— Больше, чем когда-либо. Я ведь тоже собрался проникнуть на Территорию Хаоса.
— Вы с ума сошли, — в глазах Анны появился ужас. — Вам-то что там нужно?
— Бессмертие. Не для меня — для человека, который мне дороже жизни.
— Вы верите в Панацею?
— Верю. И вы верите. И Вадим. Простите мне мою прямоту, но Панацея его интересует не меньше, чем груз «Нимрода». Панацея — это шанс для всех.
— Вы правы, — Анна подняла на Северянина взгляд, и в ее глазах была глубокая искренняя печаль. — Вера в Панацею — это все, что у меня осталось. Я не говорила вам, считала, что знать вам об этом незачем. Дело в том, что Вадим болен. У него лепрекс, лучевая проказа. Эта болезнь не лечится. Поэтому я тоже верю… хочу верить, что Панацея — это не вымысел. Я очень хочу, чтобы Вадим жил. Понимаете?
— Конечно, понимаю, — Северянин нежно пожал тонкие пальцы девушки. — Вадим будет жить. И если вы поможете, мы будем искать это вещество вместе. Так где сейчас ваш брат?
— Он в Долине Бурь, — помолчав, сказала Анна. — Прииск «Веселые рудокопы». Я сказала ему о вас, и он готов с вами поговорить.
ІX. ДЕНЬ ДЕВЯТЫЙ
Лучевая проказа — характерное хроническое заболевание, встречающееся среди грабберов Аваллона. Этиология неизвестна, предположительно болезнь вызывается воздействием некоторых излучений.
Типичные симптомы заболевания; затвердение участков кожи (как правило, на лице и передней части туловища), склеродермия, поражение подкожной клечатки, позднее — склеротические поражения глаз, внутренних органов, соединительной ткани. Случаев полного излечения от лучевой проказы пока не зарегистрировано.
Вчера я совершил две ошибки. Во-первых, я связался с Сайксом. Я еще не знаю, что ждет меня впереди, но нервозность и щенячий оптимизм Сайкса почему-то действуют на меня угнетающе. Археолог просто фонтанирует идеями — он абсолютно убежден, что за Линией его ждут невероятные открытия. Этим утром, когда мы садились в кабину экранолета, он заявил мне, что знает о Территории Хаоса то, чего не знает никто. Правда, он так мне ничего и не пояснил. Странный парень. Боюсь, из-за него у меня могут возникнуть проблемы. Не думаю, что Сайкс понравится Апостолу.
Вторая моя ошибка — это Анна. Вчера, когда мы прощались с ней в холле гостиницы, я прочитал в ее глазах неожиданную для меня вещь — она не хотела уходить. Она ждала, что я приглашу ее к себе или напрошусь к ней. Она ждала продолжения, я же… Почему она решила, что наши с ней отношения могут выйти за рамки деловых? Я не давал ей повода. Видимо, женщина остается женщиной даже на Аваллоне. Анна очень красива. Более того, она вызывает во мне желание. Но между нами стоит Катя. Анна должна меня понять. Я не могу и не хочу использовать ее жажду любви, потому что знаю — я никогда не смогу принадлежать ей целиком. Мое сердце находится в сорока семи парсеках отсюда, в ледяном чреве криокамеры. Наверное, я глупец. Но я таков, какой есть. Измениться я не могу.
Сейчас экранолет несется в атмосфере Аваллона со скоростью, которая позволяет мне разглядеть ландшафт под нами. Печальное зрелище. Эти выжженные солнцем равнины, изрезанные руслами высохших рек и кое-где слегка оживленные чахлой растительностью, нагоняют мысли о смерти. Когда я шел с Костылем в Долину Снов, я не думал о том, насколько враждебен мне этот мир. Теперь я ненавижу Аваллон. Но, с другой стороны, эта полумертвая планета хранит то, ради чего я здесь.
Я не перестаю думать о Контактере. Пока мне нечем порадовать Зебровски. За истекшие дни я встретил немало людей, но пока не ощутил опасности. Все мои новые знакомые не искали со мной встречи — это я находил их. Значит ли это, что Контактер просто не заинтересовался моей персоной? Честно говоря, мне это все безразлично. Я прилетел на Аваллон не для того, чтобы работать на военных. Нравится это Зебровски, или нет, но я буду в первую очередь работать на себя. Сейчас мне вообще кажется, что поход в Долину Снов, секретная военная база, разговоры с Зебровски — просто сон. Надеюсь, мне не придется снова общаться с Зебровски. Все, что я пока могу сделать для военных — это уговорить Апостола отправиться за Линию. Ведь это нужно мне.
Сейчас я поймал себя на мысли, что становлюсь эгоистом. В этом безумном поиске я начинаю думать только о себе и заботиться только о себе. А, может, это не так уж плохо? Если я сгину, кто найдет Панацею для Кати? Уж точно не Сайкс. И не Зебровски. Быть добрым и отзывчивым легко, гораздо труднее выжить, когда все вокруг — против тебя.
Пилот говорит, что через час экранолет будет над Долиной Бурь. Я ничего не знаю об этом месте, Сайкс, судя по всему — тоже. Такая вот неизвестность. Но сегодня я стал на тысячу двести километров ближе к своей цели.
Звезда стояла в зените, и сияние ее было таким мощным, что даже забрало гермошлема не спасало от фиолетовых кругов в глазах. Сколько градусов сейчас на этой равнине? Пожарче будет, чем в Каракумах. Посадочная площадка экранолетов была устроена в самом центре широкой котловины. Просто бетонный круг в двести метров диаметром, и больше ничего. С четырех сторон площадку окружали горы, серые под серым небом.
Проводив взглядами взлетающий экранолет, Северянин и Сайкс направились к выходу. Решетчатые ворота были открыты. Сторож сидел у шиферного домика под навесом и дремал. На новоприбывших он не обратил никакого внимания. Несколько крупных ящериц, заряжавшихся на солнцепеке теплом, нырнули под дощатый настил у домика при приближении людей.
— Похоже, нам туда, — Северянин показал на столб у ворот с прибитой к нему стрелкой. На стрелке красовалась надпись: «Регистрация».
— У меня документы в порядке, — сказал Сайкс. — А у вас?
— У меня их вообще нет, — ответил Северянин. — Пошли!
Метров через сто-сто пятьдесят безжизненный пейзаж начали разнообразить не только ящерицы, но и брошенные и заржавленные машины — роботы-землекопы, бульдозеры, гидромобили. Потом они прошли мимо какого-то заброшенного сооружения, очень похожего на радар — от его антенн осталось только нечто причудливо переплетенное и оттого напоминающее авангардистскую скульптуру. В нескольких десятках метрах от радара из огромного бархана торчал хвост военного геликоптера. С этого места дорога пошла в гору, прорезая слоистые скалы из светлого песчаника. В конце дороги оказались еще одни ворота, а за ними — двухэтажное здание. Здесь их остановили двое вооруженных грабберов.
— Черенки? — Один из них осмотрел сначала Сайкса, потом Северянина. — Добро пожаловать на Свободную Территорию! Решили разбогатеть?
— Мы ученые, — сказал Северянин. — Изучаем историю Аваллона.
— Историю? Такого дерьма здесь нет. Аварит иногда встречается. На прошлой неделе Жайме Задристыш нашел зеленый кристалл в тридцать пять карат весом. Знаешь, на сколько он потянет?
— Представления не имею.
— Э, да и ты впрямь ученый, если самого важного не знаешь! — засмеялся граббер. — Этот камушек теперь обеспечит не только самого Задристыша, но и всю его многочисленную траханную родню на Земле и в космосе. Камень в тридцать пять карат стоит семьсот семьдесят пять тысяч по курсу Межзвездной сырьевой биржи. Чуешь, академик?
— Мне не нравится твой тон, приятель, — спокойно сказал Северянин. — Хочешь поговорить, я не против, но немного уважения не помешает.
— Ха, ершистый попался ученый! — Граббер издал такой звук, будто хотел сплюнуть себе под ноги. — Не боишься, что уедешь из Долины Бурь в десятиунцевой урне?
— Нет. Мне терять нечего. И потом, чтобы уехать из Долины Бурь в урне, сюда сначала надо попасть. Это строение ведь фуникулер, так?
— Фуникулер, — ответил граббер. — Ведет прямехонько к конторе шерифа. Проезд платный. Десятка с рыла.