Очень интересны сатирические зарисовки Чехова, которые позднее превратились в его лучшие рассказы, обличающие полицейский произвол, весь общественно-политический строй царской России. В «Осколках» за 1883 г. (№ 4) за подписью «Человек без селезенки» были помещены так называемые «Случаи mania grandiosa» (мания величия). В числе «случаев» Чехов описывает отставного капитана, бывшего станового, который «помешан на тему: «сборища воспрещены». И только потому, что сборища воспрещены, он вырубил свой лес, не обедает с семьей, не пускает на свою землю крестьянское стадо и т. п. Когда его пригласили однажды на выборы, он воскликнул: «А вы разве не знаете, что сборища воспрещены?» Другой отставной деятель, бывший урядник, «изгнанный, кажется, за правду или за лихоимство», помешан на тему: «а посиди-ка, братец!» «Он сажает в сундук кошек, собак, кур и держит их взаперти определенные сроки. В бутылках сидят у него тараканы, клопы, пауки. А когда у него бывают деньги, он ходит по селу и нанимает желающих сесть под арест.

- Посиди, голубчик! - умоляет он. - Ну, что тебе стоит? Ведь выпущу! Уважь характеру!

Найдя охотника, он запирает его, сторожит день и ночь и выпускает на волю не ранее определенного срока...» (II ,24 - 25).

Не трудно в этих сатирических набросках угадать будущих «героев» наиболее острых и зрелых произведений Чехова-беллетриста: унтера Пришибеева и др. Социально острые сюжеты встречаются и в «Оберверхах» (см., например, «Верх благонамеренности» - «Осколки», № 1883, № 15) и других произведениях.

Многие исследователи творчества Чехова указывают на преемственную связь его произведений с творчеством великого русского сатирика М. Е. Салтыкова-Щедрина. Они справедливо отмечают, что в ранних рассказах, заметках встречаются щедринские персонажи, что Чехов в духе Салтыкова-Щедрина писал о «ежовых рукавицах», «чтении в сердцах» и местах, «куда Макар телят не гонял». Действительно, такое сходство имеется.

Это подмечали и современники. Рекомендуя Чехова редакции «Петербургской газеты» весной 1885 г., Лей-кин, как вспоминает А. Н. Плещеев, говорил: «Господа, я Щедрина нового открыл» (Летопись.., с. 104.). И это не было натяжкой предприимчивого издателя.

В. Г. Короленко в воспоминаниях о Чехове ставил писателя в один ряд с Гоголем, Успенским и Щедриным. «Этими именами почти исчерпывается, - писал он,- ряд выдающихся русских писателей с сильно выраженным юмористическим темпераментом... Пушкин называл Гоголя «веселым меланхоликом», и это меткое определение относится одинаково ко всем перечисленным писателям... Гоголь, Успенский, Щедрин и Чехов...» (Короленко В. Г., Собр. соч. в 10-ти т., т. 8. М., 1955, с. 94.).

Вл. И. Немирович-Данченко, рассказывая о кружке

«Будильника», отмечал: «Из писателей настоящим кумиром для них был Щедрин» (Немирович-Данченко Вл. И. Из прошлого. М., 1938, с. 12.).

Глубокое уважение к деятельности Салтыкова-Щедрина выражено в словах Чехова, которыми он откликнулся на смерть великого сатирика: «Мне жаль Салтыкова. Это была крепкая, сильная голова. Тот сволочной дух, который живет в мелком, измошенничавшемся душевно русском интеллигенте среднего пошиба, потерял в нем своего самого упрямого и назойливого врага...» (XI, 362). Но эти слова не означают, что только теперь, в год тяжелой утраты, Чехов оценил и понял своего старшего собрата.

В фельетонах «Осколки московской жизни», в ранних рассказах, затрагивающих положение журналистики (а таких рассказов насчитывается более пятнадцати), близость Чехова сатирической манере Салтыкова-Щедрина особенно заметна.

Зло высмеивая «газетоманию», охватившую Москву в 80-е годы, издеваясь над многочисленными предпринимателями капиталистической складки, купцами, выступающими в роли издателей и редакторов, по-щедрински пишет Чехов в «Осколках»: «Хотят издавать все, помнящие родство и не помнящие, умные и неумные, хотят страстно, бешено» («Осколки», 1884, № 51).

«Помнящие родство и не помнящие» - это расшифровка, перифраза щедринской оценки реакционной журналистики, которую он дал в лице Ивана Непомнящего - редактора газеты «Краса Демидрона» в «Современной идиллии».

Нельзя не соотнести определения, данного в фельетоне Чехова купеческой газете Шестеркина, - «полотер-но-литературно-портерная» («Осколки», 1883, № 49) с щедринским «ассенизационно-любострастная, выходящая в дни публичных драк» (Щедрин Н. Полн. собр. соч., т. 15, с. 90.).

В «Календаре «Будильника» на 1882 год» Чехов критикует публициста И. Н. Павлова, выступившего против Салтыкова-Щедрина. Это было отмечено под датой 24 марта, а 30 марта календарь сообщал о возникновении отделившейся от «Нового времени» газеты «Благонамеренные козлы» («Будильник», 1882 г., № 12, 14). Это опять-таки реминисценция из Салтыкова-Щедрина. Сатирик, характеризуя благонамеренно-либеральную (а именно такой было «Новое время») газету «Старейшая российская пенкоснимательница» в цикле очерков «Дневник провинциала в Петербурге», называет одну из ее статей так: «Может ли быть совмещен в одном лице промысел огородничества с промыслом разведения козлов?» (Щедрин Н. Полн. собр. соч., т. 10, с. 493.).

Это было не подражание, а сознательное использование тех ассоциаций, которые возникали при упоминании отдельных имен, названий, фразеологических сочетаний, сделанных по моделям Салтыкова-Щедрина, у читателя, хорошо знавшего творчество сатирика, его развернутые характеристики, многозначительность иносказаний и намеков, умение в безобидном скрыть социально важное.

В фельетонах и рассказах Чехова 80-х годов можно встретить пародийные названия газет, построенные по модели Салтыкова-Щедрина «Кукиш с маслом», «Гусиный вестник», «Куриная слепота». В рассказе «Ревнитель» персонаж, взяв в руки «Новое время», презрительно называет ее «Краса Демидрона».

Образ журналиста Иуды Искариота - главного публициста газеты Ноздрева «Помои», ярко обрисованный в «Письмах к тетеньке» Салтыкова-Щедрина, не раз возникает в произведениях Чехова. «Иуда-предатель» - такой заголовок имеет газета в рассказе «Два газетчика». В рассказе «Тряпка» Иудой назван секретарь редакции Кокин. В рассказе «На магнетическом сеансе» (1883), повествуя о жульничестве гипнотизера, Чехов заставляет действовать заодно с гипнотизером людей, причастных к журналистике. В начале рассказа читаем, что гипнотизер «одного тонкого и высокого журналиста согнул в спираль», а герой, от лица которого ведется повествование, поддался гипнозу за взятку, незаметно вложенную ему в руку гипнотизером, и получает выговор от своего начальника, заметившего жульническую махинацию: «Нехорошо... А еще тоже газету свою издавать хочешь...».

Таким образом, оба помощника гипнотизера оказались продажными людьми, журналистами.

Предательство было настолько характерной чертой буржуазного газетчика, что много поздней Чехов в одном из писем к М. Горькому писал, что у Гиляровского как газетчика «есть что-то ноздревское, беспокойное, шумливое, но человек это простодушный, чистый сердцем, и в нем совершенно отсутствует элемент предательства, столь присущий господам газетчикам» (XII, 338).

Характеристика газетного читателя в рассказе «Случаи mania grandiosa» («Осколки», 1883, № 4), в свою очередь, как бы предваряет характеристику читателя-ненавистника у Салтыкова-Щедрина в «Мелочах жизни». Чеховский герой «выписывает почти все столичные газеты... В каждом полученном номере он ищет «предосудительное»; найдя таковое, он вооружается цветным карандашом и марает. Измарав весь номер, он отдает его кучерам на папиросы и чувствует себя здоровым впредь до получения нового номера».

У Салтыкова-Щедрина читатель-ненавистник «не просто читает, но и вникает; не только вникает, но и истолковывает каждое слово, пестрит поля страниц вопросительными знаками и заметками, в которых заранее произносит над писателем суд...» (Щедрин Н. Полн. собр. соч., т. 16, с. 631.).