– Поговорим о шагоходах, – кажется, это называется «дипломатией». – Вот чертеж.

– Прекрасно, – Келестин не понимал ровным счетом ничего. Ему и не требовалось – есть инженеры и рабочие, те поймут, вспомнят Скорголу и сделают все, как надо. – Но у меня еще одно... Еще одна просьба к тебе.

«Еще одни недоброжелатели, Скоргола, подумай – может, устроишь, чтоб на них свалилось пианино, или все-таки по старинке – яды и взрывы?»

– Да? – ровно спросил Скоргола.

Келестин протянул лист с парой десятков строчек.

– Так много?..

– Вообще-то больше, Скоргола. Вчера кто-то пытался меня убить.

Что восхищало в Келестине – его голос. Злиться из-за проститутки и спокойно говорить о покушении – в этом был он весь.

– Конкуренты, бывшие деловые партнеры... А кое-кто метит в мэры, Скоргола. Есть способ – избавься от всех разом. А нет – ничего, не страшно, времени много... Подожди, вспомнил, нужно еще дописать пару имен. Сейчас...

Скоргола поднялся, чтобы забрать листок, взглянул на строки и устоял на ногах – и это стало огромным достижением.

***

...Ближе к вечеру он гулял в парке с четой Лораль. И, против обыкновения, понимал, что говорит ему небесное создание.

Супруги приглашали его к себе. Вроде бы это являлось традицией – время от времени устраивать приемы. И Делия перечисляла тех, кто уже приглашен. Множество незнакомых имен и двадцать – знакомых с листа бумаги, переданного Келестином.

Скоргола мог поручиться – Келестин знал о приеме!

Всего в листке значилось двадцать два имени.

– Ах, Скоргола, мой милый... – Делия осекается и чуть медлит, прежде чем закончить фразу.

– ...друг. Как хорошо, что вы согласились!

Внутри Скорголы – воздух. Не опьяняюще свежий воздух парка, а дурманящая сырость подвала. От нее подкашиваются ноги и страшно, дико, безумно болит голова.

Часы отбили девять, когда Скоргола появился.

– Я привез вино – игристое, как вы любите. Самое лучшее, ручаюсь, вы будете очень приятно удивлены. Только позвольте мне лично отнести его в подвал – охладится, а ближе к полуночи мы угостим всех...

Он Скоргола, чудаковатый мастер самого мэра, ему позволено многое... В том числе – отказаться от помощи слуг. И играть весельчака чрезвычайно легко – впервые в жизни.

Что-то колючее, скользкое зашевелилось внутри Скорголы, когда он заметил Аланнис. Улыбающаяся, радостная, обворожительная и прекрасная – как всегда. Неужели Лорали пригласили ее? Невозможно! Не шлюху же... Наверняка ее привел какой-нибудь мужчина. Или – пришла сама. Она способна.

Еще вчера Скоргола не верил, что сможет ее ненавидеть. Еще вчера Скоргола не думал, что его самые первые опасения насчет этой женщины могут оказаться верными. Сам факт того, что Аланнис поддалась на уговоры Келестина и стала еще одним его инструментом, не расстроил бы Скорголу. Какая разница, в самом деле? Он никогда не считал себя настолько интересным, чтобы привлечь искреннее внимание Аланнис. Просто – думал, что все немного сложнее. Видел загадку и ждал ответа.

Злило лишь то, что Аланнис раскрыла графу на глаза на новую привязанность Скорголы. Цепь покрепче любой другой... Иначе зачем графу вписывать имена Лоралей, да еще так показушно? Только затем, чтобы проверить стойкость Скорголы. Что же сильнее – Келестин и его забота, его странная дружба и память Скорголы о воспитавшем его Чарльзе, или несколько встреч с ангелом?

Точно, гонка. Это – тоже гонка. Только теперь Скоргола не трофей и не мобиль, а сама дорога. Как говорил граф, передав листок с именами, после того как Скоргола ничем не выдал своего удивления? «Это гонка, Скоргола. Власти, денег, влияния, вооружения... Жертвы неизбежны».

– Аланнис... Нам надо поговорить.

– Разве не видишь? – отмахнулась женщина, улыбаясь всем и каждому, кроме Скорголы. – Я занята, я собираюсь веселиться.

– Аланнис.

Скоргола не умел ругаться и не умел спорить, но когда выпивший (и когда успел?) господин, спутник Аланнис, попытался «поставить его на место», тот вспылил – и наговорил всякого. В том числе, предложил выйти прямо сейчас и разобраться – немыслимая глупость!

Но господин внезапно попятился, мгновенно протрезвев.

– Это вы, Скоргола, простите... Не узнал вас сразу...

– Да-а-а, – презрительно глянув в сторону господина, протянула Аланнис. – Я хвасталась тобою. Говорила разное. И никак не думала, что это однажды сыграет против меня.

Быстрее, чем она успела возмутиться, Скоргола вытащил ее на балкон. Подобные вечера всегда устраивают на вторых или третьих этажах, в залах с балконами, чтобы господам и дамам не приходилось выскакивать освежиться во двор. Любоваться видом ведь гораздо приятнее, да и не натолкнешься на дворовых слуг...

Прием только начался, и на балконе еще было пусто.

– О, мы наедине, – насмешливо произнесла Аланнис. – А как же та милая девочка?.. Юная прелестница и ее страшный-страшный муж – что может быть более избито, чем эта история?

Ее шутки и поведение все равно ошеломляли Скорголу. Как всегда, он не сразу подобрал слова.

– Что поделать, никто не пишет историй о шлюхах.

Грубо. Аланнис хмыкнула, словно оценив, абсолютно бесстрастно.

– Скажи мне только одно, богиня моя, – на губах вновь чувствовался вкус уксуса. – Как ты могла оказаться столь мелочной, чтобы жаловаться Келестину и мстить через него? Я думал, ты устроишь все сама. Заставишь страдать меня или навредишь Делии, но так...

– О чем ты? – приподняла бровь Аланнис. – Не в моих правилах мстить бедным юным овечкам. Да и я слишком счастлива и довольна жизнью, чтобы тратить время на такую ерунду.

Странно, но Скоргола поверил. Но так же быстро, как и проявилась, честность Аланнис исчезла. Вместе с серьезностью.

– О, да ты никак посчитал себя... хм, удивительным? Настолько, что я побегу плакаться твоему патрону? Брось, Скоргола, – она протянула руку и коснулась его щеки, – ты, конечно, единственный в своем роде, но... Келестин спросил о твоем самочувствии, и я рассказала, насколько все прекрасно. Наш мальчик влюбился, надо же! – она звонко рассмеялась, но вдруг осеклась. – Только не говори, что ты не знал о Келестине.

– Я догадывался, но считал, ты не из тех, кто действует так...

– Так, как попросят, – закончила Аланнис за него и криво усмехнулась. – Но он все-таки мэр, сам понимаешь... Право на одну просьбу у него было. Одна просьба – одна ночь... Ты тогда был сам не свой, а Келестин лишь хотел, чтобы ты приятно провел время.

Внутри у Скорголы – пустыня. Жар давит, жар подавляет, горячий песок забивается в рот и ноздри. Но Скоргола все же спрашивает:

– А дальше?

– Слишком много откровений в один вечер, – опять смеется Аланнис. – Этого, мой милый, ты не узнаешь никог...

– Аланнис! – Скоргола хватает ее за руки и с трудом подавляет второй крик. – Ответь мне. Сейчас.

Аланнис продолжает молчать и улыбаться, щуря глаза, холодная, но очень-очень близкая. Ее странное поведение, ее дурачества и игры, смех, специи и кофе прячутся там, в этой улыбке, но Скоргола – он никогда не мог ее разгадать.

Конечно, она не ответила.

Скоргола разжал хватку и отвернулся, поглядел вниз.

– Как ты думаешь, уже все собрались? – тихо спросил он.

– Разумеется. Тебе бы выпить – глядишь, и сорвешь поцелуйчик Делии Лораль.

– У меня другие планы, – он глубоко вздохнул и подставил Аланнис локоть. – Сопровождай меня.

– А ты что-то заду-у-умал, – весело улыбнулась она. – Что-то интересное?

– Невероятно.

– Давно пора, – уморительным «менторским» тоном отозвалась Аланнис, поправляя на носу невидимые очки. – Я давно заметила, как раздражают тебя любые сборища, так что целиком и полностью поддерживаю твое стремление слегка разворошить этот муравейник. Ведь это будет забавно, ну, пообещай мне!

– Очень забавно, – улыбнулся Скоргола. – И безумно весело. Только для начала мне понадобится твоя помощь. Будет совсем не трудно. Просто иди и... блистай. Привлекай к себе внимание, ты умеешь.