— А вот это — правильный подход, — поднял палец Коваленко.

Они засели в охраняемой и спокойной Жуковке, на квартире Вики, — Виктории Шиловской, — той самой длинноногой шатенки. Её родители отбыли в Лос-Анджелес на пару месяцев. «Неплохо быть дочкой главы торгового дома! — подумал Коваленко. — И чего её в науку понесло?»

В соседней комнате томились от скуки два охранника. Вика, сжалившись, поставила им DVD со сборником лучших научно-популярных программ канала «Discovery». Охранники поглядывали на экран, где интересно говорили о телескопе Хаббл, и спокойно жевали печенье, запивая его минералкой. Поначалу они отказывались, но слегка выпивший Коваленко заверил их в том, что никому ничего не расскажет. Дежурившим в подъезде охранникам они передали целый пакет печенья и две бутылки минералки. От выпивки охранники отказались и Коваленко, пожав плечами, присоединился к Вике и Роману, суетящимся на кухне. Охрана тотчас переключила телевизор на новости.

— Вот чёрт! — подсолнечного масла осталось на донышке! — сказала Вика, делавшая салат. — Этот, как его… майор, да?.. сказал, что мы можем позвонить и заказать всё, что нам нужно. А то Серафима Львовна сегодня не придёт… не ждала…

Видимо, в этом доме Серафима Львовна была мажордомом, домоправительницей, хранительницей ключей или кем-то в этом роде. И получала она явно не меньше, чем доктор физико-математических наук И.А.Коваленко. Впрочем, эта мысль почему-то не испортила ему настроение.

— Нам нужно только одно — усесться за стол и выпить ещё по одной рюмочке! — бодро сказал Коваленко. — В кои-то веки армия стоит на службе науки, так не будем перенапрягать её нашими капризами.

Роман засмеялся. Удивительно, но он не производил впечатления человека, ухаживающего за симпатичной дамочкой. В свои пятьдесят с небольшим, Коваленко, — всю жизнь проработавший среди молодёжи, — безошибочно определял признаки даже самой лёгкой влюблённости. Они отсутствовали. Это привело доктора наук в весёлое расположение духа.

После рюмочки, Вика, накладывая Роману и Игорю Антоновичу салат «со следами подсолнечного масла», спросила:

— Всё-таки, как оно там… у кокона?

Коваленко хотел ответить что-то шутливое… но не стал ёрничать. Он вспомнил, как вдавливало виски и резало глаза…

…Глаза резало. Проклятый манипулятор снова заело и Коваленко, ругаясь сквозь зубы, неестественно оттопыривал локоть, пытаясь поднести контейнер пусть боком, но всё же вплотную к извивающемуся щупальцу-протуберанцу. В стальной коробке было тесно. Единственная дверца открылась и хлопала. Лязг стоял такой, как будто черти молотили кувалдами по листовому железу.

В голове зловеще пел безумный хор… во всяком случае, много позже, другого определения Коваленко дать не смог. Тягучий ветер, казалось, проходил сквозь стальной щит, наспех сваренный на Уралмаше военными. Как всегда, смотровая щель оказалась неверных размеров и жёлтое освинцованное стекло, обложенное прорезиненной лентой защиты, чтобы держаться в чересчур широком отверстии, перекосилось, угрожая выпасть в любую минуту. Поправлять его было некогда — Коваленко впервые был так близко. Из-за перекоса поверхность стекла бликовала, заставляя Коваленко мучительно вытягивать шею куда-то вбок. Несчастный позвоночник ныл, напоминая о всех травмах.

— Не берёт, Антоныч! — заорал в ушах Прохоров. — Не берёт, сука… на всех режимах не берёт!

— Прохоров, иди на х…й, — пробормотал Коваленко. — Ты меня ближе, ближе подтолкни… хер с ними, с замерами, Прохоров, милый! Полметра всего! В жопу целовать буду, дочку замуж отдам, только подтолкни меня своим ё…ным трактором!!

Ветер завыл, заглушив ответ. Дверцу оторвало и она наконец-то перестала греметь. По шлему забарабанила какая-то чёрная труха. Чёрный лоскут с размаху шлёпнулся на стекло шлема. Скосив слезящиеся глаза, Игорь Антонович увидел, как в нескольких сантиметрах от его носа проклятый ошмёток шевелил тысячами корешков, впивающихся в тонкое стекло. Коваленко мотнул головой, пытаясь потереться поверхностью выпуклого стекла шлема о пульт и соскоблить проклятую дрянь. Часть её действительно прилипла к железу и пластику. Оставшаяся часть была уже не такой активной… и во всяком случае, уже не загораживала весь обзор… впрочем, думать сейчас об этом было некогда.

Кабина дёрнулась и проползла вперёд метра на полтора. Хор в голове взвыл. Коваленко отчётливо увидел, как манипулятор косо воткнул контейнер в протуберанец кокона… и почувствовал удар такой силы, что потерял сознание.

На записи хорошо видно, как отбрасывает импровизированное укрытие Коваленко. Манипуляторы торчат переломанными лапками гигантского насекомого. Стальная коробка укрытия, пролетев над толкавшей её штангой, сминает кабину трактора. Видно, как из неё вываливается Прохоров. В спину ему впивается один из чёрных лоскутов, неведомой силой выброшенных из кокона. Название «брызги», подхваченное прессой, довольно неудачно. Более всего эти образования походят на мокрые клочья одежды.

Прохоров падает и из спины его начинает расти «чёрный саксаул». Одна из боковых камер, установленных на тракторе, показывает это с пугающей чёткостью. Прохоров пригвождён к земле. К вечеру от его скафандра останутся только окровавленные клочья, грязными перекрученными тряпками обвивающие основание ствола…

Кабина-укрытие Коваленко откатывается ещё несколько метров, будто подталкиваемая ураганом… и замирает, упёршись в землю обрубками начисто срезанных оконечных захватов манипулятора. Из сорванной дверцы безжизненно выпадает Коваленко. Шлема на нём уже нет. Из помятого короба укрытия вымахивает ствол «чёрного саксаула». Спасатели тянут к Коваленко длинные штанги. Одна из них цепляет его за рукав. Игоря Антоновича осторожно тянут на асфальт проезжей части улицы Серова. Там уже безопасно.

Спирали чёрных вихрей вокруг кокона становятся толще. По-прежнему, рядом с коконом нет никакого движения воздуха. Вешка, поставленная Коваленко накануне, вяло трепещет полосатым флажком — его шевелит приятный июньский ветерок. Камера, установленная на вешке, выдаёт четыре кадра чёрно-белых геометрически правильных полос и оплавляется. Термометр вешки передаёт температуру окружающей среды: плюс двадцать семь градусов Цельсия.

— Плохо там, Виктория, плохо, — сказал он. — Выматываешься. Если уж честно говорить. А самое главное — страшно. Это я вам, молодёжь сразу говорю — жутко там, — он вздохнул, крутя пальцами рюмку. — Это вам и Джефферсон скажет, и Бриджес, и даже беспечный Зайков…

— Бриджес — хороший мужик, — зачем-то говорит Роман. — А Джефферсону я не верю. Не мог он это распределение просчитать, не мог! Без аксонометрической расстановки датчиков…

— Знаете что, давайте-ка выпьем! — решительно говорит Вика, мягко положив Роману руку на плечо. — Послезавтра мы будем уже в Ёбурге… когда ещё доведётся хорошо посидеть втроём! Кстати, Зайкова я помню — не такой уж он беспечный!..

Это как-то разряжает обстановку. Повеселевший Коваленко уверяет молодёжь, что более трёх рюмок сегодня пить не будет. Завтра «с самого сранья» его повезут к люберецким вертолётчикам экспериментального завода имени Камова, а потом ещё и на совещание. Вика, — к удивлению Коваленко, «один из ведущих специалистов по криптологии», как представил её ещё в Кремле Роман, — говорит ему, что в нынешних условиях чрезвычайного положения, да ещё и с карт-бланшем президента, Коваленко может спокойно явиться куда угодно в безобразно пьяном виде. Она вспоминает, как на одной из недавних конференций, приехавший почётным спонсором олигарх не вязал лыка.

— Под руки вели и пылинки сдували!

Потом Роман пытался популярно объяснить, что такое «квантовый сдвиг пространства», а Виктория мотала головой, говоря, что популяризатор из Романа никудышный. Игорь Антонович прервал заблудившегося в терминах коллегу и привёл в качестве примера навязшие в зубах «параллельные миры».