— Оу. Понятно. Его зовут…?

— Джексон Ледбеттер. Он из Бостона.

— Мистер Ледбеттер будет свободен для нашей встречи?

— Я проверю его график работы.

— Я бы хотела, чтобы он присутствовал, если возможно.

— Ладно.

— Это не состязательный процесс, мистер Кантрелл. Надеюсь, вы это понимаете. Мне нужно удостовериться в благополучии вашего ребёнка. Это моя работа.

— Хорошо.

— Если в доме ничего не происходит, то вам не о чем переживать.

— Ничего не происходит, — заверил её я.

— Тогда всё должно быть в порядке. Увидимся завтра в полдень?

— Конечно.

— А теперь, пожалуйста, постарайтесь соблюсти нашу договорённость, мистер Кантрелл. Я приведу с собой переводчика для людей с нарушением слуха, потому что понимаю, что у вашего сына нарушение слуха. Это верно?

— Да, это так, — сказал я.

— Завтра в полдень?

— Ладно.

Я положил телефон на стол и пялился на него несколько долгих мгновений, чувствуя, будто на мне только что использовали запрещённый приём.

ДСО?

Какого чёрта?

Почему так много вилок? — спросил Ной, с опаской глядя на элегантно накрытый стол перед нами.

Не знаю, — признался я. — Думаю, нужно положить салфетку на колени. Просто старайся делать то, что делает папа.

Он недовольно нахмурился. С тех пор, как я сообщил ему новости о втором году в пятом классе, его настроение стало чёрным как ночь.

Официант достал охлаждённую бутылку вина — или шампанского, или что это было — из ведёрка со льдом, и на мгновение я подумал, что нахожусь на съёмках «Аббатства Даунтон». Это было не «Аббатство Даунтон», конечно, но намного хуже: это было «Френелли» в центре Тупело в пятницу вечером, когда лето набирало обороты, и на территорию готовилась надвинуться волна жестокой погоды.

— Здесь так мило. Вы должны приходить сюда чаще, — сказала Джексону миссис Ледбеттер.

— Ну уж нет, — произнёс Джексон.

— Ты и правда то, что ты ешь, — отметила она.

— Что делает меня гигантской сырной запеканкой, — сказал я.

Миссис Ледбеттер резко посмотрела на меня и неуверенно улыбнулась.

— Когда ты не знаешь, куда идёшь, Вайлис, любая дорога приведёт тебя туда.

— Вы предполагаете, что в моей жизни нет направления? — спросил я.

— Значит, ты не совсем глуп, — сказала она, выглядывая из-за своего меню. — Но не переживай. Если медуза может выжить шестьсот пятьдесят миллионов лет без мозгов, уверена, ты отлично справишься.

— Мама! — со злостью произнёс Джексон.

— Ну, Джеки, единственный способ для него стать умнее — если он умрёт и вернётся в виде томата в горшке. Когда я прошу его произнести Миссисипи по буквам, он хочет знать, имею ли я в виду реку или штат. Затем он хочет знать, нужно ли восемнадцать месяцев, чтобы родить близнецов, или хватит просто девяти.

— Неправда! — возмущённо произнёс я, заглатывая наживку. Если бы был вежливый способ на людях выбить дерьмо из пожилой женщины, я бы сделал это.

— Самым быстрым способом стереть безграмотность было бы поджечь всех этих южан, — добавила она.

— Он не тупой, мама! — сказал Джексон.

— Он не может сам себя защитить? — поинтересовалась она.

Их взгляды обратились ко мне.

Миссис Ледбеттер сделала долгую затяжку своей электронной сигареты, глядя на меня с напускной скромностью. “Подойди и возьми, — говорили её глаза. — Срази меня своим лучшим выстрелом, мистер Мужик!

— Знаете, — сказал я, — есть один аспект в консервативном христианстве, с которым я вполне согласен. Женщина, по словам Святого Павла в Библии, должна держать свой рот на замке. До тех пор, конечно, пока мужчине не нужно девать куда-то свой член.

Эти слова встретила напряжённая, достаточно неуютная тишина. Глаза мистера Ледбеттера расширились. Джексон, казалось, был в ужасе. Официант, разливающий вино, довольно драматично остановился. Но миссис Ледбеттер взорвалась искренним приступом хохота.

— Очень хорошо, Вайли, — сказала она, кивая и указывая на меня своей электронной сигаретой. — Хорошо сработано! Люблю мужчин, у которых есть яйца. Это так освежает, особенно в присутствующей компании.

Она переключила своё внимание на официанта, на её лице с тяжёлым макияжем появилось нетерпеливое выражение.

— Могу я тебе кое в чём признаться, дорогуша? — спросила она его, задрав подбородок. — Это ваше меню… всё выглядит как абсолютная дрянь. В смысле, честно, сколько пар туфлей вам пришлось соскрести, чтобы придумать эту чепуху?

Официант, молодой мужчина с преждевременно редеющими волосами, выглядел довольно растерянным.

— Вы сделаете даме одолжение и просто выберете для меня что-нибудь? Хорошо, дорогуша? Что угодно, что бы вы порекомендовали? И, надеюсь, это будет что-то, что не потребует поездки в больницу скорой помощи. Не упоминая о провождении всей ночи в уборной. И я не хочу, чтобы это жарили в слое жира в семьдесят сантиметров, будь так добр. И ничего, что мертво уже больше трёх лет. Мне нравятся свежие вещи. Еда здесь свежа в разумных пределах, верно? Ничего, что привезли из Монголии? Ничего, что заказали на еВау и прислали по почте США? И ничего, что достали из канавы? И, пожалуйста, никаких белок. Никакого паштета из опоссумов или чего-то ещё в таком роде. Я прошу слишком многого, дорогой?

— Вовсе нет, — нервно произнёс официант, бегло записывая что-то в свой блокнот. — Может быть, салат?

— Да, думаю, это было бы мудро.

— Ты слишком придирчива, — сказал мистер Ледбеттер.

— Я плачу хорошие деньги не для того, чтобы есть дрянь, — резко сказала она.

— И, я полагаю, еда на вкус лучше, когда приправлена слезами официанта, — сказал я.

— Он мужчина, — отмахнулась она. — А единственный мужчина, которого я когда-либо знала, которого на самом деле волновало что-то помимо бейсбола и сисек Анджелины Джоли, недавно сменил пол и теперь известен как Дороти.

— Кастрировали ещё одного мужчину, понятно, — отозвался мистер Ледбеттер.

— Мир полон мужчин, которые не знают, что делать со своими яйцами, — ответила она.

— Пожалуйста, ребята, вы не могли бы сейчас этого не делать? — спросил Джексон.

— Не делать чего, дорогой? — спросила миссис Ледбеттер. — Ох, я забыла. Любое обсуждение, которое включает в себя яйца, заставляет тебя нервничать, да, дорогой?

Джексон нахмурился.

— Конечно, — продолжала миссис Ледбеттер, — мужчина с яйцами выдержал бы медицинскую школу и стал бы врачом. Но ты медбрат. Как замечательно! Я никогда не забуду своего великого счастья, когда мой единственный сын пришёл однажды домой и сказал, что хочет быть медбратом. Я так гордилась! Мой сын — медбрат!

— Мама, пожалуйста, — отчаянно произнёс Джексон.

— Ты хотела, чтобы он был врачом, — отметил мистер Ледбеттер. — Он этого никогда не хотел.

— Врачи всегда зарабатывают намного больше денег.

— Деньги не всё, — сказал мистер Ледбеттер.

— Но они могут купить всё, — парировала она. — Не так ли, Вайлис?

— Меня зовут Вилли! — огрызнулся я.

— Ты говоришь так, будто это имеет значение.

— Это имеет значение.

— На самом деле, я использую прозвища для всех своих друзей. Но ещё не совсем решила, какое будет у тебя. Вайли — очевидный выбор, ведь это похоже на эвфемизм к пенису, что, кажется, будет всем, что тебе достанется, судя по тому, что я вижу. И это должен быть очень большой пенис. Как я понимаю, Джексон поклонник таких.

— Прошу прощения?

— Я бы предпочла для тебя что-нибудь более цветное, — продолжала она. — Конечно, для этого я уже выбрала прозвище.

— Этого? — произнёс я.

— Твоего отродья, — сказала она, искоса бросая взгляд на Ноя. — Думаю, я просто буду звать его Боб.

— Боб?

— Как Боб Марли, дорогуша. Ну, знаешь. Мёртвый мужчина с дредами. Много курил в своё время.

— Мне нравится его причёска, — сказал я, глядя на африканские косички Ноя.