философии?
Все, что он говорил, было просто, ясно. Даже примеры его
притч были взяты из обыденной жизни.
Это тайна, которую он раскрывает в коротких словах, мы их
слышим в Евангелии от Иоанна. Филипп говорит: "Покажи нам Отца,
Отца всяческих". Тот, кого греки называли Архэ, Первоначало,
где он? И Иисус отвечает -- как не отвечал ни один философ на
земле: "Сколько времени Я с вами, и ты не знаешь Меня, Филипп?
Кто видел Меня, тот видел и Отца". Такие слова он говорил не
раз, и многие люди поворачивались к нему спиной и в негодовании
уходили, потому что это был всегда -- вызов. Надо было понять
особую тайну. Никогда Христос не формулировал эту тайну прямо.
Он только спрашивал людей: "За кого Меня принимают? За пророка,
за воскресшего Иоанна Крестителя? А вы?" "Ты Помазанник, Царь,
Мессия, Сын Бога живого". Здесь должен открыться какой-то
внутренний опыт. И он это спрашивает до сих пор, спрашивает
каждого, потому что это говорит Бог человеческими устами.
Иисус Христос -- это человеческий лик Бесконечного,
Неизъяснимого, Необъятного, Неисповедимого, Безымянного. И прав
был Лао-цзы, когда говорил, что имя, которое мы не произносим,
и есть вечное имя. Да. Безымянного и Непостижимого. А тут он
становится не только называемый по имени, даже называемый
человеческим именем. Тот, кто несет вместе с нами тяготы
жизни.
Вот в этом центр и ось христианства.
Когда мы от Евангелия переходим к Деяниям и Посланиям, мы
должны обратить внимание на вторую личность Нового Завета. Как
говорил один французский ученый, Новый Завет состоит из двух
биографий: Иисуса Христа и его последователя Савла Тарсянина --
апостола Павла.
Разумеется, любой из вас, переходя от Евангелия к
посланиям Павла, будто попадает с неба на землю. Хотя Павел во
многом превосходил евангелистов. Это был человек огромного
таланта, духовной мощи, образования. Этот человек создал
личностные произведения. Его послания -- это вещи, написанные
кровью сердца. Но сравнить их все равно с Евангелиями трудно.
Потому что Евангелия отражают не столько литературный дар
апостолов-евангелистов, сколько тот Образец, который они видели
перед собой. И если апостол Павел перед нами -- это только
человек, то Христос есть откровение Божие.
Но чем важен для нас апостол Павел? Почему Церковь
поставила его рядом с Христом в Новом Завете? Почему большая
часть посланий -- четырнадцать -- написаны от его имени? Почему
в Деяниях апостольских его биография занимает львиную долю?
В том-то и дело, что апостол Павел, очевидно, никогда не
видел лица Иисусова во время его земной жизни. Хотя есть
исторические гипотезы, что они могли пересекаться в Иерусалиме.
(Сам он родился в первых годах нашей эры в Малой Азии, но в
Иерусалиме учился, тогда мог видеть Иисуса.) Но все-таки
достоверно будет считать, что он его не видел никогда.
Я думаю, что это-то и привлекает Церковь к его личности.
Ибо мы -- тоже не видели этого Лица. Но Христос явился Павлу с
такой достоверностью, которая значительно превосходит любое
соприкосновение внешнее.
Внешне Христа видели и его враги, и книжники, и фарисеи, и
Пилат. Но это не спасло их.
Павел тоже был врагом, но Христос его остановил на дороге
в Дамаск и призвал стать апостолом. Это событие изменило не
только его судьбу, но и судьбу всей ранней Церкви: потому что
Павел стал одним из тех, кто понес Евангелие из Сирии и
Палестины по широкому миру. Его называли апостолом народов, или
апостолом язычников.
Воспитанный в иудействе, он прекрасно знал ту истину, что
с Богом слиться невозможно, что человек Востока, который
думает, что он, переживая экстаз, уже слился с Абсолютом, --
находиться в заблуждении. Он лишь соприкасается этому, ибо в
недрах Божества кипит вечный огонь, который все растворяет в
себе. Между Творцом и тварью лежит бездна -- как между
абсолютным и условным, ее нельзя перепрыгнуть ни логически, ни
бытийственно.
Но есть мост, который перекинут над этой бездной. И
почувствовал этот мост сам Павел. Потому что он увидел Христа и
внутренне с ним соединился, бесконечной любовью был к нему
прикован: так, что ему казалось, что он носит раны Христовы на
себе, что он с ним вместе на кресте умирал и с ним воскрес. Он
так и говорит: "Уже не я живу, но живет во мне Христос. Вместе
с Ним я умер, и вместе с Ним я восстаю к жизни". Если с Богом
нельзя слиться, то с Богочеловеком можно, ибо он принадлежит
одновременно двум мирам: нашему и запредельному.
И на этом построен весь путь христианских мистиков, от
Павла до сегодняшнего дня.
Путь к Отцу только через Сына.
"Аз есмь дверь", -- говорит Христос. Я есть дверь, врата в
небо. Повторяя различные молитвы, христианские подвижники могут
уподоблены восточным, индийским, которые повторяют разные
мантры. Здесь есть сходство и параллель. Но одна из главных
молитв христианского подвижничества называется "Иисусовой
молитвой", где повторяется постоянно имя родившегося, жившего
на земле, распятого и воскресшего. И вот эта христоцентричность
главной христианской молитвы радикально отличает ее от всех
остальных медитаций и мантр, потому что здесь происходит
встреча: не просто концентрация мысли, не просто
сосредоточение, не просто погружение в некий океан или
бездну-духовность, а встреча личности с Лицом Иисуса Христа,
который стоит над миром и в мире. Мне вспоминается
стихотворение в прозе, написанное Тургеневым -- когда он стоял
в деревенском храме и вдруг почувствовал, что Христос стоит
рядом. Повернувшись, он увидел обычного человека. И потом,
когда отвернулся, он опять почувствовал, что Он здесь.
Это правда, оно так и есть. И Церковь Христова потому и
существует и развивается, что Он стоит внутри нее.
Заметьте, что он не оставил христианству ни одной
написанной строчки -- как Платон, который оставил нам свои
диалоги.
Он не оставил нам скрижалей, на которых начертан Закон, --
как Моисей оставил скрижали.
Он не продиктовал Коран, как Мохаммед.
Он не образовал ордена, как сделал Гаутама Будда.
Но он сказал: "Я с вами остаюсь во все дни до скончания
века". Когда они чувствовали, что расстаются с ним, он произнес
слова вещие: "Я не оставлю вас сиротами, но приду к вам". И это
продолжается и происходит сегодня. Весь глубочайший опыт
христианства строится только на этом, все остальное -- это как
бы поверхностные слои. Во всем остальном христианство может