гостиной есть горячий чай, пройдем туда, дорогая. Судя по твоему виду, чашка чаю тебе не помешает.

Хозяйка двинулась вперед, бормоча вполголоса какие-то непонятные мне слова, которые, во всяком случае, не имели ко мне отношения. Я последовала за ней. Ее каблуки слегка постукивали по паркетному полу.

Вдруг произошло что-то такое, что вызвало у меня внутреннюю настороженность. Сначала я подумала, что причиной стал исходивший от хозяйки тяжелый запах каких-то экзотических духов. Но нет. В чем же дело?

Чайтра пока не появлялась, однако я чувствовала чье-то присутствие. Да, несомненно, мы с хозяйкой здесь были не одни. В воздухе ощущалось что-то мрачное, будто помещения заполнял невидимый густой туман. Дышать было неимоверно тяжело, к тому же давило на виски, учащенно билось сердце. Но все это, как ни странно, без всякой видимой причины.

Тогда я сказала себе, что я слишком уж дала волю воображению, что надо обязательно подавить в себе неприятно-странные ощущения, иначе они овладеют мною окончательно… Внезапно мисс Мэдкрофт остановилась, и я едва не столкнулась с ней. Она открыла дверь.

— А вот и мы! — мисс Мэдкрофт произнесла это таким тоном, словно докладывала какой-то высокой особе о нашем прибытии.

Одновременно с нашим входом в гостиную ворвался широкий луч золотистого солнечного света. Странное совпадение. Весь день небо закрывали тяжелые мрачные облака, лил дождь, а тут вдруг — яркий солнечный луч. Что за этим? Случайная игра природы или же тайный знак небес? Если знак, то кому: хозяйке или гостье? И каков его смысл? В общем, вереница вопросов и пока ни одного ответа.

Между тем солнечный луч отчетливо высветил плавающие в воздухе многочисленные пылинки и кусок мрачноватых розово-лиловых обоев.

Я вошла в гостиную впереди мисс Мэдкрофт и сразу же нашла ее поразительной. В самом деле, комната оказалась заполнена многочисленными искусно выполненными безделушками, антикварными изделиями всевозможных форм и размеров и многим другим. Я осторожно пробиралась мимо столиков, покрытых шелковыми накидками с бахрамой и уставленных тонкошеими фарфоровыми кошечками, хрустальными шарами, статуэтками многорукого бога Шивы и чем-то еще. Воздух здесь был пропитан тем самым запахом, который я вначале приняла за духи мисс Мэдкрофт. Оказалось, что это благоухал фимиам. Он тоненькими струйками поднимался сразу из нескольких курильниц.

— Садись на римский диван, — предложила мне мисс Мэдкрофт. — Я люблю лежать на нем, он помогает расслабиться. А расслабленное состояние, дорогая Хилари, это ключ к общению с духами. Духи очень не любят внутренне скованных, натянутых. И несчастных. Запомни это! Я уверена в том, что пригодится.

— Да, хорошо, — с глупым видом пробормотала я в ответ.

Больше всего мне понравился стул с подлокотниками и тремя атласными подушками, в то время как на других было по пять-шесть подушек. В него и уселась поудобнее.

Мисс Мэдкрофт достала из буфета красивую чашку и налила мне чаю. «Обычно я держу эти чашки для клиентов, которые хотят погадать на чайных листьях, — доверительно сообщила она. — Но твой приезд с намерением жить у меня — особый случай».

— Не смею навязывать вам себя более, чем на несколько недель, — тактично выразила я свой протест против планов хозяйки. — За это время я надеюсь подыскать себе место гувернантки или компаньонки.

Мисс Мэдкрофт приподняла голову и метнула в мою сторону недовольный взгляд.

— И слышать не хочу о таких вещах! Твоя дорогая мать никогда бы мне этого не простила. Я не нарушу священный долг перед ней.

— Я вам признательна, но это с вашей стороны преувеличение.

— Нет! Я и слышать не хочу о твоем уходе. Если бы я скоропостижно ушла в иной мир и оставила после себя ребенка, оплакивающего мой уход, твоя мать поступила бы так же, как я сейчас. Твои малейшие сомнения в моем искреннем намерении лелеять и любить тебя, как собственную дочь, мне крайне неприятны.

Звучали хорошие, добрые слова, но я не верила хозяйке. Почему именно, трудно объяснить. В интонациях, манере держаться, мимике хозяйки сквозило что-то малоприметное для глаза, но вполне уловимое моим обостренным внутренним чутьем. Это «что-то» неоспоримо убеждало меня в том, что я присутствую при великолепном спектакле талантливой артистки. Прежде она играла, несомненно, изящнее. Теперь же ощущался перебор эмоций, характерный для артистов Лондонского цыганского табора. Мне даже подумалось, что хозяйке не достает бубна. И что стоит заглянуть в первый попавшийся ящик комода, как там сыщется этот самый бубен.

Но при всем при этом я не могла не оценить искреннюю доброту мисс Мэдкрофт по отношению ко мне, и не могла не отозваться на нее своим девичьим сердцем. Поэтому я поспешила ответить: «Не сомневаюсь в вашем сердечном желании помочь мне. Я вам действительно очень благодарна за ваше неожиданное приглашение. После того как мною были уплачены все долги, я осталась ни с чем. Вместе с тем, прошу вас учесть, что мне уже девятнадцать лет и я способна сама пробить себе дорогу в мире».

Мисс Мэдкрофт засмеялась глубоким грудным смехом. «Моя дорогая, — выдавила она сквозь смех. — Ты — ребенок! Этот жестокий мир проглотит тебя, как голодная собака, так же, как он проглатывает всех молоденьких и красивых женщин. Вот что я тебе скажу». И она картинно вздохнула. «Но я не стану обсуждать все жестокости этого мира с такой невинной девушкой, как ты, — продолжила она после того. — Лучше я попрошу тебя положиться на меня и позволить мне принимать за нас обеих все наиболее ответственные решения».

Я поперхнулась от такого предложения, но ради приличия попыталась скрыть свое возмущение вежливым покашливанием. Все-таки не хотелось обострять отношения. К тому же я не сомневалась, что она вздумает поклясться на каком-нибудь зелье, если заподозрит мое отрицательное отношение к ее намерениям.

Тут мисс Мэдкрофт торжественно подняла чайную чашку, подошла и стала передо мной.

— Ты будешь моим ребенком, которого у меня никогда не было, — с пафосом произнесла она. — Дочерью моего сердца. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы ты была счастлива!

Я посмотрела на эту сцену глазами своей матери и подумала о том, каким образом мама и мисс Мэдкрофт могли стать близкими подругами. Мама была, конечно, добросердечной, но она не терпела людей «подверженных театральности». Возможно в молодости она отличалась большей терпимостью. Или мисс Мэдкрофт тогда меньше паясничала. Взглянув еще раз на хозяйку, которая теперь уже носилась по комнате с высоко поднятой чашкой, я решила, что все-таки это мама изменилась со временем.

Сложившаяся обстановка доставляла мне немало треволнений, вместе с тем очень развлекала меня. Я успокаивала себя тем, что у меня в запасе имелось достаточно времени на тот случай, если наша совместная жизнь окажется невозможной для нас обеих.

— Вы абсолютно уверены в том, что не буду для вас обузой? — спросила я.

— Обузой? Дочь Марион? Никогда!

Посчитав, что проблема решена, мисс Мэдкрофт поставила чайную чашку на столик и распласталась на диване. Ее повседневный шелковый халат фиолетового цвета, с шлейфом, бантами и бархатной лентой на рукавах свесился на пол. В этой расслабленной позе, удобной для общения с духами, хозяйка сейчас созерцала меня.