— За присутствующих здесь дам, — пробормотал Илья и торопливо выпил.
Прикольный, конечно, это мужик, Илья! Вроде прошлогоднего учителя Вадима, который проработал всего год на практике, а потом ушёл в менеджеры по продажам… а точнее — просто в продавцы рекламного времени, как позже сказала математичка, поджав губы.
Брюля тогда влюбилась в Вадима без памяти. Она хихикала на его уроках и приходила в школу в юбчонке настолько короткой, что даже Мёрси дивилась. Ноги у Брюли толстоваты… на Мёрсин вкус. Но мужиков постарше они приводят в состояние постоянной эрекции. Они просто теряют остатки разума и начинают тереться около Брюли, видимо, представляя в своих воспалённых мечтах, как трахают эту белокурую красоточку до полного полового изнеможения.
Вадим нравился и Мёрси… но что касается Брюли, то у той просто мозги плавились. Вадим с видимым удовольствием поглядывал на Брюлины прелести, но дальше этого, естественно, никуда не шло. А на выпускном, — не их года, а предыдущего, — куда Мёрси с Брюлей и ещё двумя девчонками просочились мимо бдительной охраны, Брюля умудрилась набраться и пригласить Вадима на танец с криком: «Я хочу тебя! Я вся горю!»
Хохочущую и весело матерящуюся Брюлю выволокли из зала под белые руки. Какое-то время было слышно, как она орала: «Не выдам никого, фашисты! Я одна пришла! Вадим! Вадик! Спаси меня! Я хочу тебя!» — и хохотала при этом так, что, в итоге, её затошнило. В это время Мёрси и девчонки скрывались на втором этаже, в кабинете зоологии, ключ от которого удалось заранее стырить на вахте. Пацаны усердно накачивали их водкой, но Мёрси отвертелась от такого поворота событий. Знаем мы эти дела! Выпускник Пикачу обслюнявит тебе всю физиономию, исщиплет все бёдра, грудь и промежность… а потом кое-как кончит, забрызгав все ноги, и, как обычно, не позаботившись о презервативе. А то спьяну не сможет кончить и начнёт ныть… ну, вы понимаете… насчёт минета… а через час начнёт блевать, нажравшись водяры.
Мёрси удрала, весело прыгая по ступенькам. Чинно прошагала мимо охраны и родителей, втолковала им, что пока ещё не является выпускницей и выскочила со смехом на улицу, где уже парочка знакомых ребят прикидывала, как бы трахнуть пьяненькую Брюлю… да ещё и выклянчить у неё денег на выпивку.
Мёрси поболтала с халявщиками и повела рыдающую Брюлю домой. Куда ей гулять… в таком-то состоянии? Брюля шла плохо, норовя упасть. Пришлось звонить её отцу и просить, чтобы тот прислал водителя Алексеича… Алексеич приехал. В восторг от вида Брюли он не пришёл, но спокойно развёз подружек по домам. А довезя Мёрси до подъезда, он, помявшись, сказал:
— Жаль конечно…
— Чего жаль, — спросила задрёмывающая Мёрси.
— Красивые вы обе. Чисто модели. А жизнь ваша несчастною будет.
Мораль была ясна. Мёрси, смиренно поблагодарила Алексеича, одарила его невинной улыбкой и выскочила из машины, стараясь целомудренно сжимать коленки, а не «раскорячиваться, как сексуальная кобыла», как в сердцах однажды сказала физрук.
Да, Илья был чем-то похож на весёлого Вадима. А старый Алексеич был, оказывается, кругом прав. Нечастная жизнь… ей-богу, несчастная. Во всяком случае, сияющей эта жизнь для Мёрси сейчас не была. Вот она, длинноногая спортивная девушка, — сидит сейчас на скамеечке, где обычно квасят старые пердуны, ругают Ельцина и поминают советскую власть. Сидит. И будет сидеть… быть может, долгие годы…
— Я в туалет… — Мёрси встала. Терпеть до дома не было никакого смысла. Всё-таки, их было трое и воды на смыв уходило — не меряно. Правда, Мёрси набрала сегодня в магазине освежителей воздуха, но к чему заморачиваться? Присядет сейчас в кустах сирени… «обсиренилась»? — спрашивала в таких случаях Ключникова Лариска, в просторечии Клюка. Хорошо, что тут недалеко. Одной нырять в туман страшно, а кусты — вот они, темнеют в тумане.
— Счастья вам и удачи! — сказал Илья.
Сжимая в руках аккуратно сложенную ленту туалетной бумаги, заранее оторванную перед выходом и припрятанную в кармане, Мёрси зашагала к сирени. Надеюсь, местные алкаши не обгадили удобное место? О, смотри-ка! Чистенько и уютно!
Мёрси стянула с себя штаны и пристроилась поудобнее. Дело минутное… но всё равно — страшновато. Чёртов туман поглотил все звуки и разыгравшееся воображение гнусно шептало Мёрси, что, вернувшись, она обнаружит пустые скамейки…
Торопливо застёгиваясь, она услышала шуршание… ага! Напился всё-таки, наш Илья… и лезет теперь с какой-нибудь дурацкой шуточкой в стиле Хэлловина! Мёрси раздвинула двумя руками ветви сирени, приготовившись крикнуть: «Брысь!» прямо в физиономию пьяного. От увиденного она осеклась… голос её перехватило, а ноги непроизвольно дёрнулись…
Прямо в лицо ей дыхнуло невообразимо противной смесью запахов мятной жвачки, нечищеных гнилых зубов и сырого мяса. Круглое небритое лицо кривилось, нечистый белёсый язык вывалился.
— П…зда… — прошептали потрескавшиеся губы. — П…зда!
Мёрси завизжала и шарахнулась в сторону… запуталась в ветвях… и больно упала на бок. Она пыталась ползти, но что-то (кто-то) крепко держал её за лодыжки.
Подбежавший испуганный Сашка повёл её домой. Мёрси прижималась к нему и рыдала, рыдала, рыдала…
Через час Сашка один сходил к скамейкам и приволок свой рюкзак и сумку Мёрси. Ни он, ни Илья так никого и не увидели. Илья налил Мёрси полный стакан водки, но девушка смогла выпить только половину… и уснула, дрожа и всхлипывая. Снов она, — спасибо, Господи, спасибо тебе! — не видела.
Проснувшись, она увидела детей.
Вика разогнулась. Чёрт возьми, спина затекла! Просидеть полдня за компьютером, помогая составлять проклятую карту, оказалось нудным и кропотливым делом. А она так легкомысленно согласилась на предложение Романа! И поделом, не будешь выпендриваться. Даром, что хитрый Лю наверняка сделал бы это быстрее и качественнее.
Ну, нет, хватит самоуничижений! Нормальная карта! Пусть Вика и провозилась с ней дольше, чем Лю, который, кстати, «сейчас тоже не х…ем груши околачивает», как выражается наш неугомонный Коваленко.
Ах, Коваленко, Коваленко… как же я в тебя втюрилась…
— Виктория, — проговорил в наушниках голос Романа, — парочка поправок! Квадрат «игрек-12-прим» — расширение «трубки» на семнадцать метров по окружности. Вика? Слышишь меня?
— Слышу. Сейчас поправлю…
Через минуту Роман вдруг заорал:
— Вика, я картинку дал на седьмой… вру!.. восьмой монитор — посмотри! Тот же сектор — любопытное явление! Поразительно!..
Вика повернула голову. На восьмом мониторе тошнотворно закручивались привычные чёрные спирали. Вика уже открыла рот, чтобы раздражённо сказать, что ни черта она нового в этой гадости не видит, и вдруг… вдруг — поняла! Как-то разом, в один удивительный миг она ухватила то, о чём так взволнованно кричал Роман. Всё равно, что в пятнах, столь любимых психиатрами, внезапно увидеть Лик Господень… и застыть в благоговении.
Впрочем, благоговением здесь и не пахло.
Вглядываясь в монитор, Вика вызвала Коваленко:
— Смотри, учёный, что Роман ухватил!
— Уже любуюсь, — сквозь зубы пробормотал Игорь Антонович. — Так, господа, вам видно? — это он обращается, видимо, к рабочей группе.
Вика торопливо спросила:
— Коваленко, любовь моя, ты уверен, что это контакт?
— Я, блин, молюсь, как проклятый, чтобы это был именно контакт… — нехотя скрипнул в наушниках голос Игоря Антоновича.
В разговор вклинился Роман:
— Переносить надо пределы санитарной зоны, Игорь Антонович! Неохота сворачивать базу, но придётся.
— Сам знаю, — проворчал Коваленко. — Ладно, детишки, любуйтесь пока… — он вздохнул. Слышно было, как он обращается к кому-то: «Президента на провод, срочно! Да, именно сейчас!» — Он прервал связь.