На следующий вечер и ночь история с шепотом и травами повторилась. И далее.

У меня стала болеть голова. У меня стали подкашиваться ноги. Меня тошнило – если ела, то от еды, если голодала – то рвало желчью.

Один день я не коснулась принесенной воды, а ночью долго не спала – пока не услышала, как старуха запирает дверь в свою комнату.

А затем... Кверта вновь принесла воду. Я сдержанно отодвинула таз, стараясь сжечь старуху взглядом. Но та лишь пожала плечами и... принялась копаться в моих вещах! И словно бы не в первый раз – безошибочно сунула нос в нижний ящик комода, где я хранила разную дребедень, оставшуюся с поездки в Оханну! Я терпела ровно две минуты – до тех пор, пока Кверта не выудила длинное ожерелье – кожаные шнурки и деревянные бусины, косточки и клыки зверей.

– Тварь!

Клянусь, будь в тазе кипяток, это бы меня не остановило! Я сорвалась, выплеснув на каргу всю воду разом и швырнув таз в угол.

– Подлая мразь, – прошипела я, наступая на Кверту и сжимая кулаки. – Признавайся, что за дрянь ты мне таскаешь?

Она как будто даже испугалась, когда я протянула к ней руку. Но я лишь схватила повисший на ее волосах стебель и швырнула ей же в лицо.

– Что за наговоры по ночам? Ну?! Отвечай! Если ты думаешь, что я ни малейшего понятия не имею о проклятьях, то ты ошибаешься! Так ты меня пыталась выгнать? Так вот! – я повысила голос, хотя казалось, была уже на пределе своих возможностей. – Еще раз... еще раз увижу тебя ночью... – я отобрала у нее ожерелье и хлестнула им по воздуху, как плетью или ремнем. – Ты, тварь... Ты изойдешь жаром и гнилью раньше, чем смерть придет за тобой, гиены растащат твои кишки, тигру я отдам твою голову, а глаза – муравьям, я...

– Вот ты и проговорилась, – внезапно рассмеялась Кверта. Нервно, но все-таки – рассмеялась. – Дикарочка ты, детка. И сколь не кройся за словами да за стеклами, дикая кровь, горячая...

Я почти произнесла слова проклятья, которому меня научили в Оханне.

– Твое счастье, что ты меня остановила.

– Что в воде было – а дурман, наши его попивают временами. Что ночью шептала – а ничего, повторяла вот, что на завтрак сготовлю, а что на обед, да дела перечисляла... А ты и поверила, у-у-умничка! – заулыбалась Кверта.

– Пошла вон, – устало сказала я.

– Э! Ну-ка за старое не берись! – старуха погрозила мне пальцем и уселась на кровать. – Прохфессор твой мне отписывал, – сообщила она с внезапной доверительностью. – Да расписывал – едет, вот, к тебе девочка. Прямиком из столицы, после года в Оханне! Животных, вот, изучала. Едет к вам – из-за змей. Тех-то у нас, это еще Якоб говорил, мно-о-ого. А Якобу ты и не понравилась – говорит, та ли это, которая жила в странных землях, в зеленом безумии... не похожа! Вот и я считала – не та... Не видать тебе тут змей. Дураки мы, что ль, городских цац в заповедные места водить? Не-е-е, не дураки...

– То есть? – поразилась я. – То есть, те, что я видела, это не все змеи, что у вас тут водятся?

Я посмотрела на свои тетради, исписанные мелким убористым почерком... Кверта хмыкнула и покачала головой.

– Главных-то забыла, – шепнула она. – Таких, что только у нас... Их так и зовут – вуддробские змеи.

– В первый раз слышу.

– И в последний – если Якобу не понравишься, – пообещала Кверта. – Он тут все лучше всех знает.

Как понравиться Якобу я, кажется, уже знала и сама.

Все мужчины Вуддроба работали на лесопилке – и к лучшему, решила я. Все ж не могла понять, как отнесутся к переменам жители деревни, так что проверим лишь на старичье, детях и женщинах. Я не стала заплетать волосы – только собрала сзади, чтоб не лезли в глаза. Достала свой дорожный костюм – тот, в котором пробиралась через дебри Оханны. Сменить платье на одежду из селенья туземцев все же не решилась. Перешитая в короткое платье нижняя рубашка и штаны до колен – это все же слишком смело для деревени, где знают о цивилизации. Зеркало, привезенное из дома, отразило какое-то странное, слишком расхлябанное существо, которое я наблюдала в Оханне лишь изредка – когда удавалось рассмотреть свое отражение в воде.

Не обувшись, я добрела до соседа, не стучась, открыла калитку...

Якоб сидел на крыльце и приподнял брови, увидев меня.

– Дед, – сказала я, наматывая на кулак ожерелье из ремешков. – Покажи змеиное логово, а? Не видишь, я уже давно готова хоть в пекло идти. Хотя какое тут пекло... Вот в Оханне – там да. До ливня пекло, а после – паровой котел... – я смерила его взглядом и села рядом. – Ну, или расскажи, за что тебя тут великим считают.

Видела бы меня матушка.

Якоб повеселел и с тех пор стал относиться ко мне лучше. Расспросил про Оханну – рассказала. Почти все рассказала. И он – тоже, как я поняла позднее, рассказал почти все.

Он стал водить меня в лес по одному ему известным тропам. Он научил меня говорить со змеями. Он считал их почти людьми. А они его – вероятно, змеем. Гады ползли к нему прямо в руки и даже – мне казалось, – ластились, как кошки или собаки.

Почему мне, ребенку из поместья, аспиранту, молодому ученому, так легко было согласиться со стариковскими бреднями о душах змей?.. Потому что уже была Оханна. Там поклонялись ягуарам. Я, конечно, не таскала им подношений, но наблюдала очень, очень долго... И приняла – как еще один способ во что-то верить. Вдалеке от Дорфтона, торжества науки и неудержимой мощи прогресса, им, вероятно, нужно было во что-то верить. А мне лишь было интересно на это смотреть.

За следующий месяц изменилось все. Теперь меня знал каждый, со мной здоровались, жители, натыкаясь на очередное змеиное логово, тащили меня к нему. Смотрели через плечо на то, как я поспешно, пачкая листы чернилами, делаю записи в очередной тетради. Просили написать о себе и вообще о Вуддробе.

А я давно плюнула на свои опасения и чувствовала себя, словно во второй, северной Оханне. И еще я много рассказывала – о столице и тропиках. Дошло до странного – парочка молодых девушек Вуддроба стали носить короткие штаны и рубашки, не желая слышать о моде и манерах от горожан, время от времени появлявшихся в деревне проездом.

Ох, матушка... Она ведь мечтала, чтобы я стала образцом для подражания.

К деду Якобу приехал племянник из города, Яред. Он удивил меня – отчего-то казалось, что Вуддроб существует лишь одним своим маленьким миром, однако нет: дети Якоба давно переехали в город, как и брат с женой. Приезжал в гости лишь племянник. Крепкий, высокий, слегка сутулый, в безупречно отглаженных брюках и рубашке, с цепочкой часов, свисающей из кармана жилета, он казался чужим для Вуддроба лишь первый день – пока не переоделся. Я слегка завидовала этому оборотническому умению – ведь мне понадобился целый месяц. Еще больше меня поразил тот факт, что Яред – археолог с дипломом Кливвортского университета – второго по значимости после столичного. Как рассказал позже сам Яред, последний год он провел в пустыне Ирм-Белам. Грандиозная экспедиция по поискам пяти Затерянных Городов – сведения о них сохранились лишь в древних свитках и считались сказками, до тех пор пока безумный Майрон Кросстон, ученый из Кливворта, заложив все свое имущество, не отправился на поиски... и не нашел один из городов.

Яред был с господином Кросстоном от и до – как один из самых преданных учеников. Сказать, что это стало для меня новостью, значит не сказать ничего! Яред совершенно не походил на всех ученых, которых я знала. В нем не было искры, не было того рвения и накала, которое толкнуло того же Кросстона в экспедицию. Я не верила... а потом поняла, что Яред просто явился очень, очень мрачным.

Он принес с собой новость о том, что старое поместье неподалеку отсюда недавно выкупила какая-то семья. Это значило, что скоро Вуддроб станет жить лучше – кроме работы на лесопилке, принадлежащей соседней деревне, появится и другая. Господам наверняка нужны будут слуги, разбирающиеся в местной природе. Нужно будет разбить сад и вырыть пруд, да и вообще крепкие руки всегда пригодятся.