— Послушай-ка, — Эмер стряхнула дремоту и приподнялась на локте. — Ты никогда не молилась Голейдухе, а возле замка Ишемов есть собор с пределом святой Голейдухи. С чего вдруг ты решилась на такое дальнее путешествие?

Застигнутая врасплох, Сесилия остановилась и посмотрела на Эмер испуганно и виновато, совсем как раньше.

— Ты ведь не просто так очутилась в Синегорье.

Сесилия вздохнула и осторожно уселась в кресло.

— Не буду от тебя скрывать. Да, я ехала за тобой. Хотела уговорить тебя вернуться в столицу.

— Но ты ведь не сама это решила? — продолжала допытываться Эмер. — Кто просил за меня? Королева?

— Нет, Ее Величество и имени твоего слышать не желает. И ты прекрасно знаешь почему. Мы все считаем, что ты поступила благородно, но крайне неразумно и…

— Сесилия! Кто просил тебя поехать за мной?

Но она не успела ответить, потому что на пороге комнаты возник Годрик. Чисто выбритый, одетый в шелковую тонкую котту, благородный и великолепный, как прежде.

— Вот и он, — сказала Сесилия, тяжело поднимаясь, но на губах ее заиграла легкая, совсем легкая улыбка, — герой твоих грез. Я удаляюсь. Отдыхайте, этой ночью вас никто не побеспокоит.

Она притворила за собой дверь, оставив путешественников одних.

— Я чувствую себя, как переваренная креветка, — призналась Эмер, когда дверь за Сесилией закрылась. — Пригаси свет, сделай одолжение. Как там Хуфрин?

— Жить будет, — ответил Годрик, гася свечи одну за другой. — Его осмотрел лекарь. Говорит, через неделю-другую поправится.

— Хоть Хуфрин и подлец, я рада, что он выжил, — Эмер зарылась в подушки, устраиваясь поудобнее. — Завтра мы обо всем поговорим, у меня есть кое-какие соображения.

Она закрыла глаза, ощущая во всем теле приятную слабость, какая бывает от сытости и тепла, когда устал и долго не ел досыта. Кровать скрипнула, когда Годрик лег рядом. Он коснулся девушки плечом, и Эмер поняла, что он даже не снял рубашку. «Удивительно, — подумала она сквозь дремоту, — как это он не положил меч между нами».

Вдруг горячая и твердая рука легла на ее плечо, сжала и погладила. Сон мигом соскочил, и Эмер открыла глаза и замерла, как зверек, которого лиса нашарила в норке.

— Повернись ко мне, — попросил Годрик.

Эмер повернулась рывком. Лицо его было совсем рядом, и он придвинулся еще ближе, обняв ее за талию.

— Что это с тобой, Годрик Фламбар, — спросила Эмер вызывающе. — После всех злоключений ты понял, что никому кроме меня не нужен и решил снизойти? Не забудь меня спросить, мечтаю ли я еще припасть к твоему дражайшему телу.

— Речь не об этом, — сказал он.

Лицо Эмер выразило разочарование так явно, что Годрик чуть не расхохотался.

— Устроим ночь откровений? — предложил он.

— Что?! — Эмер сразу представила тысячу и один способ, как предлагалось провести эту ночь.

— Сейчас я хочу услышать всю правду о том, что произошло при королевском дворе, и о чем ты узнала в Дареме. Расскажи все подробно, не упуская ни одной мелочи, даже если она покажется тебе совсем незначительной.

— Вот так-так, — проворчала Эмер, безуспешно пытаясь скрыть досаду. — А ты тоже будешь откровенен? Или эта твоя ночь предусматривает лишь мой допрос с пристрастием?

— Откровенность за откровенность, — пообещал он.

— Ну хорошо, — она легла на спину, отодвинувшись от Годрика, чтобы успокоить мысли, сложила руки на животе и уставилась в потолок, — это было перед тем, как я по ошибке прошла тайным ходом в покои королевы…

— Что?! — Годрик на секунду потерял самообладание.

— Ты слушаешь или перебиваешь? — строго спросила Эмер.

И она припомнила все, что произошло с того самого момента, как убежала от жениха и оказалась в тайных коридорах королевского замка. Разумеется, некоторые моменты она упустила — как, например, поручение королевы следить за племянником. Это было не слишком разумно, но Эмер не нашла в себе сил признаться, что шпионила по поручению лорда Саби. Годрик слушал внимательно, иногда задавая короткие вопросы. Беседа затянулась до полуночи, но спать молодым людям ничуть не хотелось.

— Мой рассказ чем-нибудь помог? — спросила Эмер, закончив с воспоминаниями, переворачиваясь на бок и подпирая голову рукой. — А откровенность в ответ будет?

— Я же обещал.

— Так я жду.

— Да, конечно, — пробормотал он, явно находясь под впечатлением от услышанного.

Эмер подождала, но терпение ее истощилось по истечении двух минут.

— Ты ведь был связан с Кютерейей, — сказала она обвиняющее, и Годрик очнулся от размышлений.

— Ах, Кютерейя…

— Что-то подсказывает мне, что ты наведывался к ней, — сказала Эмер со значением, — в Нижний город.

— Твоя правда, — он кивнул. — Кютерейя была вхожа во многие знатные дома. И умела слушать. Я несколько раз обращался к ней по просьбе Ее Величества.

— И каков был характер обращения? — спросила Эмер подозрительно.

— Это ревность? — спросил Годрик и вдруг широко улыбнулся.

— А чего это ты так обрадовался?! — возмутилась она. — И причем тут ревность? Ты — мой муж. И меня беспокоит, что мой муж шатается по уличным девкам!

— С Кютерейей меня ничто не связывало. Только разговоры, клянусь тебе в этом.

— Прицепи свои клятвы на шляпу, — она сердито засопела и закрыла глаза, делая вид, что собирается спать.

— И еще я хочу еще раз попросить у тебя прощения.

— Да, это будет нелишним, — признала Эмер, мигом открывая глаза. — Ты вел себя, как…

— За то, что так легко отказался от титула графа Дарем.

Это было не совсем то, что ожидала услышать Эмер, но на худой конец сошло и такое извинение.

— Что это значит? — спросила она. — Ты решил требовать возвращения титула?

— И титула, и Дарема.

— А как же свобода?.. Та свобода, о которой ты говорил?

— О какой свободе может быть речь, если твоя жизнь подвергается опасности? — Годрик погладил Эмер по голове, и она затаилась под его рукой. — Сейчас я смотрю на тебя — ты сыта, приняла ванну, лежишь в мягкой постели, как и положено благородной леди. Тебе не место в деревне вилланов. Эти кудри должны развеваться по ветру, а не быть упрятаными под платок.

— Разве я не доказала тебе, что смогу жить и среди вилланов? — запротестовала Эмер, но он приложил палец к ее губам, словно запирая возражения на замок.

— Можешь. Теперь я не сомневаюсь, что ты сможешь выжить даже в преисподней. Но нам еще рано туда. Я должен сделать все возможное, чтобы восстановить свое имя и вернуть моей жене ту жизнь, которая будет ее достойна.

— Годрик, ты и вправду сказал — нам? Мне не послышалось?

— Нет, не послышалось, — он легко поцеловал ее в губы, но пресек, когда она потянулась с ответным поцелуем.

— Яркое пламя! — почти простонала Эмер. — Просто скажи, что ты любишь меня, и давай займемся делом! Ну ты понимаешь, о чем я… — она поднырнула под одеяло, обвивая Годрика руками.

— Если ты помнишь, королева признала наш брак недействительным, — сказал он тихо, но непреклонно, и разжал ее объятия. — Прояви благоразумие. Еще не известно, смогу ли я вернуть то, что потерял. А поставить под удар тебя или нашего ребенка — этого я не хочу.

— Почему ты хоть раз не спросишь, чего я хочу, Годрик Фламбар! — вскипела Эмер и ущипнула его за предплечье так крепко, что он зашипел от боли.

— Ты прекратишь когда-нибудь меня избивать, дикая женщина?!

— Святые небеса! — она вскочила, пылая от гнева. — Когда я стану, наконец, женщиной, я пожертвую в храм святой Меданы золотую болванку размером с… — и она в запале выразительно ударила себя ребром ладони по локтю.

Годрик потерял дар речи, а Эмер застыдилась.

— Большую болванку пожертвую, я хотела сказать, — пробормотала она. Вот такую, по локоть от кончиков пальцев…

— Это немыслимо, — произнес Годрик и закрыл лицо руками.