— Может, сплетни? — спросила Эмер, хотя тут же поверила каждому слову.
— Нет, не сплетни, — горько усмехнулся Тилвин. — Это Его Преосвященство изобрел безотказный метод определить, является ли человек упырём — надо связать подозреваемого и бросить в воду. Если человек безгрешен, вода примет его, и он утонет. А если упырь — то вода его отторгнет, тогда упырь подлежит сожжению.
— Немыслимо, — ахнула Эмер, не в силах оторвать взгляда от епископа. — У нас в Вудшире нет таких жестокостей…
— Благодарите за это яркое пламя, — коротко ответил Тилвин. — А оно решило наказать Дарем, если сюда был назначен епископ, который сначала пытает, а потом спрашивает имя.
— И давно он сюда назначен?
— Его имя было названо в тот день, когда вы выехали из Тансталлы.
Некие подозрения закрались в душу, но Эмер не успела их осмыслить, потому что вернулся Годрик, и вид его не предвещал ничего хорошего.
— Разве слугам здесь место? — спросил он.
Тилвин вскочил и поклонился, хотя желваки на его скулах заходили от подобного оскорбления.
— Зачем ты так? — вступилась Эмер. — Он ведь тебе брат.
— Он мне не брат, — ответил Годрик, беря её за руку повыше локтя. — Он всего лишь слуга, его дело не молоть языком за столом своего господина, а беспокоиться о безопасности замка. Идём, нам надо засвидетельствовать почтение моей двоюродной тётушке, она настоятельница монастыря и специально приехала на свадьбу, — не дожидаясь ответа, он потащил Эмер за собой.
— Ты слишком груб, — сказала она, пытаясь вырваться, но пальцы у него были, как стальные гвозди — легче отгрызть руку, чем разжать.
— Придётся потерпеть, — последовал ответ.
— Если ты сейчас ведешь себя так, то что же будет ночью, в брачных покоях? — спросила Эмер.
— Ты ждёшь неба в звёздах и неземную сладость? Ведь об этом врут молоденькие дурочки, которых никто никогда не целовал?
— Но я-то к ним не отношусь, — невинно заметила Эмер.
Годрик остановился, как вкопанный.
— Что это значит? — спросил он грозно, и глаза потемнели, как грозовое небо.
— Меня — целовали, — ответила Эмер раздельно. — А что ты так разволновался?
— Кто? — спросил он без обиняков.
— Ты хочешь узнать имя? — Эмер решила подразнить его и тут же пожалела, потому что пальцы Годрика так сжали её плечо, что она подпрыгнула на одной ноге. — Мне больно!
— Кто? — повторил он, сжимая сильнее.
— Да ты! Ты, дуралей!
Он тут же отпустил, и Эмер потёрла занемевшую руку.
— Потом поговорим, — сказал он многообещающе, подводя жену к монахине в белом клобуке, взирающей на мир такими же маленькими и пронзительными глазками, как леди Фледа.
Разговоры, танцы и бесконечные обмены любезностями утомили сильнее, чем двухчасовые упражнения с деревянной палкой вместо меча.
К полуночи Эмер не чувствовала ног, а Годрик подводил её всё к новым и новым гостям, кланялся, представлял жену, приглашал остаться в замке на неделю.
— Как они все поместятся в Дареме? — зашептала Эмер после пятидесятого приглашения. — У тебя большой замок, но его не получится растянуть, как колдовскую перчатку!
— Они и не останутся, — ответил Годрик, — они поедут домой.
— Зачем же тогда приглашаешь?
— Потому что я воспитан при королевском дворе, а не в свинарнике, в отличие от тебя.
Эмер прикусила язык, вспоминая о вилке. Но расправу с мужем нужно было отложить. Ведь пока они находятся в центре всеобщего внимания, и прилюдная потасовка ни к чему хорошему не приведёт.
Когда Годрик вернулся с молодой женой к креслу, Эмер почти рухнула на подушки, вытягивая под столом ноющие ноги.
— Это утомительно, — пожаловалась она.
— Такая верзила — и слабачка, — сказал Годрик презрительно. — Сиди, я поздороваюсь с Беррийскими монахами.
— Ещё и монахи, — застонала Эмер. — Разве им не полагается сидеть в монастыре и избегать светских развлечений?
Годрик не удостоил её ответом и отбыл, а Эмер занялась тем, что пыталась незаметно снять туфли, чтобы дать ступням отдых.
Шарф, покрывавший ее голову, соскользнул, словно его сдернули невидимой рукой, и опустился на каменные плиты.
Маленький паж в красном берете тут же метнулся вперёд и услужливо наклонился.
— Один человек просит вас придти, — сказал он, подавая шарф.
— Какой человек?
— Один человек там, в темноте, — мальчик указал в сторону портика с фонтаном.
— Но кто… — Эмер не успела расспросить дальше, потому что паж убежал, спеша на грозный окрик мажордома.
«Наверное, Тилвин хочет поговорить, — решила Эмер, стараясь незаметно для гостей подняться из-за стола. — Дурак Годрик вёл себя, как мужлан. И ещё мнит себя прекрасновоспитанным! Это он деревенщина, а не я».
Она вышла из зала, с наслаждением вдохнув полной грудью прохладный ночной воздух. В портике факелы были потушены, и только луна, заглядывая между колонн, отражаясь в фонтане, превращала струи из водяных в серебряные.
Эмер оглянулась, но никого не увидела. Тилвин опять осторожничает. А ведь она прямо сказала, что презирает высокородную спесь и не считает хорошим тоном воротить нос от бедного родственника. Она опустила палец в чашу фонтана. Вода была холодная, как лёд, даже кости заломило.
— Вы пришли быстро, это разумно, — раздался сзади голос, который никак не мог принадлежать начальнику стражи из Дарема.
Голос звучал приглушенно, но не вяло, и в нём слышались знакомые нотки, так говорил… так говорили… лорд Саби и его прислужник!
Стремительно развернувшись на каблуках, Эмер чуть не столкнулась с человеком в черном. Ларгель Азо. Первым её желанием было отступить, но она вспомнила, что Роренброки не боятся и самого короля, а значит, бегство ей не пристало. Она расправила плечи и вскинула подбородок так горделиво, словно принимала гостей на пару с королевой.
Ларгель Азо был одного роста с Эмер, и глаза их оказались на одном уровне.
— Я не засвидетельствовал почтение, леди Фламбар, — сказал епископ, буравя Эмер взглядом. — Весьма рад, что в Дареме появилась хозяйка.
Его сухой тон никак не вязался с учтивыми словами. Эмер, неосторожно заглянувшая в глаза епископу, ощутила, как её словно затягивает в омут, и выбраться оттуда нет никакой возможности. Светло-карие глаза загорелись, будто разглядели что-то в глубине сознания девушки, зрачки вдруг вспыхнули приглушенным красным светом, и Эмер слабо вскрикнула, пытаясь закрыться рукой. Точно так же, как лорду Саби, она не могла противиться его помощнику. Только лорд Саби использовал свою силу мягко, исподволь, а тут магическая атака разума была жестокой и разрушительной.
Епископ Ларгель перехватил её запястье и заставил развернуть руку ладонью вверх.
— Я знаю о метке, — сказал он. — Она здесь.
— И чего же хотите теперь? — спросила Эмер, отчаянно храбрясь.
Епископ резко отпустил её, и Эмер поспешила вытереть руку. Ей показалось омерзительным прикосновение чёрного человека. Но на милорда Ларгеля этот жест не произвел впечатления.
— Так чего вы хотите? — опять вопросила девушка.
— Хочу понять, в каких сношениях вы состоите с упырями, — сказал епископ приглушенно и со значением.
Эмер уже была знакома подобная манера разговора. Лорд Саби и его люди говорили так же — негромко, но повергая собеседника в панический ужас.
— Если вы знаете про метку, — сказала она, машинально пряча ладонь, — то должно быть, знаете и о том, что я служу вашему господину. Спросите его об упырях, ибо мне о них ничего не известно.
Красный свет в глазах епископа погас.
— Возможно, вы и правы, — сказал он. — А возможно — лжёте. Как бы там ни было, помните, что я слежу за каждым вашим шагом.
Он приблизил лицо так близко к лицу Эмер, что она смогла разглядеть красные прожилки на глазных яблоках. В глубине зрачков плясали красноватые сполохи — словно огненные змеи вертелись в бешеном танце.
— Я был против, когда милорд Саби выбрал вас в жёны Фламбару, — сказал он приглушенно. — Вы мне не нравитесь. И я вам не нравлюсь. Вас коробит, когда вы смотрите на меня.