У самого выхода из долины, идущей с северо-запада на юго-восток, на пологом склоне стояли три юрты. Среди них был устроен загон для овец. На рассвете из большой юрты вышел круглолицый смуглый человек с острыми бегающими глазами. Он был в халате из синей далембы и поношенных гутулах. На поясе у него висел нож с берестяной ручкой.

Звали этого человека Итгэлт. Он не стар, ему всего тридцать два года. И не знатен, нет у него никакого титула. Но он очень богат, хотя от отца унаследовал небольшое хозяйство. За несколько лет всеми правдами и неправдами стал он одним из самых зажиточных людей в Луу-гунском хошуне.

Девятнадцати лет он женился на дочери одного тайджи из Далайчойнхорванского хошуна. В приданое получил большое стадо - отсюда и пошло его богатство. При себе он держал немного скота, зато все бедняки в округе пасли его стада.

Жену его зовут Должин, десятилетнего сына - Хонгор, а семилетнюю дочь Солонго.

Итгэлт всегда поднимался на рассвете и до вечерних сумерек работал не покладая рук. Того же он требовал и от всех своих близких. Поэтому и жена его, Должин, обычно вставала рано. Она доила коров, выгоняла их на пастбище, а потом принималась за другую работу по хозяйству. Если кто-нибудь встанет раньше ее, она весь день ходит мрачная и молчаливая. Женщины, которые батрачат у Итгэлта, знают это и потому стараются выйти из юрты лишь после того, как раздастся стук ступы в юрте Итгэлта.

- Должин! - потягиваясь, обратился Итгэлт к жене. - Буди сына, пусть соберет коров. Сегодня будет хорошая погода. - Он подошел к северной юрте и открыл дымник. - Дулма! Пора вставать! - Потом направился к восточной юрте. Но оттуда уже выходила пожилая женщина.

В северной юрте жил табунщик Галсан с женой Дулмой. В восточной юрте чабан Няма с женой Хишиг и шестилетней дочкой Сурэн.

Итгэлт ростом невысок. Он худощав, жилист, но мускулы у него крепкие. Ходит он проворно, чуть подпрыгивая, поэтому его и прозвали "Кузнечик".

Разбудив работников, Итгэлт направился к своей юрте. Навстречу ему, протирая заспанные глаза, вышел Хонгор.

- Лентяя всегда ко сну клонит, у ротозея всегда слюни текут, говорит пословица. До сих пор ото сна не очнулся, несчастная твоя голова. Быстро собери коров и гони сюда, - сказал Итгэлт.

На южном склоне холма, пощипывая траву, паслось небольшое стадо. Хонгор схватил ивовый прут и, сев на него верхом, будто на коня, бросился между юрт к стаду.

- И не стыдно тебе, совсем как маленький, несчастная твоя голова, крикнул ему вдогонку отец.

Итгэлт некоторое время смотрел на двух лошадей, пасшихся на северном склоне по другую сторону Тамира, а потом вприпрыжку направился к овечьему загону и открыл ворота. В это время к нему подошел батрак Няма. Он поздоровался и с усмешкой пробасил:

- А люди все мучаются, не могут разгадать: кто из нас богач Итгэлт, а кто чабан Няма.

- Пусть еще погадают, - сказал Итгэлт и засмеялся. Затем, показывая на лошадей, добавил: - Вон те кони, о которых спрашивал табунщик тайджи Пурэва.

- Надо бы заарканить их, пока хозяева не увели, да съездить на них за овцами, - сказал Няма.

- Когда придет табун, возьмешь коня и пригонишь их, - сказал Итгэлт и пошел в свою юрту.

Хонгор бегом хотел миновать овраг, но внезапно остановился. Со дна оврага кто-то окликнул его. Он прислушался.

- Эй, сынок, спустись-ка сюда, - звал его кто-то басом из глубины.

Хонгор сделал несколько нерешительных шагов. Ему показалось, что внизу лежит человек.

- Да ты не бойся. Я совсем без сил, - сказал бас.

Хонгор спустился еще ниже и подошел к лежавшему. Он в изумлении склонил голову набок и спросил:

- Вы человек?

- Человек, человек, да ты не бойся, подойди.

На земле действительно лежал человек, но, по-видимому, без рук. Его заросшее лицо было покрыто грязью, и лишь глаза ярко блестели.

- Мужчина не должен бояться мужчины, - сказал человек и улыбнулся.

- А я и не боюсь, - ответил Хонгор. В случае чего он, конечно, убежит, но сейчас он смело подошел к лежавшему.

Но что такое? Он ничего не мог понять. Тело человека было зашито в высохшую бычью шкуру, и голова торчала как бы из мешка. Человек, не моргая, смотрел на Хонгора.

- Почему вы не встаете? - спросил Хонгор.

- Я не могу встать.

- Почему?

- Я зашит в шкуру. Послушай, парень, я убежал из Луу-гунской тюрьмы. Если об этом кто-нибудь узнает, меня убьют. Однако мужчина всегда поможет мужчине, я надеюсь, что и ты поможешь мне, твоему старшему брату.

Слова "мужчина всегда поможет мужчине" сразу запали в сердце Хонгора, он гордо улыбнулся и с достоинством откашлялся.

- Чем я могу помочь вам? - спросил он, стараясь тоже говорить басом.

- Если сможешь, принеси мне острый нож, какую-нибудь одежду и что-нибудь поесть. Только никому ничего не говори, - сказал человек и, улыбаясь, подмигнул мальчику.

- Вы мужчина, и я мужчина. Я ничего не скажу, даже если меня будут бить, - сказал Хонгор, - но сперва я соберу коров и пригоню их домой. Вы меня ждите, я обязательно приду.

Зашит в шкуру был Тумэр. В прошлом году осенью он угнал большой лошадиный косяк из табуна самого Луу-гуна, но при переходе через разлившийся Тамир конь у него утонул и сам он чуть не погиб. Уже бесчувственного, его настигли и арестовали. Несколько дней его допрашивали, подвергая пыткам. Он так и не назвал себя, однако кто-то его узнал и сказал об этом.

- Нет, это неправда, - возразил Тумэр.

Сайнэру нельзя называть свой хошун и родное кочевье, иначе беда обрушится на его земляков, за все будут отвечать они. Вот почему Тумэр не назвал своего имени и не сказал, откуда он родом.

Хотя на допросах Тумэр и молчал, он был пойман с поличным. Суд был короткий - в наказание его зашили в сырую бычью шкуру и посадили в яму. В этом страшном одеянии он просидел в яме около года, но ему помогли бежать. Два дня и две ночи катился он по степи, пока не очутился в этом овраге. Он совсем выбился из сил, а тут еще голод давал о себе знать. И Тумэр рискнул окликнуть Хонгора.

Хонгор собрал коров и погнал их к стойбищу. По дороге ему попался Галсан, который ездил в ночное и теперь не спеша возвращался домой.

- Как спалось, Хонгор? Хорошо?

Хонгор ничего не ответил, его мысли были заняты одним: как незаметно помочь тому, лежащему в овраге.

- Почему, Хонгор, молчишь? Или получил взбучку от родителя? - Галсан засмеялся и рысью погнал лошадей.

Войдя в юрту, Галсан увидел жену. Дулма держала подойник, собираясь доить коров.

- Дулма, ты совсем обленилась! Каждое утро дымник нашей юрты открывает сам благодетель. А ты дрыхнешь чуть ли не до полудня. Негоже так, смотри, как бы не рассердить нам хозяина. Кончатся тогда все благодеяния, которые послали нам боги.

- Не бойся, не кончатся, они еще и не начинались, - с усмешкой ответила Дулма и вышла, хлопнув дверью.

- Глупая баба, - крикнул Галсан ей вслед и сердито бросил на кровать брезентовый дождевик.

Все были чем-нибудь заняты, и Хонгор, улучив момент, взял отцовский нож, дэл, узду, рубец с маслом и все это припрятал за загоном. А когда его послали выгнать на пастбище молодых кобылиц, он прихватил мешок и все вещи спрятал в него.

Недалеко от стойбища ему встретилась Дулма, шедшая выгонять овец.

- Что это у тебя в мешке? - спросила она.

Хонгор погрозил ей кнутом: мол, не очень-то кричи, и, подъехав ближе, тихо сказал:

- Мужчина всегда поможет мужчине!

- Что ты говоришь! - рассмеялась Дулма. - Уж не хочешь ли ты в степи с кем-нибудь поиграть?

- Тетя, вы не говорите никому, что встретили меня.

- Ладно, не скажу.

Выгнав кобылиц на пастбище, Хонгор зарысил к оврагу. Однако Тумэра на старом месте он не нашел.

- Дядя! Вы где? - тихо позвал мальчик.

- Я здесь, иди сюда, - раздался голос Тумэра из выемки под крутым спуском.

Хонгор слез с коня, спустился в овраг и сразу стал работать ножом. Он долго возился со шкурой, освобождая пленника. Наконец шкура поддалась, но Тумэр еще долго лежал, не в силах подняться и только как-то странно двигал руками, словно пытаясь кого-то схватить.