Федотов П.А. «Господа, женитесь, пригодится» Середина 19840-х гг.

Переходим от этой картины к следующей: «Художник, женившийся без приданого»; та же самая обстановка бедности, тот же холодный подвал с окнами, занесенными снегом, с одиночными летними рамами. По стенам вместо всяких иных украшений висят неоконченные картины, сделанные в лета молодости, полной надежд, свидетельствующие о несомненном сильном таланте, а между тем этот же самый художник, уже состарившийся, пишет вывеску, закутанный во фризовую шинель, обернув от холода голову полотенцем. Из сломанной, вытертой шляпы, лежащей около живописца, выглядывает полуштоф. Чтобы выжить худых плательщиков из квартиры холодом, дворник уносит вьюшки от печи, для которой вместо дров кухарка ломает последнюю раму от картины. На столе лежит полуодетый умерший младенец. Но это только первый акт не имеющей свидетелей драмы, первое звено несомой художником жизненной цепи. Исхудалая мать, которая и среди нищеты остается столь же благородной и честной, с испуганным видом спрашивает у маленького сына, показывающего ей украдкой, из-под полы, серебряный чайник, как он мог ему достаться, а тот радостно указывает ей на дверь… Лицо изображенного на этой картине художника – живой портрет самого Павла Андреевича Федотова.

Говоря об альбоме А. И. Бегрова, принадлежавшем прежде Федотову, из сорока семи карандашных рисунков назовем следующие:

1) Квартальный надзиратель стоит перед выручкою[5] овощной лавки. Купец, стоящий за выручкою, приподымает с нее корзину, нагруженную съестными припасами. Подле выручки лежит на двух бочках лоток с балыком.

Подпись: Ты, Тихоныч, тоже на пробу и балычок положи!

2) Длинноволосый юноша-живописец в рабочей блузе стоит перед мольбертом с картиной и затягивается сигарой, опершись коленом в стул и закинув голову назад.

Подпись: Нет, не выставлю! Не поймут.

3) Крестьянская девушка, оставив пряжу, вычесывает гребнем для льна лежащую на ее коленях голову молодого парня, раскинувшегося на скамье, почесывающегося одной рукой и держащего в другой балалайку.

Подпись: Деревенская любовь.

4) Федотов во фраке стоит перед столом и, смотрясь в находящееся перед ним зеркало, надевает парик себе на лысую голову.

Подпись: Теперь невест сюда! Невест!

5) Господин, бросившись на колени перед перезрелой девой, целует ей руку.

Подпись: Ах, Поль! Это было всегдашнее мое желание.

6) Квартальный надзиратель роется в заднем кармане своего мундира; привезший его извозчик почесывает себе затылок.

Подпись: Ах, братец, кажется дома забыл кошелек.

7) В сапожной лавке один господин примеряет сапоги, которые подает ему приказчик. В дверях какой-то оборвыш, вынимая из-за пазухи бумагу, просит подаяния.

Подпись: Служа несколько лет в пехоте, во флоте, в артиллерии и кавалерии, по слабости здоровья и несправедливости начальства должен был выйти в отставку, обременен семейством… Будьте благодетелем!

8) Трое игроков оставили на время карты. Один потирает себе поясницу, другой схватился за голову, а третий, сидя за ломберным столом, наливает из графина чарку водки.

Подпись: 1. Чорт знает с чего ужасно голова болит… мочи нет. 2. Уф, как поясница болит! И с чего бы? 3. Я полагаю, господа, это наш петербургский климат. Здесь все страдают геморроем.

9) Девочка надевает чепчик на Федотова, сидящего в халате на стуле.

Подпись: Ах, папаша! Как тебе идет чепчик! Правду мамочка говорит, что ты ужасная баба.

10) Франт, стоя у забора, смотрит на видимую из-за угла улицу. Над головой его прибитая к забору дощечка с надписью: Продается пустопорожнее место.

11) Мать уговаривает девушку, сидящую на стуле в позе отчаяния.

Подпись: Мать: Да решись, душенька, дай ему слово! Дочь: Да как же я могу решиться, когда я его терпеть не могу? Мать: Э, глупенькая! Да я разве любила твоего батюшку-то, а ничего, слава Богу, тридцать лет прожили.

Этот альбом, судя по цензурной пометке от 22 июля 1856 года, был, вероятно, предназначен к выпуску. Все эти рисунки, сорок семь штук, были собраны приятелем Федотова, Ф. С. Пащиным, а право на издание их приобрел Семечкин, который, однако, успел выпустить только десять рисунков, исказив их прибавлением ненужных, собственного изобретения, аксессуаров и дополнений.

У А. И. Сомова 51 карандашный рисунок и две акварели, в числе их:

1) Один известный русский архитектор, любящий прилгнуть, изображенный в карикатуре.

Подпись: Исаакиевский собор? О, это я тоже начал строить! Да не стоит – передал Монферрану.

2) Офицеру во время учений солдат зашивает разорвавшиеся штаны.

Подпись: Как хорошо иметь в роте портных!

3) Г. Ш. кушает на похоронах.

Подпись: Упокой, Господи, душу усопшего раба!

Кроме этих лиц еще следующие обладают каждый изрядной коллекцией федотовских рисунков: Л. М. Жемчужников, у которого находится в числе прочих эскиз сепией «Мародеры в русской деревне в 1812 году»; К. Н. Званцов; Г. В. Дружинин, у которого собраны почти все этюды к картине «Приезд жениха»; г-н Вановский и у. Н. Титов. Кроме того, у В. М. Жемчужникова находится неоконченная картина «Игроки», выполненная масляными красками.

В эскизе «Крестины» Федотов изобразил бедную комнату, разделенную на два отделения ситцевым пологом. На постели сидит родильница и, вынув из корзины, служащей вместо колыбели, младенца, собирается кормить его, но появление мужа приостанавливает ее. В смятой старой шляпе, в засаленном фраке с продранными локтями, отец горделиво держит над головой в каждой руке по бутылке клико, между тем как четверо детей его спорят и ссорятся из-за куска белого хлеба. Вместо дров кухарка собирается топить печь бумагой, стружками и обломками старой мебели. По лицу отца семейства заметно, что он в полном восторге от своей покупки и ни на что прочее не желает обращать никакого внимания.

В «Жатве на чужой счет» Федотов представил веселое мужское и женское общество, которому прислуживает франт камердинер, завитой, в усах, с эспаньолкой и в башмаках. В то же время в передней виден другой слуга, который забирает на книжку у разносчика фрукты, печенья, а третий выпроваживает невежливых кредиторов толчками.

Чрезвычайно любопытен эскиз «Утро обманутого молодого». Молодой в отчаянии схватил себя за голову; молодая на коленях перед ним умоляет простить ее. Федотов, поясняя эту картину, написал к ней стихотворение, которое, к сожалению, затерялось, за исключением стихов, вложенных им в уста молодого:

Все эти эскизы, как и многие другие, отличались необыкновенною верностью и правдивостью, и, кроме того, в них ясно просвечивала индивидуальность художника, что всегда так дорого для искусства. В этом отношении Федотов представлял редкое и счастливое исключение из числа наших тогдашних художников, полагавших все свое спасение в слепой подражательности антикам и за этим кумиром просмотревших русскую жизнь и нараставшие и все громче и громче звучавшие голоса, требовавшие национального, а следовательно, и жизненного искусства.

Академия в то время была чрезвычайно строгой и замкнутой школой, в которой обучение искусству никак не связывалось с жизнью и ее насущными потребностями. Довольно вспомнить о том, как даже самые талантливые ее представители, такие как К. П. Брюллов, учились, а потом и учили других рисовать, а главное – видеть натуру.