— Еще найдешь кого-нибудь, — вяло попыталась утешить ее совершенно потрясенная Регина.

— Это конец, — вздохнула Мари. — Больше не на что надеяться. Я не знаю, что бы сделала, если б можно было вернуть Халдора. После того звонка я только о нем и думаю. Даже во сне его стала видеть. Однажды ночью он шел под мокрым снегом и нес ведра с водой. Я не догадалась посмотреть на него, только глядела, как снежинки опускаются на темную воду и тают в ней. Я и сама стала психопаткой. Человек не иначе как тронулся, раз уже начал рассуждать о бессмысленности жизни! Я сама виновата, что наши отношения зашли в тупик. Хоть бы ребенка сообразила от него заиметь! Бабы ужасно глупы, в девичестве бог знает что фантазируют, а потом ходят в поводу своих выдумок и воображают, будто, задирая нос, взвинчивают себе цену. Наивные дуры! Они и понятия не имеют, что очень часто их собственная ценность равняется нулю!

Слова Мари вызывали отвращение, но не только поэтому Регину затошнило по-настоящему — в какую мерзкую историю она впуталась!

Кроме всех опасностей и страхов, что ждали ее впереди, она еще оказалась виноватой перед все увеличивающимся кругом людей. Она вроде бы и Мари обманула.

Ее одолела такая тоска, что перехватило дыхание.

А ведь она приехала в город, чтобы развеяться и найти облегчение.

Какой сумасшедший день — Регина даже рассмеялась.

Мари кинула на нее враждебный взгляд — бессердечие подруги было недостойно даже презрения.

Регина с ужасом подумала: начнет ли она выискивать в своем будущем ребенке черты психопата?

Она ведь не знала, кто из двоих — Виктор или Халдор — отец ее следующего ребенка.

РЕГИНА ПРИСЛУШАЛАСЬ — где же шум мотора, который давно уже должен был разорвать тишину? Они нарочно растягивают муки Регины. Скорей бы началось это неизбежное сражение! Бог весть в который раз видела Регина в своем воображении вереницу машин, приближающихся по безлюдной окраинной улице к ее дому. Сегодня большая часть деловых людей срослась со сверкающей жестяной коробкой, вот и эти — расположившись на сиденьях и не утруждая себя физически, подкатят к крыльцу и будто катком переедут Регину, обрушат на нее слова, подобные грохоту железа, — а потом? Какой будет развязка?

Терпение Регины было на исходе.

Самосуд должен хоть на мгновение наполнить их отупевшие души сладостно-горьким трепетом; осудив Регину, они смогут избавиться от клокочущего внутреннего напряжения.

Почему они не спешат воспользоваться удобным случаем?

Или им стало жаль беззащитной женщины? Все же мать троих детей!

А вдруг они явятся с охапками цветов, со слезами радости: слава тебе, ты приумножила тут, на земле, наш достойный род!

Не будь положение столь напряженным и нервы не так натянуты, можно было бы представить надвигающееся сведение счетов в еще более забавном виде. Было бы весьма комично наблюдать за Виктором и Халдором — один отпихивает другого: третий ребенок Регины мой! Не лезь, это мой ребенок! Широкоплечие и крепкие двоюродные братья стали бы толкать друг друга, может, даже свалились на траву и немного поборолись: оттаскали бы один другого за лацканы пиджака и за уши. Жены завизжали бы, и в какой-то миг крик о помощи перешел бы в хохот. Как весело бороться на лужайке!

Затем они снова вспомнили бы о возвышенной цели, что привела их сюда. Они, словно по команде, нахмурились бы; мы такие положительные и на хорошем счету, нас высоко ценят (почетные грамоты, медали, дипломы, премии), мы не можем мириться с моральным разложением, это не сочетается с современным образом жизни. Они подогревали бы свою злобу, шипели, кляли распущенность нравов и низость людей — верой и правдой выполняли бы свой гражданский долг. Стирая в порошок Регину, они обрели бы прекрасную возможность забыть про собственные не терпящие дневного света стороны жизни. По сравнению с черной овцой они показались бы себе ослепительно белыми. Во всяком случае, позволяя себе небольшие радости, они всегда заботились о том, чтобы не было неугодных последствий. Женщины смотрели бы на Регину как на ненормальную: неужто она и впрямь настолько отстала от жизни? Разве она не знает, что для современной эмансипированной женщины противозачаточные средства стали путем к истинной свободе? Раньше были одни слова о том, что женщины с мужчинами равны, и люди не замечали существенной разницы — безнаказанно удовлетворять свои прихоти и желания имели возможность только мужчины. Почему Регина столь глупо всех подвела? Сама захотела связать себя оравой детей?

В дверях раздался продолжительный звонок.

Регина вздрогнула.

Она хотела вскочить со стула, но ноги подкосились. Какое-то мгновение она собиралась с силами, казалось, прошла целая вечность, прежде чем она добралась до входа. Она зацепилась за порог и, открыв дрожащей рукой замок, чуть не упала на наружную дверь.

Они могли бы прежде посигналить, чтобы предупредить Регину.

Перед ней стоял мрачный молодой человек с всклокоченными волосами, в расстегнутой до пояса клетчатой рубашке — неужто за это время на улице потеплело?

Молодой человек протянул телеграмму, сунул Регине клочок бумаги и огрызок карандаша, показал пальцем, где расписаться и отметить время. Регина нерешительно вывела: Р. Пампель. Как долго ей еще носить фамилию Антса?

Регина закрыла дверь, дважды повернула ключ в замке, словно эта наивная попытка отгородиться от внешнего мира могла еще защитить ее и дать покой. Какое-то время она в бездействии постояла посреди комнаты с телеграммой в руках, пребывая в полнейшем смятении.

Регина ничего не поняла.

Почему Тийт? При чем тут он?

Чего только не натворила сдуревшая Мари?

У Регины ведь не было детей от Тийта!

Неужели Мари познала его как зрителя на щекочущее нервы представление?

С Тийтом они расстались вечером накануне того дня, когда она вступила во владение своим наследством. Позже Регина редко вспоминала Тийта. Она сравнительно легко пережила ту давнюю историю. Ей помогло презрение к Тийту: тоже мне мужчина, который позволяет своим родителям подбросить ему под одеяло жену! Мамочка с папочкой надели великовозрастному сыночку колечко на палец — живи и размножайся! Каракатица!

Почему Тийт прислал телеграмму?

Поджидая возмущенную компанию, Регина не один раз представляла себе бледные от ярости лица, только она никогда не причисляла к ним Тийта. Какое отношение имел он к детям Регины?

Мари окончательно свихнулась. Имя Халдора, казалось, клином вошло ей в голову, и логические связи оказались нарушенными. И откуда только возникли у совершенно здравого до этого человека такие странные фантазии? Кого еще, кроме причастных к делу и Тийта, вовлекла в свою компанию Мари?

Если уж Тийта ввели в родственную связь с детьми Регины, то с таким же успехом можно считать и Антса Пампеля настоящим отцом Рэси, Рейна и Рины. Оснований для этого предостаточно — вписанные в паспорт имена детей тоже кое-что значат!

Стыдно подумать, совсем недавно у Регины мелькнуло странное желание: пусть Антс Пампель и на самом деле станет отцом ее четвертого ребенка. Почему бы и нет? Года через два об этом можно будет подумать без страха за здоровье будущего ребенка. По крайней мере, так утверждают в научно-популярных статьях. Пристрастие Пампеля к алкоголю стало уже давно спадать; если не будет рецидива, то можно надеяться, что происшедшие в организме под воздействием алкоголя отклонения со временем исчезнут. Хотя, кто его знает, в этих вопросах еще много неясного. Всевозможные статьи настраивали, скорее, на оптимизм, но зачастую истина читалась между строк — а вдруг родится идиот?

Регина оценила Антса с новой стороны, когда угодила в конце зимы в больницу.

До сих пор она имела дело с врачами только в связи с рождением детей и страшно испугалась, когда ее неожиданно скрутили сильные боли и ночью она оказалась в больнице.