— О? Какая жалость, — сказал Рюзаки, для которого, по-видимому, это решающее «нечто» никогда не стояло на первом месте. Печально покачав головой, он продолжал обследовать комнату.
— Н-но, Рюзаки… Я не думаю, что здесь ещё можно что-то найти. Я хочу сказать, что ведь полиция уже тут тщательно всё обыскала…
— Но полиция проглядела кроссворд. Меня совсем не удивит, если они проглядели что-нибудь ещё.
— Пусть даже так… но здесь просто не с чем работать. Хотелось бы мне иметь представление о том, что вообще искать — комната слишком пуста, чтобы тыкаться здесь во всё без разбору. А весь дом слишком большой.
— Представление…? — спросил Рюзаки, замирая на месте. Потом он медленно прикусил ноготь большого пальца — осторожно и, казалось, задумчиво, но в то же время настолько по-детски, что это выглядело в той же мере и глупо. Мисора так и не смогла решить, чего же в этом жесте было больше. — А вы что думаете, Мисора? Когда вы пришли сюда, были у вас какие-нибудь идеи? Что-то, что помогло бы нам сузить наши поиски?
— Ну… да, но…
Была одна зацепка — порезы на груди жертвы. Она совсем не была уверена, стоит ли рассказывать о них Рюзаки. Но ведь правда в том, что в противном случае она ни к чему не придет… как в отношении дела, так и в отношении Рюзаки. Возможно, ей стоит проверить его, точно так же, как он наблюдал за её реакцией, когда отдал ей кроссворд. Если она правильно сыграет свою партию, то сможет выяснить, слышал ли он из-под кровати то, что она говорила по телефону.
— Ладно, Рюзаки… Скорее в благодарность за вашу услугу, чем в качестве равноценного обмена информацией… взгляните-ка на эту фотографию.
— Фотографию? — переспросил Рюзаки с таким преувеличенным оживлением, что можно было подумать, он впервые слышал это слово. Он двинулся к ней… всё так же, на четвереньках, и даже не поворачиваясь. Он попросту пополз к ней задом — зрелище, от которого маленький ребенок наверняка бы заплакал.
— Фотографию жертвы… — сказала Мисора, протягивая ему снимок, сделанный во время вскрытия.
Рюзаки принял его с серьёзным кивком — или изобразив серьёзный кивок. Вот тебе и проверка — по его поведению она не смогла понять ровным счетом ничего.
— Отлично, Мисора!
— То есть?
— В новостях не упоминалось, что на теле были подобные порезы, что означает, что эта фотография взята из полицейского отчета. Я удивлен, что вы смогли её заполучить. Вы определенно не рядовой детектив.
— А как вам удалось заполучить кроссворд, Рюзаки?
— Долгом моим будет секреты хранить.
Её вторая попытка была отбита с такой же легкостью. Она запоздало пожалела о том, что не позволила ему отрицать, что у него есть свои секреты, и о том, что с самого начала подбросила ему эту идею.
А ещё она была убеждена, что его последняя фраза с точки зрения грамматики какая-то странная.
— Я тоже не буду спрашивать вас, как вы достали эту фотографию, Мисора. Но какое отношение она имеет к вашей идее?
— Ну… я подумала, что убийца мог оставить послание на чем-то, чего больше нет в комнате, но что было там на момент преступления. Отсюда напрашивается ответ: тот, кто здесь должен быть, но его нет…
— … владелец этой комнаты, Билив Брайдсмейд. Разумно.
— А если взглянуть на снимок под определенным углом… не кажется ли вам, что порезы напоминают буквы? Я подумала — а вдруг это и есть что-то вроде послания?.
— А! — произнес Рюзаки и вместо того, чтобы повертеть фотографию под разными углами, задергал во все стороны головой. Можно подумать, что шея у него была без костей. Он двигался как человек-змея. Мисора боролась с желанием отвернуться. — Нет, это не буквы…
— Нет? Я так и думала, что увидела тут то, чего на самом деле нет…
— Нет-нет, Мисора, я не отвергаю вашу идею совсем, а лишь частично. Это не буквы, это римские цифры.
— …
Точно.
Это и в самом деле римские цифры, те, что каждый день видишь на часах и ещё много где — конечно же, V и I, а также C, M, D, X и L… ей следовало догадаться, когда она увидела три «I» в ряд — это вовсе не три «I», а цифра III. Но сразу после них шла «L», которая навела её на мысль о детективе и сбила с толку.
— I — это один, II — два, III — три, IV — четыре, V — пять, VI — шесть, VII — семь, VIII — восемь, IX — девять, X — десять, L — пятьдесят, C — сто, D — пятьсот, а M — тысяча. Так что эти порезы следует читать как 16, 59, 1423, 13, 7, 582, 724, 1001, 159, 40, 51 и 31, - сказал Рюзаки, прочитывая сложные числа сходу, не запнувшись ни на секунду. Он так хорошо знает римские цифры, или его мозг действительно работает настолько быстро? — Это всего лишь фотография, так что, возможно, я прочитал их не так, но вероятность восемьдесят процентов, что я прав.
— Процентов?
— Хотя боюсь, это ничего не меняет. Пока мы не узнали, что эти числа значат, было бы опасно предполагать, что это послание убийцы. Возможно, это лишь попытка ввести в заблуждение.
— Извините меня, Рюзаки, — сказала Мисора, отступив на шаг назад.
— За что?
— Мне нужно поправить прическу.
Не дожидаясь ответа, Мисора вышла из спальни, поднялась по лестнице на второй этаж и зашла в туалет (на первом этаже она решила не рисковать). Запершись изнутри, она вытащила мобильник. С минуту она колебалась, потом позвонила L. По тому же пятизначному номеру. Сначала послышались короткие сигналы — на линии запустились шифровальщики — потом соединение наконец установилось.
— Что такое, Наоми Мисора?
Синтетический голос.
L.
Понизив голос и прикрыв рот рукой, Мисора сказала:
— Мне нужно кое-что вам сообщить.
— Вы продвинулись в расследовании? Очень быстрая работа.
— Нет, ну… в общем, немного. Возможно, я наткнулась на послание убийцы.
— Замечательно.
— Но вообще-то его обнаружила не я. Как бы вам сказать… некий… загадочный частный детектив…
Загадочный частный детектив.
Она чуть не расхохоталась от собственных слов.
— … появился на месте преступления вскоре после меня.
— Понятно, — сказал синтетический голос и умолк.
Мисоре стало неловко — в конце концов, ведь это она решила проверить Рюзаки и сама показала ему снимок. L по-прежнему молчал, и Мисора принялась объяснять, что сказал Рюзаки по поводу фотографии. Она упомянула и о том, что у него есть копия кроссворда. Эта информация наконец-то заставила L нарушить молчание, но за его «машинным» голосом Мисора не смогла угадать, какое впечатление она на него произвела.
— Что мне теперь делать? Откровенно говоря, я думаю, что его опасно выпускать из виду.
— Он вам понравился?
— А?
Вопрос прозвучал настолько неожиданно, что L был вынужден повторить его снова, прежде чем Мисора наконец ответила, всё ещё не понимая, к чему он клонит.
— Нет, вы знаете, нисколько, — честно призналась она. — Жуткий, жалкий и такой подозрительный, что если бы не мое отстранение, я бы тут же на месте его и арестовала. Если разделить всех людей в мире на тех, кому стоит жить и тех, кому лучше не надо, то он, без сомнения, относится ко второй категории. Какое-то ходячее недоразумение, удивляюсь, как он сам себя ещё не угробил.
Ответом ей было молчание.
Ну и к чему он это спрашивал?
— Вот вам, Наоми Мисора, ваши инструкции.
— Слушаю.
— Полагаю, здесь наши мнения схожи, но всё-таки предоставим пока этому частному детективу делать то, что он считает нужным. Отчасти потому, что было бы опасно оставлять его без вашего надзора, но ещё больше потому, что нам важно понаблюдать за его действиями. И хотя я уверен, что послание, обнаруженное вами на снимке — это больше ваша заслуга, чем его, он явно неординарная личность.
— Согласна.
— Он рядом с вами?
— Нет, сейчас я одна. Я звоню из туалета наверху, он в другой части дома, довольно далеко от спальни.
— Тогда идите обратно, не оставляйте его одного надолго. Я наведу справки и постараюсь разузнать, действительно ли детектив по имени Рюзаки был нанят родителями Билива Брайдсмейда.