– Мистер Картер, мы депонировали эти средства, чтобы продемонстрировать нашу добрую волю. Нам еще предстоит обсудить условия сделки.

Джон едва слышал его. Он думал о том, какое у Сьюзан будет лицо, когда он расскажет ей новости о том, что ему не нужно будет ничего говорить Гарету и сотрудникам, о том, что им все-таки не придется продавать дом. Ему было плевать на условия сделки, он примет любые.

– Разумеется, – ответил он.

– Скажите, у вас с женой ничего не запланировано на вечер? Я бы хотел пригласить вас в клуб на ужин.

– С женой? – удивленно переспросил Джон.

– Да, я бы хотел с ней встретиться.

Джон счел просьбу мистера Сароцини странной. Он точно знал, что они никуда не собирались, да даже если бы и собирались, то могли все отменить.

– Да, конечно. Уверен, она будет в восторге.

– Хорошо, – сказал мистер Сароцини. Его голос остался холодным, но Джон этого не заметил. – Мой шофер заберет вас из дома сегодня в семь тридцать вечера.

Джон был так взволнован и так зациклен на мысли, что сейчас позвонит Сьюзан и обрадует ее, что ему не пришло в голову, что он не давал мистеру Сароцини свой домашний адрес.

– Семь тридцать, – сказал он. – Замечательно.

В клубе мистера Сароцини было безлюдно, и Джон подумал, не предназначено ли это заведение больше для обедов, чем для ужинов. Ну и, кроме того, сегодня ведь понедельник. Было занято всего несколько столиков, а некоторые даже не застелены скатертями. Один на весь зал пожилой официант раскладывал столовые приборы на соседнем столике.

– Напа-Вэллей,[11] – сказал мистер Сароцини. – Да. Французам есть за что благодарить американцев. Когда в 1880-х годах большинство виноградников Бордо было уничтожено филлоксерой, саженцы для новых виноградников были привезены с Восточного побережья Соединенных Штатов. Вы были когда-нибудь в регионах, где производят вино? Не доводилось бывать в Напа-Вэллей?

Их столик стоял в уединенном алькове. Джон смотрел на мистера поверх небольшой граненой вазы с желтыми гвоздиками. Банкир ел перепелиные яйца. Сьюзан, которая заказала себе пармскую ветчину с дыней, ответила, что была в Напа-Вэллей.

Она выглядела изумительно, и Джон гордился ею, как никогда раньше. Она была в новом костюме, который она спешно купила после того, как он позвонил ей и сообщил хорошие новости. Костюм состоял из пиджака свинцового цвета с черным абстрактным орнаментом и такой же юбки, простой и элегантной. Под пиджаком у нее была белая блузка с открытым воротом. Шею украшал серебряный кулон на черной бархатной ленте. Она всегда хорошо одевалась, но сегодня превзошла саму себя.

Мистер Сароцини начал перечислять названия городов, деревень, виноградников, и Сьюзан живо отвечала. Она со знанием дела рассуждала о почве, эскарпах, каньонах и долинах, о надлежащей плотности, щелочных почвах и позднем сборе урожая. Джон вспомнил, что пару лет назад она редактировала книгу о калифорнийских виноградниках – полный технических подробностей исчерпывающий обзор виноделия как отрасли сельского хозяйства.

Мистер Сароцини поднял свой бокал и сказал:

– Да не оставим старых друзей – ведь новые не сравнятся с ними. Новые друзья подобны молодому вину; если же вино выдержано – вкушай его с наслаждением. – Он вопросительно посмотрел на Сьюзан.

– Екклесиаст, – ответила она.

Мистер Сароцини улыбнулся:

– Удивительно. – Он повернулся к Джону: – У вас удивительная жена, мистер Картер. Вы знали об этом?

Сьюзан рассмеялась:

– Иногда ему приходится об этом напоминать!

Джон улыбнулся. Он очистил перепелиное яйцо, обмакнул его в соль и положил в рот. Он ел перепелиные яйца в первый раз. Он решил, что раз мистер Сароцини ест их каждый день, то это, наверное, что-то особенное. И разочаровался. На вкус они были как самые обыкновенные сваренные вкрутую куриные яйца.

В обществе мистера Сароцини Сьюзан чувствовала себя абсолютно свободно. Он сразу понравился ей: его элегантность, его европейский придворный шарм, образованность, доброжелательный юмор в его глазах. Ее только удивляло, как трудно было определить, сколько ему лет, и как переменчива его внешность. Черты его лица были тонкими и будто бы даже беззащитными – особенно это было видно, когда он ел, кладя в рот крохотные кусочки бутерброда и осторожно пережевывая их, будто старик, боящийся удушья. Но его движения были уверенны и точны, когда он жестами помогал своей речи, а его сухое, стройное тело лучилось внутренней силой, и Сьюзан, почувствовав ее, мысленно сравнила ее с грациозной львиной мощью.

Она подумала, как хорошо было бы иметь такого дядю или дедушку. Он столько всего знал, так любил жизнь. Сьюзан чувствовала, что могла бы бесконечно разговаривать с ним.

Разговор плавно перетек с вин на оперу. Джон ненавидел оперу. Он знал, что Сьюзан любит ее, но даже предположить не мог, какая она в ней дока: она на равных говорила с мистером Сароцини обо всем, несмотря на то, что его энциклопедические знания в области виноделия меркли перед тем объемом сведений об опере, которыми он владел. Джон естественным образом выпал из разговора и ничуть об этом не жалел. «Все идет замечательно», – думал он. Сьюзан и мистер Сароцини прекрасно поладили, она произвела на него впечатление. Она в одиночку побеждала в их битве за деньги.

Джон очистил последнее оставшееся в его тарелке перепелиное яйцо. Сьюзан и мистер Сароцини обсуждали оперы Римского-Корсакова, восторгаясь любимыми местами в них, а затем, за котлетами из баранины, перешли к балету. Джон ненавидел балет еще больше, чем оперу.

Он видел, что Сьюзан покорена мистером Сароцини. Она пошла гораздо дальше простой демонстрации хороших манер, принятой в обществе по отношению к потенциальному бизнес-партнеру мужа. Банкир ей действительно понравился. Мистер Сароцини уже начал строить планы: как-нибудь на днях (естественно, с разрешения Джона, добавил он с улыбкой) он бы хотел пообедать с Сьюзан, а затем показать ей свою любимую картинную галерею, где представлены мало кому известные картины выдающихся художников эпохи Возрождения. И возможно, концерт в один из ближайших вечеров? И Глайндборн, пока там не кончился сезон. Джон тоже обязан пойти, они выберут что-нибудь доступное, Моцарта, например «Дон Жуана» – не хочет ли Джон посмотреть «Дон Жуана»?

Джон вдруг понял, что они оба – Сьюзан и мистер Сароцини – смотрят на него, будто ожидая ответа на вопрос, которого Джон не слышал.

– Простите, – виновато улыбнулся Джон. – Я, кажется, отвлекся.

– Мистер Сароцини приглашает нас в Глайндборн, – сказала Сьюзан. – На «Дон Жуана». Думаю, тебе понравится, этот спектакль не такой уж тяжелый.

Джон скорее предпочел бы, чтобы ему без наркоза вырезали мочевой пузырь, но вежливо ответил:

– Это было бы чудесно.

После ужина они перешли в большую гостиную клуба, совершенно безлюдную в этот вечер, и расселись по кожаным креслам с регулируемыми спинками. Подали кофе. Мистер Сароцини заказал себе бренди и настоял на том, чтобы Джон тоже выпил. Джон поколебался, Когда на столе показалась коробка сигар «Монтекристо», затем взял одну, получив от Сьюзан взгляд «сегодня можно». Банкир тоже выбрал себе сигару.

Разговор обратился к английским поэтам-романтикам. Мистер Сароцини отдавал предпочтение Шелли и наизусть прочел «Озимандию, царя царей» – на взгляд Джона, без единой неточности.

В литературе Джон чувствовал почву под ногами и мог с грехом пополам участвовать в разговоре. Но он начал нервничать. За весь вечер о деле не было сказано ни слова, и он хотел каким-либо образом подвести беседу к этому, пока мистер Сароцини в добром расположении духа. Он инстинктивно чувствовал, что лучшего времени для деловых переговоров не придумаешь.

Будто проникнув в его мысли, мистер Сароцини поудобнее устроился в кресле и потратил некоторое время на раскуривание сигары, заполнив пространство вокруг стола густыми облаками дыма; затем он осторожно, не потревожив ни частички из полудюйма нагоревшего на конце сигары пепла, положил ее на край пепельницы. Он взял обеими руками стакан с бренди со стола и, поглаживая пальцами обводы стакана, стал рассматривать его содержимое.