— Вы в каком пиджаке поедете? В этом? Давайте сюда белье, галстуки…

Он семенит за мной, пытается у меня отнять вещички, блеет даже как-то по-бараньи:

— Что вы! Что вы! Положите обратно! Разве можно так сразу?! Куда вы, ну куда вы уносите?! Я же говорю: я должен еще подумать!

А я — будто и не слышу его. Выбросила из его чемодана какое-то там барахло, сама складываю туда, что набрала, и приговариваю:

— Посуда нам не понадобится, а вот простынки придется взять отсюда: я знаю, у Галочки постельного белья немного. Давайте мне сюда носки, туфли домашние и еще ложки, вилки, ножи — это все очень пригодится там.

Он визжать принялся от злости:

— Перестаньте сейчас же! Я, наконец, состою на службе! Меня не отпустят! Да зачем вы берете мой халат?! Отдайте сюда!

— А что вы раскричались? Будто я себе беру. Мы же вместе поедем!

— Никуда мы не поедем! Вы слышите?! Сейчас же уйдите от меня!

Тут, правда, я сама разозлилась:

— Не ори, говорю. Ничтожество такое! Притворяется, что ему грустно без ребенка, а сам не может добраться до Трифоновки! Туда и ехать-то всего четыре часа!

А он выпучил глаза, бормочет:

— До какой Трифоновки? При чем здесь — Трифоновка?!

— А где, по-вашему, живет Галя?

— В Куйбышеве живет. И всегда там жила. И я с ней жил в Куйбышеве!

Я тогда вынула фотографию, показала ему:

— Это кто? Ну?! Говорите!

Он так и впился глазами, потом поерошил свою челку и даже руками развел:

— Понятия не имею — кто!

— Галя это! Понимаете?! Галя Никитина. А у ней на руках — ваша дочка!

Тут он как захохочет:

— А у меня, если хотите знать, сын. От Гали Смирновой. Которая в Куйбышеве! А этой гражданки я сроду не видел! Вот вам!

Тогда я протянула к нему руку:

— Паспорт клади на стол! Сию минуту!

Он засуетился, полез куда-то там в стол, вынимает паспорт:

— Пожалуйста… Вот тут — видите? — штампик: наш брак с Галиной Петровной Смирновой зарегистрирован в Ленинском райзагсе города Куйбышева четыре года назад. А в этой вашей Трифоновке я сроду не был! И вашу Галю Никитину не видел даже в глаза!

Ну что ты будешь делать?! Напоследок я ему, конечно, объяснила, кто он есть. Правда, тут уж я выражалась не очень культурненько… Нда… Наказала я ему поехать в Куйбышев, но боюсь, он меня не послушается.

А сама теперь буду искать нашего Ковалева, который удрал из Трифоновки. Так что если вы что-нибудь про него знаете, скажите мне прямо сейчас. Ладно? А? (Оглядывает зрителей, после паузы.) Ну так. (Вздохнула.) Я вижу, от вас мне толку не будет. Я лучше тогда пойду… (Вздохнула, вытерла лицо, собрала вещи.)

Да, я вот еще что хотела сказать… Вы не подумайте, что если уж у человека фамилия Ковалев и притом зовут его Николай, то он обязательно прохвост. Этого пока нет. Вот лично у меня в Трифоновке есть дружок, и тоже его зовут Николай. И фамилия подходящая: Ковальчук. Очень симпатичный парнишка… Я с ним собираюсь…

Ну это хотя — другой разговор. Счастливо оставаться вам. Вот так. (Уходит.)

1964 г.

В темноватом подъезде у двери на третьем этаже остановились две гражданки. Одна из них — та, что была потолще, — подняла голову и высмотрела номер на двери.

— Это здесь, — произнесла она. — Номер седьмой.

— А звонок? — отозвалась вторая — худенькая, с крашеными в морковный цвет волосами.

— Вот и звонок… Звони, Валя!

— А ты почему не хочешь? — морковноволосая Валя ткнула пальцем в кнопку.

Громко задребезжало по ту сторону двери. Чьи-то шаги прошаркали неторопливо. Дверь открылась. За ней стояла старуха в очках на середине гусиного носа. На ней были надеты трикотажная кофта бурого цвета и юбка столь же симпатичного оттенка. Старуха глядела поверх очков сердито и сопела тоже недоброжелательно.

— Вот мы к вам, — сказала полная гостья, — меня зовут Ольга Николаевна… Ведь вы баба Капа, да?

— А что вам надо? — довольно злобно спросила баба Капа и притом повернула лицо в сторону кухни, как бы предупреждая, чтобы посетительницы не сболтнули чего-нибудь лишнего при посторонних ушах.

Но гостьи были на высоте:

— Нас к вам направила Сусанна Алексанна… Знаете?

Старуха пожевала губами, а через минуту скомандовала:

— Заходите ко мне! — и она открыла дверь в комнату рядом с кухней.

Гостьи вошли. Хозяйка тщательно закрыла дверь на замок и приложила палец к сухоньким губам.

— Мы сами понимаем, — шепотом объявила Ольга Николаевна, — нас Сусанна Алексанна предупреждала… Но нам очень нужны ваши лекарства!

— Tсc! — прошипела старуха.

Рыжая Валя зашептала:

— Мы понимаем… Мы тихо…

— Да, да, — поддержала подругу Ольга Николаевна. — Выручите нас, пожалуйста!

— Тсс!.. В чем выручить-то?

— Мне от желудка, — едва разжимая рот, выговорила Валя. — От желудка, говорю, мне бы… капелек каких, что ли… Врачи — что они могут? Я уж с ног сбилась, а не помогает…

— Ну ясно. Тихо только! Дам я тебе от желудка…

— А мне по сердцу надо…

Старуха внезапно рухнула на пол. Гостьи отскочили в сторону, испугавшись этого внезапного падения. А хозяйка комнаты поползла на четвереньках к кровати, стоящей у стены. Баба Капа проворно и умело нырнула головой под подол темного одеяла, почти до полу прикрывавшего кровать. И гостьи увидели, что все это пространство на полу заполнено бутылками и пузырьками. Старуха запустила туда руку и долго звенела склянками, перебирая свою аптеку: очевидно, искала потребные снадобья… Наконец она извлекла поллитровку с голубоватой бурдой до самой пробки и флакон из-под туалетной воды. В нем колыхалась жидкость такого ядовито-зеленого цвета, что уже тревожно было: наверно, какой-нибудь яд! Старуха все тем же быстрым аллюром — теперь уже не на четвереньках, а на трех конечностях, ибо в правой руке она держала обе посудины, — подползла к середине комнаты и, схватившись рукой за стул, распрямилась. С некоторой одышкой она выдавила из себя:

— Вот вам обеим, дамочки…

Но тут же рванулась носом и шеей к двери. Снова погрозила гостьям пальцем и на цыпочках подошла к выходу из комнаты; с быстротой, удивительной в ее возрасте, согнулась так, чтобы левый глаз оказался у замочной скважины… Распрямилась. Вздохнула горестно и шепотом пояснила:

— Я от них всего могу ждать. От соседок. Так и следят, так и следят за мной… А уж милицию три раза вызывали… Тсс!

После новой паузы баба Капа потребовала:

— Вы, гражданочки, вот что: вы лекарства мои сейчас от меня не выносите! Мало ли чего…

— А как же? — недоуменно протянули гостьи.

— А так вот. Мне, знаете ли, из-за вашего здоровья в тюрьму садиться не расчет… Тем более и сумки порядочной с вами нет. Некуда спрятать бутылки… Придете другим разом. А сейчас нате, отхлебните каждая, так уж и быть…

И она сунула в руки Вале зеленый флакон, а Ольге Николаевне — поллитровку с голубоватой бурдой. Женщины пытались протестовать: «Как это — сейчас? Почему?!» Но баба Капа топнула на них ногой:

— Не разговаривать! Хотите, чтобы услышали нас?! Пейте сразу, не то больше сроду вам не дам ничего! Ну?!

И женщины отхлебнули. Пока они вынимали самодельные бумажные пробки и прикладывали ко ртам стеклянные сосуды, старуха все прислушивалась к тому, что делается в коридоре… Ее заставил повернуться двойной вопль, огласивший комнату.

— Тсс! Тихо, — рявкнула, хотя и шепотом, целительница. — Что вы, очумели?!

— Что… что… что вы нам дали? — проблеяла Валя, отплевываясь на пол.

— Тихо ты! Как — что?! Лекарства. Ну пользительные снадобья… Тебе — от сердца. Ей — от желудка.

— Мне, мне, мне нужно было от сердца! — простонала Ольга Николаевна, гримасничая и раскрывая рот.

— А мне вообще не надо лекарства, — простонала Валя, — я для мужа у вас просила!

— Да тихо вы! Я кому говорю?! — уже кричала хозяйка комнаты. — И вообще пошли вон отсюда! Обе и сразу!