Но что забавно — меня мало трогало посмертие. Я часто задумывался о том, что случится п о с л е, если я окончательно лишусь бренного тела. В последний раз подобная мысль посетила меня вскоре после того, как вражеский ублюдок огненный маг попытался превратить в обугленное мясо внутри железных доспехов — прямо как жаркое запеченное в чугунной духовке. Но я не боялся… почему? Почему меня не тревожит собственная участь? Почему я не покрываюсь холодным потом? Ответа на этот вопрос я не знал.

Зато прекрасно понимал, что это очень глупо, предаваться столь отвлеченным размышлениям в тот миг, когда только что подчинившиеся мне новорожденные пожиратели рыщут по лесным дебрям и убивают пущенных по нашим следам преследователей. Разве это не странно? Я буднично очищаю тело от кусков отмершей кожи, сдираю пласты грязи, выбиваю из волос пыль, морщусь от дикой вони, отстраненно прислушиваюсь к крикам страха и агонии доносящихся с разных сторон. И размышляю о божественном…

Подняв лицо к небесам, я пристально вгляделся в прозрачную синеву. Наблюдает ли кто оттуда за мной?

Вновь затрубил охотничий рог — на этот раз отрывисто, испуганно. И снова короткий рев испуганного зверя. Это совсем иной сигнал — не всеобщего сбора, а приказ к отступлению, к бегству. Я издал грустный смешок, покачал головой, отбросил прочь содранный с груди кусок отмершей от меня плоти.

Почему они бегут? Ведь еще недавно они так уверенно преследовали нас. Наслаждались своей ролью догоняющих, ролью охотников идущих вслед за обессиленной жертвой пытающейся скрыться в чащобе леса, но уже выдохшейся и едва передвигающей ноги. И вот стоило жертве показать яростно оскаленные и окровавленные клыки, как весь их боевой настрой куда-то бесследно пропал… Исчез будто его и не было. Уверенные возгласы сменились перепуганными криками, рев рога напоминал не глухой рык матерого медведя, а блеяние овцы почуявшей запах свежей крови. И они побежали… быстро и без раздумий развернули лошадей и ринулись прочь, бросая молящих о помощи товарищей. Каждый сам за себя… вот в чем их слабость. Они едины лишь на словах. Впрочем… окажись среди них свирепый вожак, он бы сумел сплотить ряды, сумел бы пресечь панику — вновь мне на ум пришел Игновий. Загадочный долгожитель внушающий страх… Но его здесь не было.

А ведь у них был шанс одолеть нас — я чувствовал усталость. Она навалилась на меня как на обычного смертного. Едва ощутимая дрожь в коленях, подкатывающая к горлу тошнота, едва я думал о том, чтобы вновь облачиться в тяжелые доспехи. Пальцы рук сводило частыми судорогами, в локтях противно ныло, поясницу ломило. Я чувствовал себя серьезно простуженным и вымотанным. А желудок — вот ведь странно! — желудок громко урчал, требуя еды, а мое горло пересохло до такой степени, что я вряд ли смогу сейчас вымолвить хоть одно слово. Тело жаждало воды и еды. Все как у простого человека. Вот только я ведь не простой человек — еще недавно я был способен легко взобраться на высоченную сосну будучи закован в тяжкую броню неподъемную для обычного воина, а затем туда же я втащил пленников, совершил далекий прыжок, выдержал падение на землю и тяжкое давление мерзкой громадной туши пожирателя. Еще недавно я совершал невозможное! И делал это шутя! Ничуть не задумываясь над тем, какого немыслимого напряжения требуют такие деяния.

Отойдя несколько шагов от места, где я очищался, я тяжело опустился на землю и прижался спиной к бугристому стволу древней сосны. Спина с глубокой благодарностью облегченно расслабилась, когда с нее сняли нагрузку. Да и вытянутые на ковре из палой хвои ноги радостно притихли, получив блаженную передышку. Вяло подтащив к себе за ремень флягу, я припал губами к горлышку и не отрывался до тех пор, пока не выпил все до последней капли. Как же вкусна вода, что булькая, ринулась по пересохшему горлу в желудок! Сейчас немного отдохну, а затем встану и поищу в мешке связку вяленого мяса. И ох как прекрасно было бы заварить крепкого травяного отвара… Но это чуть позже. Сейчас мне надо передохнуть.

Удивлялся ли я навалившемуся бессилию? Нет. Я вымотан до предела, но не удивлен — такова цена. И вымотали меня не древолазание и не прыжки. И даже не падение. Да, они оказали свое влияние, но не все же не истощили меня. Нет, меня вымотало о б щ е н и е с огромной птицей нежитью, что вновь превратилась в зловонный шар мертвой плоти.

Умом я прекрасно понимал допущенную мною ошибку. И не собирался впредь допускать ее вновь. Дело в том, что мои недавние свершения были подобны свершениям очень сильного, но тупого детины.

Я пожелал подчинить себе чужую нежить. Но не обычное умертвие поднятое заурядным некромантом недоучкой. Нет. Я возжелал подчинить себе тварь созданную с а м и м Тарисом Некромантом! И у меня это получилось… но какой ценой? Я дошел до полного истощения. И хорошо, что я успел завершить начатое — свались я раньше и нежить попросту сожрала бы меня, а затем вернулась бы к весело и злорадно смеющемуся Тарису.

Да. Я тупой сильный детина, вторгшийся в тонкий мир очень древнего искусства, где все имеет значение.

Если сравнить пожирателя с большим придорожным валуном, то я сделал следующее — подошел, облапил его и начал тянуть к себе, намереваясь перетащить его через дорогу на свою сторону — на свою обочину. И действовал я грубой силой, действовал прямолинейно. Просто схватил и потащил, напрягаясь, что есть мочи и щедро тратя накопленную во мне с и л у. Вросший в землю валун сопротивлялся, но я тащил и тащил и тащил. И таки сумел добиться своего — покорил своей воле мощную тварь. А затем свалился на землю полностью обессилевшим, коря собственную глупость. Окажись на моем месте кто-то более мудрый, он бы чуть окопал валун со всех сторон, повалил его, затем нашел крепкую жердь и использовал бы ее как рычаг, чтобы меньшей силы добиться своей цели. То есть он бы действовал не силой, но и не умом — тут нужен не острый разум, а з н а н и е.

У меня есть сила. Но у меня нет знания.

Я словно ребенок несмышленыш, указывающий на вкусную конфету и капризно говорящий — «Хочу! Хочу! Хочу!». Пока удача была на моей стороне. Но однажды она отвернется и желанная конфета попросту сожрет меня.

Я заставил пожирателя разделиться — тоже просто возжелав этого и каким-то образом передав свое мысленное желание нежити. Но я чувствовал его мрачное и грозное сопротивление — тварь не желала распадаться на куски. И она жаждала плоти и крови. Смотрела на меня со страхом и голодом одновременно. Я добился своего. Но вскоре сюда вернутся целых шесть мерзких тварей, что заметно подрастут, но ничуть не утолят свой голод. И если они почувствуют во мне слабину — мне конец.

У меня есть немного времени, чтобы собраться с силами. Если пойму, что не успеваю оправиться хоть чуть-чуть, то попытаюсь развоплотить одну из тварей и забрать ее силу себе. Ну а пока…

Я уронил руки на хвою, опустил подбородок на грудь, закрыл глаза и затих. Легкий ветерок взъерошил мои грязные волосы, что-то прошептал успокаивающе на ухо. Глубоко вдохнув, я умиротворенно улыбнулся и позволил себе погрузиться в легкую дрему. Надо отдохнуть. Совсем немного. Отдохнуть как обычному человеку вымотанному непосильными нагрузками…

Древний сосновый бор тихо шелестел над моей головой. Кружась в воздухе, медленно падали редкие иголки. Приятно пахло смолой… Где-то надрывно выл незнакомый мне человек тяжело расстающийся с жизнью.

Какой мирный и прекрасный денек…

Отступление шестое.

— Окажи ему милосердие — коротко кивнул седовласый священник.

Кряжистый воин кивнул ответ и, обхватив руками вялую шею полулежащего парня, резко и скупо рванул в сторону и вверх. Мягко и влажно хрустнуло. Захрипевший юнец затих и обмяк, испустив последний вздох.

— Подготовьте погребальный костер — велел отец Флатис одному из скорбно склонивших головы монахов — Немедля.

— Да, отче.

— Вот уж и верно — милосердие оказали — вздохнул стоящий позади священника Древин — Чуете запах?

— Культи его гнить начали — поморщился тот, кто избавил юношу от боли, свернув ему шею — А ведь Стефий так старался. Травы прикладывал, отваром лечебным поил ублюдыша. Да и вы пытались, отец Флатис. Видать душа у него так черна…