— Видеокассеты в ней не было, — сообщил Миша. — Вы не помните, вы оставили видеокамеру на палубе заряженной или пустой?

Сергей хмурился.

— Я вот и стараюсь припомнить… — медленно проговорил он. — Вроде бы… Да, точно! На прежней пленке оставалось совсем мало места, и я решил заранее перезарядить камеру, чтобы не пришлось впопыхах перезаряжать в самый неудобный момент, если повезет снять что-нибудь интересное. Я вынул кассету и пошел с ней вниз, в каюту, что-то меня отвлекло, я заболтался с ребятами, а потом лег спать.

— На яхте или в палатке? — уточнил Миша.

— На яхте. Палатка двухместная, поэтому кто-то из нас, по очереди, ночует на яхте. Да и яхту не стоит оставлять совсем пустой. Вы это к тому, что, если бы я еще раз поднялся на палубу, я бы вспомнил про камеру?

— Да, — кивнул Миша. — А вы… — Он повернулся к Павлу и Алику. — Как же вы не заметили, что на палубе брошен такой ценный предмет?

— Темно было, — ответил Павел. — Мы и не глядели по сторонам. И просто бы не заметили камеру, если она лежала на носу или на корме. Мы уже обсуждали это дело и пришли к выводу, что кто-то спер ее, когда было уже светло. Проплывал мимо на лодке, заинтересовался яхтой, заглянул на палубу… Часов в шесть утра, когда мы крепко спали.

— Да, вполне вероятно, что именно так и было, — согласился Миша.

— Теперь еще один вопрос. Можно мне взять для просмотра видеокассеты, которые вы отсняли за последние дни? Ведь наверняка вы много снимали на воде, а нам может помочь любая подсказка, любой промелькнувший на заднем плане катерок…

— Да, конечно, — охотно сказал Сергей.

Тут вмешался Алик:

— Но получается, нам придется застрять тут еще на какое-то время?

Миша со вздохом развел руками:

— Ничего не попишешь. Я постараюсь отсмотреть кассеты как можно быстрее. Думаю, уже к вечеру верну. Правда, это означает, что все равно раньше завтрашнего утра вы не отплывете, но ведь в этом не виноваты ни вы, ни я… Некого винить, кроме воров.

Яхтсмены переглянулись.

— Что ж, делать нечего, постоим на приколе еще сутки, — сказал Павел, выражая их общее мнение.

Нам, конечно, было очень интересно смотреть, как все происходит: как Миша поднялся на борт, чтобы положить видеокассеты в сумку; как Алексей Николаевич, достав из своего планшета пустые бланки, оформляет опознание видеокамеры и выдает яхтсменам расписку, что их видеокассеты временно изъяты в интересах следствия; как двое подчиненных Миши лениво осматривают яхту — вроде бы из пустого любопытства, пока начальство занято, но при этом, конечно, от их цепких взглядов не укрылась бы любая странность. Алик, который, видимо, был главным во всем, что касалось устройства и оборудования, показывал им машинное отделение и каюты, систему управления, охотно давал пояснения.

— Листяков Сергей Васильевич… — выводил в своих бланках Алексей Николаевич. — Паспорт номер… Прописан… Вы знаете, мне ваше имя кажется смутно знакомым.

— Вполне возможно, — сказал Сергей. — Мои фотографии публиковались в разных журналах, и даже в газетах обо мне разок писали, после премии на фотоконкурсе.

— А видеокамера у вас основательная, — заметил Миша.

— Да, — кивнул Сергей. — Практически профессиональная. Уж если я беру, то самое лучшее. Привычка, знаете…

— Которую еще можно назвать уважением к собственной профессии, да? — улыбнулся Миша.

— Ну, я бы не сказал так громко, — пожал плечами Сергей.

Тут я поглядел на часы и обнаружил, что мы уже опаздываем к обеду.

— Пойдем быстрее! — позвал я Фантика и Ваньку.

— Я с вами, ребята! — Миша живо вскочил на ноги. — Мне еще нужно потолковать с вашим отцом, а здесь вроде все ясно… Я ведь не нужен, Алексей Николаевич, вы и без меня закончите?

— Разумеется, Михаил Дмитриевич, — ответил тот.

— Тогда встретимся на пристани. — И Миша зашагал прочь вместе с нами.

— Вы насчет Птицына хотите поговорить? — спросила Фантик.

— Да, — кивнул Миша. — Хочу узнать, не замечал ли Леонид Семенович следов присутствия браконьеров этой ночью… И вообще, обсудить, как с этим Птицыным быть дальше. Он ведь не раз пересекался с этим браконьером, может, и посоветует что-нибудь толковое.

— Только давайте прибавим ходу! — взмолился я. — А то мы опоздаем к обеду, и даже вы не защитите нас от легкого втыка.

Мы прибавили ходу и успели точнехонько. Отец и дядя Сережа стояли на крыльце и курили, опершись на резные перила. Из открытого окна кухни доносился звон посуды: наши мамы заканчивали накрывать стол.

— Ба, Михаил Дмитриевич? — сказал отец. — Какими судьбами?.. Топа, сидеть!

— Да вот понадобилось немного переговорить с вами, — ответил Миша. — Можно нам уединиться на пять минут?

— Да, конечно. — Отец жестом пригласил Мишу пройти в его кабинет, а нам велел: — Живо мойте руки и за стол, чтобы, когда мы закончим разговор, вы уже были готовы!

Мы умылись, сумев вполне отчиститься, переоделись в новые футболки и джинсы, чтобы не пугать мам видом нашей рабочей одежды, и чинно-благородно прошли на кухню.

Разговор отца с Мишей продолжался минут двадцать. Из кухни мы слышали, как отец провожает Мишу.

— В чем дело? — поинтересовалась мама, когда отец присоединился к нам и мама с тетей Катей начали разливать суп.

— Птицына арестовали, — сообщил отец — И такие дела на нем висят… Странно.

— Когда мы приехали, у него уже шел обыск! — сообщил Ванька. — Но мы не сказали, что это ты нас к нему отправил.

Отец рассмеялся:

— Ну, конспираторы! Можно было спокойно сказать… Да, занятно. Зозулин интересовался моим мнением об этом человеке.

— И что ты ему сказал? — спросил я.

— Что все это на Птицына очень не похоже… Не такой он человек, чтобы совершить именно такое преступление, которое ему приписывают…

— А что ему приписывают? — спросил дядя Сережа.

— Кражу электроники из световых бакенов и видеокамеры, — сообщил отец. — Что-то тут странное… И еще страннее, что в качестве своего алиби он сослался на другое преступление — мол, не мог он ничего украсть на реке, потому что этой ночью браконьерствовал в заповеднике!

— А он действительно браконьерствовал? — поинтересовалась тетя Катя.

— Вот это и нужно установить, — вздохнул отец. — Могу сказать лишь, что кто-то действительно шуровал недавно возле Лисьей горки.

Лисьей горкой мы называли между собой холм в глубине леса, вокруг которого было довольно много лисьих и барсучьих нор.

— Ловил лисиц? — Дядя Сережа нахмурился. — Гм… Сейчас у них мех не такой густой и длинный, как зимой…

— Ну, на продажу и такой мех пойдет! — хмыкнул отец. — Ведь не всем поставлять мех только высшего качества, как делаешь ты… Да, две лисицы взяты в стиле Леньки: без капкана, чтобы лап не испортить, с дымом в нору и сетью на «аварийном» выходе из норы. Даже то, насколько четко и быстро браконьер нашел запасной выход и перекрыл все остальные, указывает на Птицына. Мастера по почерку узнаешь…

— Так, выходит, его алиби подтверждается? — спросила мама.

— Вроде бы, — кивнул отец. — Но ведь у него еще оставалось время на другие подвиги… Помнится, когда я в прошлый раз его вычислил и нагрянул к нему в четыре утра, чтобы он не успел от улик избавиться, он уже дома был. А тут он вернулся домой в семь, в начале восьмого. И его сын это подтверждает…

— То есть минимум три часа у него было, — прикинул дядя Сережа.

— Вот-вот. И этого времени вполне хватило бы, чтобы сплавать за остров и разорить световые бакены.

— У него есть сын? — спросил Ванька.

— Да, — кивнул отец. — Борькиного возраста. Хороший парень. Хотя ему не позавидуешь. Птицын-старший признает только старинные методы воспитания: ремнем за любую провинность.