— Вы не поняли? Я — хозяйка Дарема, — вспылила Эмер. — Это мой замок и мой собор! Немедленно откройте!

— Сожалею, миледи, — ответил ей старший из послушников, не выказав ни страха, ни сомнений. — Церковь находится в ведении епископа, и я подчиняюсь только ему.

— Чурбан! — пробормотала Эмер, после того, как потратила четверть часа и поняла, что бессильна. Она удалилась, собрав остатки благородного достоинства, и злясь на пустоголовых фанатиков, которых по недоразумению пропустили в замок.

Чтобы успокоить вскипевшую кровь, Эмер вышла на замковую стену, но сегодня вместо Тилвина обход совершал сэр Рено, и поболтать с начальником стражи ей не удалось. Стало совсем грустно, и она занялась тем, что швыряла камни, стараясь попасть по медным щитам.

Колокол в соборе пробил два часа по полудни, и взгляд Эмер скользнул по стене собора, мимо бойниц в церковной башне. И тут же камни и щиты были забыты. Если ее не пускают через главный вход в собор, то никто не помешает перелезть через стену, пройти по карнизу, залезть в бойницу и… помолиться вдосталь. Несомненно, святая Медана оценит такое усердие и поможет охотнее.

Придумано — сделано. Эмер огляделась, убедившись, что нет свидетелей ее религиозному рвению, подобрала юбки и в мгновение ока перемахнула стену. Балансируя и стараясь не смотреть вниз, девушка мелкими шажками двинулась по кирпичному карнизу. Кирпичи карниза были шириной в две ладони — как раз поставить ногу на носок. Благополучно добравшись до окна, Эмер вскарабкалась на подоконник и спрыгнула внутрь.

После света и жары снаружи, в соборе было прохладно и сумрачно. Эмер немного постояла, привыкая к полумраку, и хотела пройти до алтаря, но тут же спряталась за колонну, стараясь дышать тише и реже. Потому что у алтаря застыла долговязая фигура епископа Ларгеля.

«Яркое пламя! Только бы не заметил!» — горячо взмолилась Эмер и на цыпочках двинулась к окну, чтобы убраться вон тем же путем, что пришла. Но не успела она сделать и трёх шагов, как странные звуки остановили её, и она оглянулась, потрясённая.

Ларгель Азо плакал. Жестокий епископ, отправивший на тот свет сотни колдунов, ведьм, упырей и невинных мужчин и женщин (а Эмер была уверена, что большинство из них были невиновны, потому как не может Эстландия вся кишеть нечистью и еретиками), сейчас плакал, как самый обычный человек.

Он встал на колени, прислонившись головой к изножью саркофага с мощами святой Меданы, и под куполом собора раздавались, преумноженные эхом, его рыдания, которые он с трудом пытался сдержать.

Эмер с ужасом и брезгливостью смотрела, как жестокий Ларгель тычется лицом в золотую ковку и драгоценные камни, и рукавом утирает слезы, и закусывает руку в перчатке, в порыве бессильного отчаяния. Вдруг он вскочил и принялся пылко целовать крышку саркофага, прижимаясь к ней, оглаживая, и поднимаясь от изножья выше и выше. Это было так страстно, так потаённо и… так походило на действия любовника у постели возлюбленной, что Эмер снова спряталась за колонну, не находя сил уйти, но и не имея сил смотреть дальше.

Значит, и у епископа, давшего слово хранить телесное целомудрие, есть греховные тайны? Зачем ему молиться святой, которая помогает в любви? Неужели он влюблен и молит, чтобы возлюбленная ответила взаимностью? Но это ведь — самый страшный грех, который яркое пламя не простит.

— Кто это здесь? — раздался страшный приглушенный голос возле самого ее уха.

Эмер испуганно пискнула, застигнутая врасплох. Рядом с ней стоял Ларгель Азо и взгляд его не предвещал ничего хорошего.

— Умеете же вы подкрадываться незаметно, — сказала Эмер, дрогнув.

— Да и вы в этом преуспели, леди Шпионка, — ответил епископ. — Разве вам не сказали, что в этот час вход в церковь закрыт?

— Это моя церковь, прихожу сюда, когда вздумается…

— Это моя церковь. И я запрещаю вам нарушать мои распоряжения. Подумайте на досуге своей хорошенькой головкой, — он совершенно неуважительно ткнул ее в лоб, отчего голова Эмер мотнулась, и девушка ударилась затылком о колонну, — подумайте, что здесь вы все в моей власти. Я искореню все грехи под этими сводами

— Лучше подумайте, как замолить собственные грехи, — отрезала Эмер, потирая затылок. — О чем вы просили святую Медану? Чтобы позволила вам познать понравившуюся ведьму прежде, чем приговорите ее к сожжению?

В следующую секунду она лежала спиной на подоконнике, с которого только что спрыгнула, а Ларгель держал ее за горло мертвой хваткой, медленно, но неумолимо выталкивая из окна. Эмер вцепилась в крепкие пальцы, пытаясь освободиться, перед глазами от недостатка воздуха поплыли радужные круги.

— Вы видели слишком много, леди Фламбар, — по-змеиному зашипел епископ. — Слишком много, чтобы позволить вам и дальше болтать. Что может помешать мне выкинуть вас из этого окна? Там внизу камни, они примут вашу пустую рыжую головку в свои холодные объятия… Немного крови, немного сожалений, и вы займете достойное место в склепе этого собора. Вам нравится такой исход?

Он еще поднажал, и ноги Эмер оторвались от пола, а сама она вцепилась в сутану епископа.

— Не сделаете этого… — прохрипела Эмер.

— Что же может мне помешать? — повторил Ларгель, и в глубине его зрачков вспыхнули алые огоньки.

— Желали бы сбросить — уже бы сбросили…

Хватка на горле тут же ослабла, и девушка, отчаянно кашляя, сползла на пол, вжимаясь в стену.

Епископ стоял перед ней — высокий, худой, как аскет, в черной сутане, делающей его еще тоньше и выше.

— Итак, что вы здесь делали? — спросил он. — Шпионили уже за мной?

— Пришла помолиться.

— Какая необыкновенная набожность. Не замечал в вас раньше такого рвения. Зачем вы лжете?

— Я не лгу. А вы не смеете вести себя так со мной, — тихо сказала Эмер, — я — хозяйка Дарема, и я выполнила приказ тайного лорда.

— Вы его еще не выполнили.

Он наклонился, и Эмер, ощутив знакомую боль, охватившую ладонь, почти закричала:

— Довольно! Довольно! Я все сделала, у него нет клейма!

Боль сразу утихла, и епископ отошел на несколько шагов. Встал у окна и подпер рукой в черной перчатке подбородок.

— Продолжайте, леди Фламбар.

— У него нет клейма мятежника, — торопливо заговорила Эмер. — Вообще ничего, только родимое пятно в паху, слева, в виде летящей чайки.

— Вы говорите правду?

— Проверьте сами, если не верите.

Ларгель хмыкнул:

— Изволите дерзить?

— Вы узнали, что вам нужно. Годрик — не предатель. Теперь дайте нам жить спокойно. Вы же не хотите… — она медленно подняла взгляд на Ларгеля, — чтобы в Дареме узнали о вашей страсти?

Но Ларгель достойно принял удар, даже не изменившись в лице.

— Вы не только шпионка, но и шантажистка? — спросил он нарочито учтиво. — Решили запугать меня? Меня — который не боялся десятка упырей, жаждущих человечьей крови? О чем вы думали, когда произносили такую крамолу?

— О счастье, — твердо сказала Эмер. — О счастье моем и моего мужа.

— Значит, милорд Саби был прав. Фламбар вам так дорог?

— Он мой муж.

— Какой уклончивый ответ, — епископ задумчиво теребил подбородок, разглядывая Эмер, все еще сидевшую на полу. — Но если он вам так дорог, что вы решились угрожать Ларгелю Азо, подумайте, что будет, намекни я вашему супругу, что он женился на шпионке, которая должна была раздеть его, и которой пообещали Дарем, если она найдет подтверждение его связи с мятежниками?

Эмер не отвела глаз, хотя грудь сковал ледяной страх. Что будет? Да уж точно не похвалит.

— Вы испугались, — правильно истолковал ее молчание епископ. — Поэтому лучше бы вам закрыть рот и перестать болтать о том, чего не понимаете.

— Можете спать спокойно, я уже обо всем забыла.

— Надеюсь на это.

Эмер встала, хотя ноги отчаянно дрожали, и принялась поправлять платье, смятое во время борьбы. Епископ следил за ней внимательно, хотя без особого интереса.

— Можете выйти как полагается всем добрым людям, не через окно, — любезно предложил он.